Вот что, перебил Олег. Вытащил из карандашницы листочек для записей. Набросал пару предложений. Вернул на руководящий стол. Со мной девушка, геолог. Когда подтвердят насчёт самолёта, пусть нам передадут так, как здесь написано, по тексту. Сделаешь?
По лицу его скользнул весёлый лучик.
Блажен, кто верует, раздалось вслед.
В ожидании ответа из министерства Бероев решил прогуляться к морю. Виталина, боявшаяся оказаться брошенной, вызвалась составить ему компанию.
Прогуливаясь мимо притопленной баржи, они вышли к скалам, о которые где-то внизу, в тумане, билось с рёвом Карское море. Истошно орали невидимые чайки.
По-моему, нам здорово повезло. Нежданно-негаданно ещё одно море увидели, порадовался Олег.
Это называется повезло? Виталина шла, вцепившись в спутника. Легкомысленные туфельки она сменила на замшевые сапоги с каблуком пониже и потолще. Но и он то и дело подворачивался, то попадая меж камней, то застревая во мху.
Конечно. Садись на скалы да грейся себе на полярном солнышке.
Солнышко ты где разглядел? Виталина подрагивала под студёными порывами ветра. В самом деле, они оказались посреди сплошного марева, так что свинцовая кромка меж небом и морем была едва различима. Да и скалы будто парили в промозглом воздухе. Господи! Как же здесь люди-то живут?
И здесь живут, и на Тикси живут. А геологи мало этого ещё и по тайге шастают.
Девушку перетряхнуло.
А вот ещё полюбуйся образчик наскальной надписи. Бероев подкрутил бинокль, протянул попутчице. Должно быть, от первобытных предков осталась.
На крутой базальтовой скале вкривь шла выведенная жёлтыми буквищами надпись: «Паскудина ты, Амдерма! Чтоб тебе» Похабная часть утянулась за поворот скалы.
Хамьё и быдло! процедила Виталина. Скажи ему на скалу просто так залезть передрейфит. А вот чтоб похабень по себе оставить, чем угодно рискнёт.
Проходивший мимо лесовик-трёхтысячник протяжно прогудел.
Кому это он? заинтересовалась Виталина.
Так отдают гудок по погибшим кораблям.
Виталина поднялась.
Знобит что-то. Как думаешь, может, хоть в Москву назад отправят Никак к нам?
В ватнике, наброшенном на китель, к ним спешил взъерошенный начальник аэропорта.
Кто из вас геолог Ташевич? вопросил он.
Виталина, переменившись в лице, кивнула.
Для вас сообщение. Завтра утром прибудет самолёт, чтоб перевести вас на Тикси.
Совершенно ошеломлённая Виталина сглотнула.
А кто приказал? выговорила она.
Команда из Москвы, уклонился от ответа начальник аэропорта. Припал к уху Бероева. А ты силён. Сам замминистра распорядился борт изыскать Ну, побежал! Попутчиков вам пошукаю.
С озабоченным видом, выдирая микропорки из клейкой грязи, он поспешил вперёд.
Виталина с гордым видом обернулась к Бероеву. Показала язык.
Надо же, как любит. Она озадаченно повела головкой.
На другое утро, 18 июля, самолёт Ил-14 стартовал на военный аэродром Тикси.
Едва взлетели, Бероев показал вниз, на скалу, на которой сидели накануне.
Из-под воды торчали проржавелые обломки затонувшего на рифах буксира. Выше, на скале, крупными жёлтыми буквами были выведены фамилии, с одной и той же датой смерти.
Похоже, надпись оставили те немногие, кто выжил, догадался Бероев. Виталина зябко поёжилась.
Причудливо арктическое лето. Взлетели из Амдермы в сплошном свинце.
По соседству в Тикси приземлились при штилевом море и под палящим солнцем. Даже символ порта каменный, промёрзший насквозь якорь, казалось, отогревается в тепле. На рейде красовались океанские корабли ледокол привёл первый караван.
Возле двухэтажного здания гостиницы «Маяк» на вытоптанной площадке рубились через сетку в волейбол. Совсем как в июльской Москве в кедах, плавках и маечках.
Игроки, бросив игру, сгрудились, разглядывая жидкую цепочку прилетевших. При виде статной, броской Виталины волейболисты оживились, приосанились. Замахали приглашающе. Виталина закивала в ответ.
Усталая, помятая администраторша гостиницы долго водила пальцем по списку подлежащих размещению.
Нету, посочувствовала она. Экспедиция Шпаро есть. Вот до мыса Челюскин полетят. А остальные Так, должно быть, вам в общежитие надо! сообразила она. Здесь только которые по спискам. А туда всех подешевле селят.
Впрочем, удостоверение кинооператора подействовало безотказно: на Бероева и Виталину выделили по койке в двухместных номерах мужском и женском.
А когда Олег пустил в ход особый аргумент буклет с актёрами «Мосфильма», в загашнике обнаружился одноместный номер. Виталина встревожилась.
Забирай себе, не споря, отдал Олег. Мне всё равно по делам бегать. Придётся пропавшую экспедицию разыскивать.
Обрадованная Виталина подхватила рюкзак:
А я в волейбол пока поиграю. Старые кости разомну.
Дурёха разудало подмигнула сорокапятилетней администраторше. И та, помрачневшая, отвела глаза, пожалев о напрасно отданном резерве.
Бероев наскоро помылся под прохладным душем, натянул свежую рубашку.
Уложился он в какие-то двадцать минут. Но когда вышел из гостиницы, Виталина уже варилась в волейбольной гуще в раздельном купальничке она распоряжалась своей мужской командой. Все мячи летели в неё, и она азартно принимала, подпрыгивая. При каждом прыжке полные груди аппетитно колыхались.
На пустовавшей прежде судейской вышке разместился бритоголовый мужчина с раскрасневшимся под полярным солнцем лицом. На вышку он забрался, должно быть, судить. Но, засмотревшись на прыжки Виталины, то и дело забывал объявить счёт.
Посёлок Тикси казался вымершим. Как всякий арктический посёлок, разнообразием архитектуры не баловал.
По центру, как положено, заасфальтированный пятачок с традиционным Лениным перед зданием советско-партийных органов и выцветшим плакатом на фасаде «Никто не забыт, ничто не забыто. 19411945», за ним Управление флотом Тиксинского морского порта градообразующее сердце всего посёлка.
Далее Бероев, справляясь у редких прохожих, свернул на улицу Севморпути.
Идти пришлось вдоль двухэтажных домов: ядовито-жёлтых и ярко-синих, стоящих на подзатопленных сваях. Как успел узнать Олег, в яркие цвета дома красят, чтобы зимой, в пургу, легче было различить собственный дом. А для верности и верёвки меж ними протягивают. Впрочем, красили, похоже, давным-давно, потому что штукатурка слезала по стенам хлопьями, будто старая змеиная кожа. Зато перед домами чья-то истомившаяся по красоте рука посадила низкорослые ивовые кустарнички вперемежку с жёлтым мытником.
А вот за следующим поворотом следов человеческой заботы не оказалось вовсе. У покосившихся заборов были навалены кучи слежалого мусора и грязно-серые ломти льда. Лёд в летней Арктике тает со скоростью три сантиметра в сутки и растаять полностью до новых морозов не успевает.
Исчезла и улица. То есть градостроительные границы её, обозначенные столбами, сохранялись. Но идти приходилось по самой серёдке, балансируя по дорожке из перевёрнутых ящиков, кирпичей и досок. Причудливую конструкцию проложили поверх слякоти, проступившей из вечной мерзлоты.
Бероев уж отчаялся разыскать здание общежития, когда при очередном повороте упёрся в дощатый барак, правая, покосившаяся сторона которого зияла гнилыми, без стёкол рамами. Зато над уцелевшей частью красовалась крупная, под стеклом табличка «Общежитие Управления флотом ТМП». Внутри тёмного коридора потянуло запахом плесени и сыростью.
Коридор пустовал. Но в ближайшей от входа большой, на десяток панцирных коек, комнате сбились люди в свитерах и штормовках.
На скрип двери обернулись.