Не далась она добром, отбивалась, немало ран охальникам нанесла, да не сладила. Её, жену честную князя лесного, точно девку гулящую, опозорили скопом. Да, затем, повесили на косах длинных, живую ещё.
Отец чуть с ума не сошёл в тот час, как её такой увидел. Хотел весь Огнищь разору предать, всех, кто допустил подобное под корень вырезать, да сдержался как, неведомо.
И, кто-то еще нас, лесных, дикими прозывает?
Мнил тот дрыщ боярский, что Алиана, семью оставив, к нему в наложницы пойдёт, в терем высокий. Лестно, поди, людям с эльфкой невольной забавляться, да похваляться редкостью подобной перед иными другими.
Не поверил бойт-ярич, что княгиня она, по одеже судил простецкой, а может, не захотел верить. Молодой барич отказу не знал никогда в жизни своей короткой и принять его не сумел.
Боярин Стародуб, княжий воевода, владетель местный, виру откупную предлагал за Алиану, да за сына непутёвого молил, всё попусту.
Отец стрелу ему отправил, алую, войну объявил.
Не спужался бойт-ярин, не оберёгся, а, зря. молодой княжич усмехнулся зло и жестоко, прутик в его крепких руках, жалобно хрупнув, сломался. Всех в усадьбе той, что «Стародубой» прозывалась, спалили огнём жарким. И правых, и виноватых, большую кровь за Алиану взяли. Под курган её не одного ворога кинули. Там их черепа валяются и доныне. Сына бойт-ярского, Астешана, замучили до смерти, пока не сдох он, как собака. Князь-наместник и не пикнул даже с Диким лесом шутки шутить себе дороже. Мы, эблы, не только воев под стены града привести можем, а и кое-кого пострашнее, с аппетитом звериным. Наши маги-кудесники свой хлеб не зря едят.
Антар, замер, слушая страшный рассказ молодого княжича, а тот, словно позабыв о чём речь вёл, ликом посветлел Малица средь дерев показалась. Лёгкая, чистая, словно лучик солнечный поутру.
К тому речь веду, сурово предупредил лесовик. что, сестра моя, Малица неприкосновенна. Никто обидеть её не смеет. и он, искоса, глянул на оскорблённого Антара. Про тебя плохого не ведаю, про отца твоего и речи нет князь, отец мой, другом Алтау назвал, торговать разрешил в землях своих беспрепятственно и беспошлинно. Про иных, такого не скажу. Знай, Антар, коль Малица сама прибежит на заимку иль к озеру, пригляди за ней, как за сестрой собственной, да весть в Лес пошли и будет дружба между нами нерушима на веки вечные. Своенравна сестра моя и своевольна, поступает, как знает, а беда, может быть, рядом ходит, выжидает, от того и опасаюсь я.
Антар дух перевёл, руку Дао пожал, сестрой его любуясь.
И впрямь, хороша же дева лесная ликом чиста, бела и светла, стройна станом, изгибами богата, губы червлёные, да очи зелёные, как листва молодая, звенящая, косы густы, обильны, золотом полуденным горят, глаз слепят. Душа радуется, глаза глядят не наглядятся.
И то, зверем диким быть нужно, чтобы красоту такую изгадить, порушить. Любого за Малицу Антар прибить готов был, как и за Интану, свою собственную сестру.
*
Так и задружились они втроём купеческий сын, необычный, от того и для собственной семьи, чуждый, молодой княжич и сестра его, Малица, полуэльфка.
Сам вождь народа лесного на заимку хаживал часто, сына старшего друга своего, проведывал на парня взглянуть, товару взять. Силён был вождь Оихель, сын Бараза, кряжист, да сед, не смотря на года свои не старые. Смерть Алианы подкосила его, грусть во взгляд острый вплела, да печаль в думы, недоверием заразила, да враждой.
Но с Антаром приветлив был Оихель кровь в нём чуял чужую, может и догадался о чём. К тому ж, с Алтау желтоглазым ладил допрежь, хоть и крови орочьей было в том на четверть. Доброй крови, честной, даром что не людской, да какая разница для того, кто инородку в терем свой хозяйкой ввёл по законам божеским?
Малица на заимку зачастила, по саду гуляла от чего тот сладость плодам дарил ярую, таскала на мену редкостные травы, орехи, да отвары всяческие, лечебные.
Дядько Силаст на дивную деву смотрел, глаз не отрывая, в редкий свой приезд и лицо его молодело под взглядом её, а травы, да отвары все в ход шли, большим спросом пользовались во граде и денег немалых стоили.
Хватало деве младой на булавки, да на ленты яркие.
От Алианы дар тот был у Малицы, Дану благословенной, дарованный, а лекарок эльфийских в краях понорских и не водилось вовсе, восточней земли их лежали, оттуда Оихель и мать Малицы привёз, горя не ожидая.
Прошло лето и осень почти миновала.
Деревья, желтизной и багрянцем расцвеченные, потемнели под дождями холодными, всю красу свою растеряли, по ветру пустили.
Елки, да сосны разлохматились, к зиме готовясь, зверьё попряталось в норы глубокие, холодов ожидаючи, да гости долгожданные, по распутице реже хаживать стали.
Скучновато зажилось Антару, да братцам-работничкам, хоть и сытно убоина не переводилась, а озеро, как и прежде, рыбкой одаривало, на холода не взирая.
В один из дней, погожих на редкость, в последний месяц осени и прикатил гость незваный, с дядькой Силастом на одной повозке.
Не ждал Юарта Антар, но принял, куда ж деваться? Хоть и не желал в том признаваться, а скучал парень по семье и по деду увечному с бабкой строгой, и по отцу, и по матери, даже по Юарту иногда, а уж, по Интане, так и подавно.
Юарт, поздоровавшись едва, по делам умчался товар с братцами работничками сгружать, да добро пересчитывать всё ли по чести купеческой делается? Не утаил ли Антар доли малой для себя единого?
Силаст тому едва вслед не плюнул, но сдержался каков есть, но хозяйский же сын, а что мысли в голове у него бродят поганые, так то, от испорченности его, да воспитания Айякой данного.
Вернулся Юарт не скоро пока всё не переворошил, не успокоился.
Пришёл, за стол плюхнулся, руки не помыв, да рожу не ополоснув, к хлебу и мясу потянулся оголодал поди, по мешкам да ларям шаря.
Силаст с глаз скрылся, от греха подальше. Это Антару он дядько, сродный почти, а для Юарта, так, дармоед-приживальщик, старый да никчёмный.
Юарт за троих ел, ложкой наворачивал, а Антару, что? Не жалко, пусть брат поест и передохнёт перед дорогой дальней, а тот, первый голод утолив, к расспросам приступил.
Правда ли, спрашивает что ты, Антар, с сыном князя Оихеля дружбу завёл? а сам смотрит хитро, глаза серые сузив, губы покусывает, да усики редкие ладонью гладит.
Антар аж вздохнул вот уже, и брат малой бриться начал, а он, Антар, ни единой волосинки на щеках не срезал. Как были гладкими, так и остались.
Правда. отвечал Антар, плечами пожав. Чего, скрывать-то?
Сестра его, полуэльфка, глаза Юарта заблестели масляным. и впрямь, так хороша, как говорят? Неужто глаз не отвести?
Не понравились расспросы те Антару, но он, все ж, ответил.
Дочь князя Оихеля, девица и впрямь, красотой лепа, да нравом строга, пустые разговоры вести не приучена, особливо с посторонними. Брат её, да отец, за тем строго следят и любой в народе лесном за княжну свою в заступ станет, не колеблясь.
Так, уж, сразу, за княжну? глумливо усмехнулся Юарт. Какие князья в лесу диком?
Богатые отрезал Антар, которому разговор перестал нравиться окончательно. За собой силу немалую ведущие. Это мы, на равнине сидючи, в лес не суёмся дальше окраин, а они, селища, да городки малые по всему лесу великому имеют, от того, и сила за князем Оихелем стоит, Антарес ему в помощь.
Скорей, Нешбе поганый. хмыкнул братец младшой презрительно, топя ухмылку в жидких усиках. Слыхал он краем уха про усадьбу боярскую, лесными татями разорённую. Да только, когда это было? И, было ли? Боярина того имя все позабыть успели, и воев у него имелось небось раз, два и обчёлся. Вот, слыхивал Юарт, что, брат его по отцу, бойт-ярич, тот, с кем он дружбу свёл по недавности, давно мечтает наложницу завести, эльфку пригожую. Только стоили девы ушастые денег немалых, а, взять-то их, откель? Владетельный на войну отправился, воев справных с собой в поход увёл, дом родной, да хозяйство на сына молодшего оставив. Юарт к нему и прилепился, как репей к собаке.