Отлично, похвалил он. Теперь нужно ходить. Нет, нет, не прямо, а по диагонали. Ну, наискосок, ясно?
Ясно. Я кивнула и двинула кругляшок навстречу противнику. Влад в ответ повел вперед свою шашку.
Пару ходов мы проделали молча, затем он перескочил своей шашкой через мою и произнес:
Видишь, я тебя съел.
И что теперь? испугалась я.
Да ничего. Он усмехнулся. Постарайся тоже съесть меня. Подумай, что лучше для этого сделать.
Я тупо смотрела на доску, ничего не соображая. Ясно, мне никогда не научиться этой диковинной игре. Да и вообще никакой, кроме «дурака» в него-то мы резались с Макаровной почти каждый вечер.
Влад заметил мою растерянность и решительно смахнул шашки с доски.
Ты чего? удивленно проговорила я.
Ничего. Заново начнем. Он уже опять расставлял фигурки. Твой ход. Давай.
Я несмело двинула шашку ту же самую, что и в первый раз. Влад также повторил свой ход. Однако теперь я не просто переставляла шашки, а пыталась следить за действиями своего противника. В какой-то момент мне стало отчетливо видно, что одна из моих фигурок находится под угрозой, и я двинула вперед другую шашку.
Молодец, Влад одобрительно кивнул, думал, не заметишь.
Мне стало весело, я почувствовала нечто вроде азарта.
Эту партию Влад у меня все равно выиграл, как и пять последующих. На шестой у нас вышла ничья, а седьмую он продул.
Лицо у него вытянулось, кончик носа забавно сморщился. Влад стал похож на сердитого взъерошенного воробья.
Вот это да! Он смотрел на меня одновременно с насмешкой и уважением. А говорила «не умеет»!
Я правда не умела, пролепетала я. Сейчас только научилась.
Так я тебе и поверил, Влад весело хмыкнул и начал заново расставлять шашки. Еще хочешь?
Хочу!
Я выиграла еще три партии.
Все, хватит, Влад шутливо поднял руки, сдаюсь. В следующий раз буду учить тебя в шахматы. Думаю, получится. Он собрал фигурки в коробку и закрыл крышку. Помолчал немного, потом спросил другим, серьезным тоном: Как тебе у нас, нравится?
Этот вопрос мне сегодня уже задавали, и я отвечала на него утвердительно. Но сейчас вдруг вспомнила злую и ехидную физиономию Светки, пустые русалочьи глаза Маринки, их слова про Анфису Петровну, и мне стало до жути тоскливо и одиноко. На глаза сами собой навернулись слезы.
Все-таки, несмотря ни на что, я была домашним ребенком, и казенная атмосфера действовала на меня угнетающе.
Чего ты? обеспокоенно произнес Влад. Может, болит что?
Я отчаянно замотала головой.
По родителям скучаешь, догадался он. Так ты не реви, в воскресенье родительский день, они приедут, навестят тебя.
А можно? поинтересовалась я сквозь слезы, имея в виду вовсе не мать, а Макаровну.
Конечно, Влад пожал плечами. Тут ко многим приезжают. Марина Ивановна отпускает хоть на целый день.
И к тебе приедут?
Он коротко вздохнул и покачал головой:
Ко мне нет.
Почему? с ходу ляпнула я и тут же пожалела о своих словах.
Лицо Влада стало неподвижным, будто каменным, глаза сузились, подбородок напрягся.
Некому приезжать, произнес он коротко и жестко. Мама и папа погибли.
Я смотрела на него во все глаза, ошеломленная услышанным. Надо было, наверное, что-то сказать, но я не знала, что, и потому трусливо молчала. Тогда Влад заговорил сам, тихо, спокойно, практически без эмоций:
Это было два года назад. Мы с дачи возвращались. Наша «Волга» столкнулась с «КамАЗом». Там водитель выпивший был, уснул за рулем. Родителей сразу убило, на месте. А меня на асфальт выбросило. Руки, ноги целы остались, а вот позвоночник Он задумчиво потрогал выглядывающий из-под воротника корсет. короче, перелом верхнего отдела. Полгода ходить не мог, потом потихоньку начал, сначала с палочкой, после так.
Я вспомнила, как резво он бежал за Светкой по «ручейковому» «коридору», и не поверила собственным ушам. Мне показалось странным, что Влад рассказывает обо всем с таким удивительным спокойствием. Мелькнула мысль: может, его родители были не такими уж хорошими, вроде моей матери.
И тут мой взгляд случайно упал на его руки: они сжимали коробку с шашками, давили на нее с такой силой, словно хотели проломить насквозь расчерченную на квадраты крышку.
Я поняла, что спокойствие Влада лишь внешнее, умело сыгранное, достигнутое невероятным напряжением воли. Мне стало стыдно за свои слезы, за то, что Влад пытается вести себя как взрослый, утешает меня, а я выставляюсь маленькой, беспомощной дурехой.
Я решительно шмыгнула носом и произнесла:
Прости.
За что? не понял он.
За глупые вопросы.
Ты же не знала. Влад расцепил руки и отодвинул от себя доску.
Ты дружишь со Светкой? вырвалось у меня неожиданно.
Со Светкой? Он глянул на меня с недоумением. Да так. Можно сказать, дружу. А что?
Ничего, проговорила я тихо, сквозь зубы.
Влад усмехнулся.
Понятно. Значит, не приняли они тебя. Так?
Меня точно прорвало. Я заговорила быстро, сбивчиво, проглатывая слова и с шумом втягивая в себя воздух:
Она злая, твоя Светка, как собака. Как мать моя, понял? Такая же она! Вырастет, своего ребенка будет лупить стулом по спине!
Тебя мать била стулом? Влад внимательно заглянул мне в лицо, точно хотел проверить, на месте ли у меня рот, нос и глаза.
И не только стулом, почти выкрикнула я. А Марина эта она же сумасшедшая, у нее взгляд ты видел, видел?
Она не сумасшедшая, тихо проговорил Влад, а бывшая наркоманка.
Как это?
Так. Мать на игле сидела, еще до ее рождения. Та родилась приученная к наркоте, она у нее в крови плавала. Оттого и ходить не может. Ее потом забрали от матери, лечили в специальной больнице, да, видно, не до конца. Она уже здесь, в интернате, стала «колеса» глотать.
Откуда в интернате «колеса»? удивилась я.
Светка приносит, спокойно пояснил Влад. У нее бабка в поселке неподалеку живет. Та будто бы навещать ее ходит, а сама водится со всякой шушерой. Ты права, Светка злая. Но Маринку она любит как сестру, все для нее сделает. Анфиса ругается, отнимает таблетки, а они ее за это ненавидят.
Я слушала Влада и постепенно прозревала. Вот, значит, почему Светка так относится к воспитательнице та не дает ей пичкать Маринку наркотиками. Страшный человек Светка, и Анфиса это прекрасно знает. Оттого и нахмурилась, узнав, что я попала к ней в палату, обещала перевести оттуда при первой возможности
Эй, о чем задумалась? Влад потеребил меня за плечо.
Я с трудом очнулась от своих мыслей.
Да так, ни о чем.
Он улыбнулся.
Чудная ты. Тебе есть надо побольше, поправляться.
Анфиса Петровна тоже так сказала.
Влад кивнул одобрительно.
Анфиса тетка ничего, с понятием. Она таких, как ты, любит.
Я вспомнила сцену в кладовке и спросила:
Ты не знаешь, кто такая Валюшка?
Дочка ее. Она умерла, от рака, кажется.
Сердце у меня больно кольнуло.
Когда?
Давно. Анфиса еще в интернате не работала. Похоронила и пришла. Теперь вот с чужими нянчится. А тебе откуда известно про Валюшку-то? Влад посмотрел на меня с удивлением.
Анфиса сказала, будто я похожа на нее.
Он задумчиво качнул головой:
Может быть. Она врать не будет.
8
Так началась моя новая жизнь. Я привыкла к ней на удивление быстро. Мне изготовили корсет. Носить его поначалу было тяжело, но потом я освоилась и даже время от времени переставала замечать на себе гипсовые латы. Марина Ивановна показала мне специальные упражнения, которые я должна была выполнять ежедневно, каждое утро, под присмотром Жанны или Анфисы Петровны.
Еще я ходила на массаж и ела поливитамины веселого ярко-оранжевого цвета в виде фигурок зверей.
В интернате мне нравилось день ото дня все больше. Я очень подружилась с Жанной, мы подолгу болтали с ней после завтрака, пока группы еще не выходили на прогулку. В какой-то мере молоденькая сестра-хозяйка заменила мне Макаровну она так же, как и старуха, не делала скидок на мой возраст, общаясь на равных.