Да, Глеб, через час с Сенной уходит дилижанс на Москву, рассеянно ответил Мицкевич, снова нетерпеливо глянув в окно, бросил шляпу на укладку рядом с Глебом, привычным движением взбил пышные бакенбарды. Наконец-то уеду из этого инеистого Вавилона
А едете-то?.. Невзорович не договорил.
В Одессу еду, прерывисто вздохнул Мицкевич. Не в Вильно и не в Варшаву, увы. Новая служба
Служба? приподнял брови Глеб. Спустил, наконец, ноги с укладки, понимая, что всё равно сейчас придётся собираться собственно и ночевать-то вчера остался именно для того, чтобы пана Адама проводить.
Да, по тонким губам Мицкевича промелькнула едва заметная усмешка. Профессором словесности в лицее Ришелье. В Одессе сейчас довольно много поляков и литвы
Оборвав сам себя, он повернулся к столу, несколько мгновений разглядывал в беспорядке разбросанные бумаги печатные и рукописные, гербовые и простые, в пометках, помарках, и исписанные убористым летящим почерком, потом наугад, но точно выдернул из кипы бумаг тонкий кожаный бювар. Скривил губы:
Так и знал, что обязательно что-нибудь останется. А в кофрах уже свободного места и не осталось он помедлил мгновение и протянул бювар Невзоровичу. Возьмите, Глеб. Это подарок.
Бювар был хорош. Жёлтая тиснёная кожа, серебряные оковки по углам, серебряные же монограммы, гнёзда для карандашей и перьев, просторный карман для блокнота.
А вы так и не ответили мне, прервал вдруг Мицкевич благодарности Глеба, и кадет, подняв голову, наткнулся вдруг на пристальный цепкий взгляд поэта.
А о языке? удивился Невзорович. Так это просто. Батюшка мой, да и опекун тоже, смирились с властью царя и считали, что шляхтич должен знать государственный язык империи. Отец нанял для меня учителя, а потом, когда отец он помедлил мгновение, потом договорил, потом пан Довконт продлил договор с учителем.
Разговор становился малоприятным, равно как и взгляд Мицкевича, но в этот миг дверь отворилась и перед взглядами пана Адама и Глеба вновь возникла кудлатая голова Юзека:
Пан Адам, всё готово.
А да, спохватился Мицкевич. Собирайся, Юзек. Через полчаса ты должен быть готов к выходу.
Повернувшись к Глебу, он пояснил:
Не оскорбляйтесь моим недоверием, пан Глеб, он нервически передёрнул плечами, словно озяб от сочащегося из отворённой форточки холода. Просто странно это. Редко какой шляхтич из Литвы едет учиться в царское военное заведение. Редко кто из шляхты знает и русский язык. И потом, я ведь имел самое прямое отношение к делу филаретов, а вас, тем не менее, не помню
Подозреваете, что я к вам приставлен надзирать? понял Глеб и обиженно шмыгнул носом.
Уже нет, покачал головой Мицкевич. Вы уже достаточно объяснили все мои недоумения.
Невзорович сбросил бабуши и решительно сунул ноги в штиблети, ощутив сквозь чулки едва заметную сырость, чуть передёрнул плечами, предчувствуя зимнюю улицу.
Не спешите, пан Глеб, Мицкевич словно видел его насквозь, и всего парой слов способен был пригасить любые обиды. Всё равно Юзек ещё не готов выходить. И потом, проводить меня должен прийти ещё один человек. Я хочу вас познакомить, хотя, вы, возможно, друг друга знаете и так.
Едва он договорил, как по всему парадному раскатился гулкий и частый стук дверного молотка и почти сразу же Юзек выскочил за дверь на лестницу.
О, а вот и он, должно быть, оживился поэт, поворачиваясь к двери. Стук, между тем, прекратился, и скоро стали слышны шаги по лестнице, а потом через услужливо отворённую Юзеком дверь в прихожую проник юноша (самое большее, лет на пять старше Глеба) в тёмно-сером рединготе, под которой можно было видеть сюртук цвета слоновой кости. Сбитый на затылок чёрный боливар и монокль на тонкой цепочке.
А, вот и вы, друг мой, радушно приветствовал его Мицкевич, протягивая руку.
Обнявшись с поэтом, новый гость мельком бросил взгляд на Невзоровича, зацепился взглядом за мундир Корпуса и нахмурился. Глянул настороженно.
Знакомьтесь, господа, пан Адам широко повёл рукой в сторону Глеба. Глеб Невзорович, кадет Морского корпуса, шляхтич Витебской губернии. Габриель Кароляк, шляхтич Виленской губернии.
Невзорович? взгляд Габриеля стал ещё менее приветливым. Я знал Невзоровичей пана Станислава и пана Ксаверия
Это мой отец и мой старший брат, ухватив в словах Кароляка паузу, кивнул Глеб. Я тоже слышал о Кароляках они родня Виткевичам
Верно, снисходительно согласился Габриэль. Мой отец и пан Викторин были женаты на родных сестрах
Так вы, ваша милость, стало быть, кузен Янека Виткевича, Валленрода? удивился и обрадовался Невзорович.
Вы знаете Валленрода? обрадовался в свою очередь Габриэль.
Мы соседи, а с Янеком мы друзья, пояснил кадет, и в этот миг, услышав деликатное покашливание Мицкевича, оба молодых шляхтича смутились и поворотились к нему.
Прошу прощения, пан Адам, первым справился со смущением (он был старше и опытнее) Кароляк. Мы несколько увлеклись
Ответом был весёлый взгляд Мицкевича и приглашающий жест.
Ничего страшного, панове, пан Адам, тем не менее, нахлобучил на голову шляпу. Время не ждёт, надо спешить, иначе можно было бы и далее предаваться поиску общих знакомых и родни
которых у нас много, холодно добавил Кароляк и саркастически скривился. Вся Литва большая деревня, в которой Вильно рыночная площадь у собора. Все всех знают
Вы, мой юный друг, меньше, чем на Варшаву, конечно же, не согласны, неодобрительно, но снисходительно бросил Мицкевич, поворачиваясь к двери и крикнул в прихожую. Юзек, моё пальто и кофры! Мы выходим!
Безусловно, всё так же холодно и твёрдо согласился с поэтом Кароляк, сбрасывая с плеча влажный комочек снега, а Глеб вдруг почувствовал обиду. Обиду за Литву, за укрытые в чащобах деревни и хутора, камышовые кровли крестьянских домов и гонтовые помещичьих, за гонор застенковой шляхты в общем, за всё.
Спускались по широкой полутёмной лестнице впереди Юзек с тяжёлым кофром в руке, весь перекошенный на левое плечо для противовеса. За ним Глеб и Габриэль тащили кофр поменьше для шляхтича не позор помочь старшему товарищу, даже если для этого придётся делать хлопью работу. И последним спускался почти налегке сам пан Адам, в одной руке кожаный несессер с медными уголками и застёжками, в другой плоский деревянный чемоданчик с пружинной задвижкой. На повороте лестницы (Мицкевич жил в бельэтаже и спускаться было два пролёта) Глеб невольно покосился на чемоданчик, и пан Адам, перехватив его взгляд, пояснил:
Там пистолеты. Мало ли что бывает в дороге
А в кофрах что? полюбопытствовал Кароляк. Тяжелы, холера ясна
Книги, друг мой, книги, ответил Мицкевич, аккуратно сбрасывая со ступеньки какую-то засохшую с лета дрянь. Поморщился и сказал назидательно. Пока что, к сожалению, не придумали способа, чтобы книги делать маленькими и лёгкими
Может и придумают ещё, пропыхтел напряжённо Невзорович.
Может быть, охотно поддержал пан Адам. Прищурился, словно что-то припоминая. В прошлом году Тадеуш Булгарина издал книгу «Правдоподобные небылицы, или Странствия по свету в двадцать девятом веке». Занимательное чтение. Не доводилось листать, молодые люди?
Юноши согласно мотнули головами.
Не доводилось.
Непременно прочтите, Мицкевич странно усмехнулся. Главные герой оказывается внезапно в грядущем времени, на тысячу лет вперёд так вот, там, среди прочих любопытных вещей, пан Тадеуш описывает некую «сочинительную машину», из которой можно узнать очень многое. Должно быть, и книги в ней содержатся тоже. Как знать, может, к двадцать девятому-то веку эти машины и станут такими, чтобы уместиться в такой вот (пан Адам тряхнул чемоданчиком с пистолетами) саквояж.