Рыжая подруга Кеми тоже, похоже, не прочь сбежать, но ей не хватает смелости. Я награждаю ее скорбной улыбкой.
Как я погляжу, здесь молятся?
Знакомый голос заставляет меня вскинуть бровь. Я оглядываюсь, сердце бьется с утроенной скоростью. В двери высится тетя Дебби собственной персоной.
Функе, что у тебя с пунктуальностью? Одна моя мамаша продолжает называть свою младшую сестру ее африканским именем. Разве в приглашении, которое я тебе вручила, не написано черным по белому «два часа дня»? По тебе можно сверять африканские часы!
Тетя Дебби с досадой фыркает и снимает с толстого носа огромные темные очки Chanel.
Между прочим, Толу, я живу неблизко, в Хэмпстеде.
Вся комната хихикает, я борюсь с побуждением закатить глаза. Да, тетушка, всем известно, что вы с мужем заработали уйму денег, умело вкладывая деньги, необязательно все время об этом напоминать.
Поездка заняла более часа, сообщает она, тщательно изображая «британский» акцент. Он у нее как пальто: хочет наденет, хочет снимет. Да, чуть не забыла Она складывает очки и вешает их в вырезе шелковой белой блузки. Моему «Порше» здесь ничего не угрожает?
У мамы отваливается челюсть, Биг Мама скалит белоснежные зубы.
Не тревожься, Дебби, Пекхэм нынче уже не тот, что прежде, говорит высоким фальцетом тетя Блессинг, старшая из трех сестер. В отличие от мамы и от тети Дебби, у тети Блессинг выговор дикторши Би-би-си, приобретенный за тридцать с лишним лет работы барристером. Это место существенно облагородилось.
Облаго что?.. недоуменно бормочет моя матушка.
Кеми вмешивается, чтобы не позволить им вступить в спор:
Кажется, мама, ты хотела помолиться за Инку? Она складывает руки на огромном животе и кивает тете Дебби. Не беспокойся, тетушка, никто твою машину не тронет. Мы с Уче живем здесь уже почти год, и на наш «Форд Фиесту» ни разу никто не покусился.
Кто позарится на такое ладно, неважно. Я хочу помолиться, Тулу. От этих слов тети Дебби у меня сводит живот. Нам всем полезно сменить тон. И потом, я опоздала. Она ерошит себе парик. Помолиться за племянницу наименьшее, что я могу сделать.
Она адресует мне широкую улыбку, я в ответ улыбаюсь одними уголками рта.
«Не воображай, что я забыла, что ты натворила на свадьбе у Кеми» думаю я, глядя, как она молитвенно жмурит глаза.
Боже милостивый, благодарим Тебя за старшую дочь Тулы, Инку Беатрис Оладежи.
Женщина справа выдергивает свою руку из моей.
Простите шепчу я, решив, что сделала ей больно.
Благодарим Тебя за замечательную работу, которой Ты наделил Инку, за дом, купленный ею несколько лет назад. Она пример для подражания, она многого достигла.
Я расправляю сгорбленные плечи. Что ж, пока что неплохо!
Великий Боже, продолжает она, начинается новый год
Новый год, повторяет за ней мама.
В Библии сказано, что для Тебя нет ничего невозможного
О да, великий Боже! подхватывает мама.
Памятуя об этом, молю Тебя, Господи, чтобы в этом году Инка нашла себе мужа.
С какой ста?
Я таращусь на тетю Дебби, сделавшую короткую паузу, чтобы все произнесли «аминь». Моя мать и Биг Мама молятся гораздо громче остальных, воздевая руки к потолку, словно оттуда в любой момент может свалиться мой муженек.
Я скрежещу зубами.
Господи, не унимается тетя Дебби, Инке уже тридцать два
Тридцать один, шепотом поправляю я ее.
Нет ни одной причины, по которой женщина ее масштаба вынуждена была бы оставаться одинокой.
Боже сохрани! подхватывает мама.
Как Ты даровал мужа Кеми, так же даруй мужа Инке. Не тяни с этим благословением. Даруй его уже в этом году.
Звонче всех других произносят «аминь» две «тетушки», стоящие у дивана: одна ревностно трясет головой, другая неслышно произносит собственную молитву. Некоторые подруги Кеми сдерживаются из последних сил, чтобы не захохотать, но у одной не получается, и она фыркает.
Я трижды глубоко вздыхаю, чтобы сохранить спокойствие.
Извини, произносит Кеми одними губами, с жалостливым выражением лица к этому я в последнее время привыкла.
«Ты не виновата, хочу я ей сказать. Ты всего лишь полюбила знакомого по университету и в двадцать пять лет вышла за него замуж. Впрочем, на меня так сильно не давили бы, если бы ты не забеременела в ваш медовый месяц в Коста-Рике, а подождала бы годик-другой. Что ж, любой находит любовь в свой срок, просто твой наступил раньше моего. Мое время тоже придет, я точно это знаю».
Я пытаюсь донести все эти ценные мысли до Кеми способом телепатии, но тут снова раздается голос тети Дебби:
Господи, даруй Инке хорошего, доброго «хуз-банд» Богобоязненного, высокого роста, образованного
Вот и хорошо, помолимся именем Иисуса, аминь! Так пытается поставить точку в молебне тетя Блессинг, и мне очень хочется броситься ей на шею.
Но тетя Дебби намеков не понимает и не желает униматься. Она вроде бы умолкает, воздев плотно зажмуренные глаза к потолку, но это молчание настолько невыносимо, что некоторые подружки Кеми ерзают на месте.
Господи всемогущий! провозглашает она наконец, простирая руку, как она делает в нашей церкви Всеобщего Радушия, когда улавливает дуновение Святого Духа. Сотвори то, что под силу Тебе одному! Изреки Свое слово, Отец небесный! Помолимся именем Иисуса, аминь.
Все дружно, с широко раскрытыми глазами, повторяют за ней «аминь». На кого они при этом, спрашивается, глазеют? Естественно, на меня. У рыжеволосой особы такой вид, словно она сейчас разрыдается, другая подруга Кеми бормочет: «Это ж надо!..» Две тетушки, опирающиеся своими колоссальными тылами на диван, самозабвенно поют: «Аминь ни оруко Иесу!» При моем примитивном знании языка йоруба это даже мне под силу перевести: «Аминь во имя Иисуса!» вот что это значит. Моя матушка явно подражает восторженной героине из «Рафики»[1], а тетя Дебби тетя Дебби донельзя довольна собой.
Жаль, что я не умею проходить сквозь стены. Ужасно хочу смыться, но нет, нельзя дать деру, когда все на тебя смотрят. На мое счастье, снова начинает играть музыка, и в центр комнаты перемещается тетя Блессинг.
Разве не веселая вечеринка? спрашивает она, мотая головой из стороны в сторону. Чего застыли? Мне что, одной перед вами выплясывать? Она стаскивает со стула Кеми, вертит ее, выделывая невесть что бедрами.
Эге-гей, эге-гей! Она пытается танцевать так, как раньше танцевала Кеми; вступает хор, и подруги Кеми дружно торопятся в центр комнаты. Их завывания на пиджин-инглиш имеют мало общего с текстом песенки, ягодицы у каждой ходят ходуном в индивидуальном ритме. Я тяжело вздыхаю за последний час я сильно утомилась вздыхать.
Хорошо хоть то, что теперь всем не до меня: я пулей вылетаю из гостиной и бегу вверх по лестнице. Заберу из комнаты Кеми свой жакет и все, можно сматываться.
О!.. Я замираю в двери, стараясь справиться с сердцебиением. Не ожидала застать здесь тебя.
Моя кузина Ола стоит на коленях перед Дэниэлом, своим младшеньким.
Привет. Она возится с подгузниками и не смотрит на меня. Я пришла вместе с матерью. Дэниэлу пора переодеться.
Дэниэл пищит и сучит пухлыми ножками. Я любуюсь очаровательным малышом, потом спохватываюсь и подступаю к горе одежды. Только не потерять драгоценное время!
Рейчел здесь? А Нана? спрашивает Ола. Как я погляжу, она в очередной раз поменяла прическу. Когда мы шатались по магазинам во второй день Рождества с ней, Рейчел и Наной, на ней был длинный черный парик. Сколько времени прошло две недели? Тогда это было нечто в бразильском стиле. Сама я никогда не напяливаю парики, поэтому не очень в них разбираюсь. Теперь на Оле нечто волнистое, золотистое, почти до пояса. Косметика, правда, прежняя: много тонального крема, румяна, накладные ресницы. Дня не проходит, чтобы Ола не позаботилась о своей мордашке.