Я с трепетом ждала, когда покажется на свет кошелек, но он все не появлялся. Незнакомка нервно рылась в недрах сумочки, и лицо ее из розового на глазах превращалось в пунцовое.
Наконец она судорожным движением вывернула сумочку почти наизнанку, глянула на ее содержимое, едва не посыпавшееся в снег, и произнесла тихо и завороженно:
Украли.
Я не сразу поняла, о чем она говорит. Потом сердце сжалось от боли: у нее, у моей феи, украли кошелек! Последнюю надежду, единственный шанс спастись от пронизывающей, лютой стужи.
У меня перехватило дыхание.
Дальнейшее напоминало кошмарный сон. Дама пару секунд тупо глядела на сумку, потом лицо ее странно сморщилось, мгновенно превратив его обладательницу из феи в старуху.
Это ты, шипящим шепотом проговорила женщина, делая шаг в мою сторону. Это ты!
Что? не поняла я, но почему-то сразу же попятилась назад. Мальчишка с футляром начал противно и громко хлюпать носом.
Что?! хрипло вскрикнула фея. Ты говоришь «что»? Воришка, мерзавка, побирушка!
Она выговаривала оскорбительные слова четко и хлестко, словно стихи читала, и казалось, каждое слово, отлетая от ее губ, ударяет мне в лицо.
Воришка, мразь! Голос феи утратил хрипоту и звучал мелодично и звонко, как прежде, даже чересчур. На нас стали оборачиваться люди.
В чем дело, гражданка? поинтересовался пожилой усатый мужчина в стеганой кепке. Зачем так много шума?
Здесь орудует банда малолеток, громко посетовала женщина. Только что я встретила в булочной ватагу мальчишек. Они вытащили у меня из сумочки кошелек. Боже мой, муж только сегодня утром снял с книжки деньги! Она в отчаянии прижала ко лбу узкую изящную ладонь, а потом посмотрела на меня с ненавистью. Это наводчица, она нарочно тут, изображает из себя сироту казанскую, а сама с ними заодно
Чего ж вы стоите? оживился усатый. В милицию ее надо. Тут рядом, на соседней улице, патруль ходит.
Патруль? Женщина глянула на усатого с интересом.
Да. Подъедете в отделение, составите протокол. Глядишь, она, пакостница, сдаст своих дружков. Вот и кошелек вернется. Да вы крикните погромче, ребята услышат я их только что видел, вон за тем магазином.
Каракулевая фея с готовностью открыла рот, но я не стала дожидаться, пока она издаст хотя бы один звук рванулась и побежала, скользя по покрытым корочкой льда лужам. Дальше, дальше, сломя голову, зажав ладонями уши.
Крик я все равно услышала, пронзительный и громкий:
Держите вора-а!
Кричало несколько человек, нестройным, разноголосым хором. А я неслась как угорелая, хотя точно знала, что не брала проклятый кошелек у злой феи. В тот момент я согласна была умереть от холода или материных побоев, но только чтобы меня не настигли, не поймали, не заклеймили страшным, жутким словом «вор».
Позади загрохотали тяжелые шаги.
Стой!
Голос был новый, он не принадлежал ни одному из тех, кто орал «Держите вора!», грубоватый и молодой.
Стой, тебе говорят!
Я помчалась еще быстрей, хотя это уже было невозможно. Грохот за спиной стремительно приближался. Я почувствовала, что задыхаюсь, позвоночник прошила острая боль.
Да куда ты несешься, дура! Сзади на мое плечо опустилась чья-то каменная ладонь. Ноги тут же обмякли, сделались ватными, а перед глазами, как накануне, стало стремительно чернеть.
Эй, не валяй дурака! строго сказал голос в самое мое ухо, но обладателя его я не успела рассмотреть, проваливаясь в темноту все глубже, словно в бездонный колодец. Эй!
Меня слегка тряхануло, мрак сразу рассеялся. Затем я почувствовала, как ноги отрываются от земли. Кто-то держал меня на руках, моя щека прижималась к шершавой, крепко пахнущей табаком материи.
Елки зеленые, да ты ж мокрая насквозь! Тон у преследователя стал мягче, участливее. Я слегка приподняла ресницы и увидела прямо перед собой круглое курносое веснушчатое лицо. Серые глаза в коротких ресницах смотрели на меня с недоумением и тревогой.
Малая, у тебя родичи-то есть? Парень осторожно вернул меня в вертикальное положение, на всякий случай поддерживая за плечи, опасаясь, видно, чтобы я не рухнула вниз носом.
Есть. Я не узнала своего голоса, до того он был писклявым и тоненьким.
Кто, мамка или папка?
Оба.
Что ж они, гады, отпускают тебя на улицу в такую стужу, почитай, голышом? Или врешь? Парень глянул на меня с подозрением и нахмурил рыжеватые брови.
Не вру.
Ты кошелек у гражданки свистнула? вдруг совершенно беззлобно спросил он. Скажи, не бойся, ничего не будет, я обещаю.
Я отчаянно замотала головой и шмыгнула носом.
Ну ладно, ладно, парень поспешно кивнул, не реви, верю. А чего тогда ты к ней приставала?
Х-хотела п-попросить, чтобы она мне денег дала. Зубы мои помимо воли начали выбивать дробь. Чуть-чуть
Вот чудачка. Парень хмыкнул. Зачем это тебе вдруг деньги понадобились?
Я молчала, глядя под ноги, и тряслась на продувном ветру. Парень, кажется, смекнул, в чем дело, во всяком случае, понимающе покачал головой.
Квасят, что ли, твои предки? И так как ответа не последовало, подтвердил: Понятное дело, квасят. А то бы ты здесь не шастала в такой куртенке. Он задумчиво потеребил пальцами по-детски пухлую нижнюю губу. Ну и что с тобой делать теперь? А?
Я растерянно пожала плечами.
Бледная ты, аж жуть. Парень моргнул белесыми ресницами. Замерзла или болит что-нибудь?
Болит, шепотом проговорила я.
Живот?
Спина.
Спина это серьезно, авторитетно произнес парень. Ты вот что, слушай сюда. Давай я тебя в отделение отведу. Там есть инспекторша специальная, для несовершеннолетних. Пусть она тобой займется, если надо в больницу отправит. Давай, а?
Я подумала: лучше бы он дал мне тридцатку и отпустил восвояси. Тогда можно было бы вернуться домой, и мать не стала бы меня колотить, а дала горячего чая и сосиску с капустой.
Однако вслух озвучить свои мысли я не решилась и по-прежнему тупо молчала.
Ну чего ты артачишься? принялся уговаривать меня парень. Хреново же тебе дома, ведь так? Ну вот, а там тебе помогут, накормят, вещи теплые выдадут.
«Там» могло означать только одно в детдоме. В самом деле, куда еще могли направить из детприемника, куда так соблазнительно звал меня веснушчатый спаситель?
Я потихоньку отодвинулась от парня, сначала на полшага, потом еще.
Вот дуреха, рассердился тот. Ты ж замерзнешь намертво. Топай тогда домой, я провожу.
Нет.
А ты, гляжу, упрямая. Он внезапно усмехнулся. Зовут-то как?
Василиса.
А меня Валерка. Дембель я, вчера только уволился. Вот к мамаше спешил, да ты тут вклинилась. Смотрю, скачет, как угорелый заяц, и все по лужам. А ботинки-то Парень выразительно присвистнул и махнул рукой. Помолчал немного, потом решительно сжал мою закоченевшую ладонь. Хватит дурить, малая. Надо идти. Ты сама прекрасно понимаешь, нельзя тебе так. В следующий раз побежишь мигом сцапают и разбираться не будут, виновата или нет. В лучшем случае в обезьянник свезут, в худшем морду набьют. А в тебе и так душа еле держится.
Я слушала его негромкую убедительную речь и чувствовала, как невыносимо, нестерпимо ноет спина. Пожалуй, он прав, этот рыженький сероглазый солдатик, деваться мне некуда. Да, кажется, я и пары шагов не смогу сделать самостоятельно. Ну не помирать же, ей-богу.
Что, уговорил? Парень улыбнулся. Вот и умница. Да не опасайся ты так, что уж кругом, звери одни сидят? Помогут тебе, вот увидишь. Раз с родителями не повезло, нужно самой на ноги вставать, как еще быть-то? Топать можешь или понести тебя?
Сама пойду, выдавила я, с трудом разжимая пересохшие, потрескавшиеся губы.
Ну и айда. Он секунду колебался, затем расстегнул солдатский ватник и набросил мне на плечи поверх куртки.
3
Имя, фамилия! Смуглая тетка с черными усиками над верхней губой и курчавой, как у овцы, шевелюрой, склонилась над разграфленным листком, хищно нацелив в него блестящую авторучку.