Нет, Гарри. Ничего подобного. Никогда, отрешенно пробубнила я, сражаясь с каким-то странным чувством обиды: меня не должны задевать подобные слова. Меня ведь создали как раз для такого, чего удивляться прижившимся стереотипам. Но по неясным для меня причинам было все же немного обидно.
И не целовалась даже никогда? прищурившись, глядя прямо в глаза, прошептал Гарри.
Зачем? снова мой недоумевающий возглас. Он решил узнать обо всем, чего я никогда не делала, или что, не пойму?
Ну все, Гарри, ты перешел все границы, завязывай уже! недовольно буркнул Марк, уставившись на нашего собеседника, как баран на новые ворота. Лилит, пожалуйста, не слушай этого болвана!
Марк, спасибо за заботу, но его вопросы вполне очевидны. Я ведь всего лишь андроид. Гарри нет. Я не целовалась ни с кем, если для тебя это архиважная информация. Подобное проявление чувств привилегия человека. А мне им никогда не стать.
Марк посмотрел на Гарри так, словно тот только что напомнил инвалиду об его ограниченных способностях, развернулся на пятках и направился в сторону выхода со станции. Не понимаю. Будто оттого, что хотя бы он будет относиться ко мне, как к равной, что-то может измениться. Мне недоступны эти человеческие желания близости, как ни старайся. Не говоря уже о том, каким омерзительным мне априори кажется союз такой, как я, с простым человеком, пусть и на одну ночь. Это противоестественно и неправильно, сколько бы разработчики не заложили в меня программ, опровергающих мое отвращение.
Ты прости меня, правда, зарыв руки в короткие курчавые светлые волосы, глядя в след удаляющемуся Марку, прошептал Гарри. Но виски правда очень хочется. А вот получить вместе с ними чьи-нибудь слюни или еще чего похуже не очень.
Не переживай об этом, не в силах злиться на этого простака, улыбнулась я. Давай сюда канистру, будет тебе ирландский виски без каких-нибудь примесей.
Я взяла из его рук полупрозрачную белую емкость и, под виноватый взгляд мужчины, удалилась в сторону своего матраса. Мне все равно нужно опустошить резервуар, а уж как будут использовать его содержимое не мое дело. Такие вещи не касаются андроидов.
Глава 4
Починка ноги прошла вполне успешно. Гарри с превеликим удовольствием даже разделил улов в виде ирландского виски с остальными желающими, проявив чудеса этики, не посвятив остальных в истоки его происхождении. Даже Алиса, Селин и Мария присоединились к охотникам до горячительных напитков, под бурные улюлюканья соратников, и пусть, как говорится, за завтраком пьют либо аристократы, либо дегенераты. Мои соратники явно не из числа вторых. И настали счастливые дни, когда моим союзником не приходилось страдать от голода и жажды, бывшие своего рода праздником. Мы с удовольствием выбирались днем на охоту и рыбалку, принося мелкую дичь и парочку карасей к ужину, собирали дрова в окрестностях, отправлялись на прогулки к близлежащим ручьям, чтобы наполнить канистры водой, для очистки которой у нас теперь были сорбенты. Вечером собирались у костра за приемом пищи, рассказывая истории, играли в странные настольные игры, в которых мне порой просто запрещали участвовать: соревноваться с искусственным интеллектом было невозможно, если речь шла о загадках или попытках объяснить слово, употребляя только его синонимы.
Зато Алиса всегда с радостью прибегала к моим неимоверным познаниям во всех областях: она была четко уверена, что, каким бы безумным не стал мир, дети должны получить хотя бы подобие образования. И пусть Джессика и Джейкоб были не в восторге от утомительных уроков математики, правописания, естествознания и литературы, но они определенно делали успехи. За те полтора года, что они провели вместе с нами, дети хотя бы научились писать без ошибок, щелкали сложные примеры с двумя переменными и логарифмами, как орешки, во всю цитировали Шекспира и Бронте, давая фору некоторым взрослым. Джессика была практически на три года младше своего брата, но конкуренция с Джейкобом и желание во всем быть лучше «противных мальчишек» не позволяли ей уступать.
Мне и самой эти занятия приносили истинное удовлетворение, пусть чаще я связывала это с заложенной программой: до всего этого безумия андроиды не редко становились хорошими учителями, заменив людей. Я могла часами читать вместе с ними книги, которые на черном рынке отдавали за бесценок. Знания теперь никому не были нужны, единственным, что могли позволить себе мятежники, так это позаботиться об удовлетворении хотя бы своих базовых потребностей. Сложно даже представить, что когда-то люди ходили в театры, устраивали литературные вечера, смотрели фильмы, сидя у камина, делали открытия и продвигали науку. Всего этого не стало, человечество все просрало. Говорят, что в городах, где правит элита, но в которых нет места мятежникам, все еще остались крупицы цивилизации и культуры.
Хотела бы я посмотреть на этот мир, в своих смелых мечтах грезила о том, что когда-нибудь, не из архивов заложенной в меня памяти, а воочию смогу увидеть театры, концерты, познакомиться с великими писателями, композиторами и художниками, проникнуться творчеством, насладиться всем тем прекрасным, что когда-то было важной и неотъемлемой частью жизни человечества. Быть может, если бы не ошибка, допущенная при моем создании, то я смогла бы стать частью культуры, смогла бы спокойно жить в этом прекрасном мире наравне с людьми. Но была бы я тогда собой? Имело бы для меня это хоть какое-то значение, когда единственной целью моего существования было бы служение своему владельцу? Ответов на эти вопросы у меня не было, но что-то мне подсказывало, что едва ли мне было дело до культурного наследия. Нас создавали не для того, чтобы мы наслаждались своим существованием, чтобы имели свое собственное мнение. Безропотность и покорность главные догмы, которым мне стоило следовать. Хорошо, что это у меня никогда не получалось.
За высокими стенами больших городов жизнь была другой, совсем не такой, какой я хотела бы ее видеть. В те редкие моменты, когда я позволяла себе подключаться к глобальной сети, рискуя режимом инкогнито, я с разочарованием узнавала, что едва ли в относительной сытости и безопасности люди были счастливее, чем мои союзники в этом подземелье. Теперь не только андроидам, но и обычным гражданам приходилось жить по четким правилам, многократное отступление от которых грозило лишением всех привилегий. А что может быть хуже для человека, привыкшего помыкать другими, распоряжаться ими, как собственностью, чем переход из класса «хозяина» в ранг «слуги»? И пусть это называли социальными статусами, банальным разделением на классы, но для меня тяжелый труд, который выполняли низшие слои за гроши, за еду и кров, иначе, как рабство, нельзя было облечь в любой другой термин.
С исчезновением андроидов жизнь изменилась для всех. Рабочих рук, как и средств для оплаты их труда, не хватало. Земель, пригодных для выращивания провизии и разведения скота, после ядерной войны было ничтожно мало, и это был замкнутый круг.
Отчаявшиеся, потерявшие работу и достаток из-за андроидов люди не сразу стали безропотными рабами. Чтобы сварить лягушку живьем, нужно медленно нагревать воду, а не бросать ее в кипяток. Поначалу им достойно платили за грязную и опасную работу, пытались как-то обезопасить от вредного воздействия радиации, когда отправляли рекультивировать земли наравне с оставшимися в обиходе андроидами первых двух поколений. Те, кому повезло чуть больше, прислуживали в домах власть имущих, имея вполне достойные условия существования. Но относительное благополучие продлилось недолго. Через полгода стало понятно, что ни один городской бюджет не способен удовлетворить растущие потребности привыкших к вольготному существованию бывших владельцев андроидов, которым теперь приходилось платить за работу своей обслуге куда больше, чем они были готовы себе позволить. О том, что, оказывается, работа в полях, на стройках, в смердящих радиацией шахтах и развалинах, тоже требует постоянных немалых вложений, естественно, вспомнили слишком поздно.