Вы знали ее? спросил кассир в бакалейном магазинчике, приподняв кустистые брови, как будто я могла поведать ему какую-нибудь историю о романе на троих.
Нет, ответила я, обиженная тем, что он мог как-то связать меня с ней. Ногти Тиффани выглядели глупо и безвкусно. Но, может быть, это я была глупой и безвкусной. Имела ли я право осуждать мертвую женщину? И кроме того, мы попались на обаяние одного и того же мужчины, или на деньги одного и того же мужчины, или в ловушку одного и того же мужчины.
Интересно, что случилось с остальным ее телом, произнес кассир.
Что? переспросила я.
Они нашли только челюсть, пояснил он, щелкая зубами.
У меня перед глазами вспыхнула картина: сосуды Тиффани, стоящие по бокам от камина. Теперь я знала, что находилось внутри.
Попасть в особняк оказалось на удивление просто, поскольку расследование перенесли на окружающий участок. Я просто позвонила в полицию и сказала, что мне нужно забрать оттуда кое-какие свои вещи. Я по одному перекатила сосуды через улицу в багажной тележке, посреди белого дня, пока на заднем дворе работали мини-экскаваторы.
Вскоре канопы молчаливыми караульными стояли в маленькой прихожей моей почти пустой квартиры в Квинсе. Крышка каждого сосуда была вырезана в виде головы какого-нибудь египетского бога. Шакал настороженный и хитрый; бабуин задумчивый, со сжатыми губами; сокол свирепый и зоркий; и наконец, человеческая голова с пухлыми щеками, прической как у «битлов» и выражением, которое словно говорило: «Погодите, что?» Мне представлялось, что такое выражение было на лице Тиффани непосредственно перед смертью.
Привет, Тиффани, говорила я, небрежно скидывая кроссовки рядом с ними и встряхивая зонтиком, так, что капли дождя щедро окропляли выпуклые бока сосудов. Я использовала канопы как вешалки, вешая куртки на их крышки-головы, подвешивая свитеры на острые уши шакала. Эти сосуды, вероятно, стоили миллионы, но мне было все равно.
Почему он не превратил ее в предмет декора, как остальных? Может быть, на тот момент еще не вдохновился подобными вещами. Может быть, еще оттачивал свое мастерство, искал свой стиль. Может быть, пытался выдубить ее кожу, снять с нее скальп или отполировать ее кости. Может быть, испортил «материал», или был слишком занят, или чем-то обеспокоен. Может быть, хотел сделать что-то в духе древних египтян и найти применения своим драгоценным канопам
Он убил ее более чем за пять лет до того, как я познакомилась с ним. За все это время никто так и не заявил о ее пропаже.
Джейк Джексон, самый загруженный телеведущий Америки, интервьюировал родителей Тиффани в специальном выпуске на Эй-би-си, который вышел сразу после шоу «Избранница». Тот же ведущий, управляющий той же аудиторией.
Я смотрела его после того, как он уже прошел в эфире, на своем компьютере, и мне было тошно. В прежние времена, до Эштона, я смотрела бы это в прямом эфире и наслаждалась бы. Я смотрела интервью, взятые в тюрьме у серийных убийц, смотрела, как преступник заносит руки над головой, воспроизводя момент убийства топором в передаче из серии «Настоящие преступления». Я смотрела и репортажи о реальных преступлениях: стрельба, открытая полицейскими, сцены домашнего насилия, попавшие на камеру. Я считала, что собираю свидетельства, но на самом деле просто была зевакой, как и все прочие.
Сейчас все было по-другому. Мой желудок бунтовал, но я должна была знать.
Дом, где выросла Тиффани, был крошечным, обитым бежевым сайдингом, и ему совершенно не соответствовал новенький синий «Кадиллак Эскалейд», припаркованный снаружи. Внутри дома на стенах и обивке мебели пестрели цветочные орнаменты, похожие на какие-то инопланетные виды. Родители Тиффани сидели бок о бок на потертом диване, который проседал так сильно, что они вынуждены были прислониться друг к другу плечами. Лица у них были озадаченными, непонимающими, как будто этих людей много лет назад похитили пришельцы и только-только вернули на землю. Джейк Джексон из-за пластических операций сам был похож на пришельца словно кукла, на лицо которой натянули пластиковую маску.
Она всегда улыбалась, сказал отец Тиффани. Это было неправдой. Фотографии Тиффани висели по всему дому, и на них она в основном хмурилась, наподобие дерзкой фотомодели. Но здесь не было селфи с губами «уточкой», не было среднего пальца, не было медузьей позы на капоте. Была просто Тиффани, милая школьница с двумя «хвостиками» и в розовой футболке. Была Тиффани рождественским утром, в красной шелковой пижаме и при полном макияже, с кружкой, на которой было написано «Лучше поздно, чем уродливо».
Ей никогда не везло с мужчинами, сказал отец, качая головой. А это, можно сказать, было везение, которое хуже любого невезения.
Эта борода была странной, произнесла мать, но мы смирились с этим. Эксцентричность это издержки профессии, не так ли?
И что же это была за профессия? спросил Джейк Джексон.
Гений, ответил отец.
Честно говоря, сказала мать, мы думали, что он для нее был слишком хорош.
Но он и хорошо вел себя с ней, добавил отец. Никогда не поднимал на нее руку. Джейк Джексон нахмурил брови, и тот добавил: Ну, до того, как А потом, конечно, узнать об этом Он неопределенно повел рукой, как будто это цветастые обои убили его дочь.
Была ли это настоящая любовь? спросил Джейк Джексон.
Она любила красивые вещи, ответила мать. Фирменные сумки и все такое.
Она любила деньги, сказал Джейк Джексон. Мать смотрела в пространство, ничего не отвечая, и он продолжил: Люди не могут не гадать, каким образом она могла быть мертва вот уже пять лет и этого никто не заметил.
Мы были потрясены так же, как все остальные, произнес отец. Мы думали, что она сбежала.
Это похоже на нее бежать прочь от всего хорошего, подтвердила мать. Например, не прийти на выпускной вечер в школе или бросить колледж, чтобы стать официанткой. Она сделала паузу и прошептала: В «Хутерс». Мы говорили ей, мы ей говорили, что в таком месте можно подцепить что угодно. Мы думали, что расставание с Эштоном было плохой идеей, ведь это означало, что ей придется вернуться на эту позорную работу.
Мы беседовали с полицией, сказал отец. И Эштон тоже. Мы все пришли к мнению, что она покинула город. Эштон был безутешен. Показал нам сообщение, которое она написала ему, о том, что он был слишком хорош для нее, и теперь она хочет начать все заново в каком-нибудь другом месте. Эштон сказал, что потратил тысячи на частного детектива, пытаясь найти ее.
«Миллионы», прошептала мать. Так сказал Эштон.
Но он этого не сделал, сказал Джейк Джексон. Он лгал. Теперь мы знаем это.
Да, но у нас по-прежнему есть машина! ни с того ни с сего воскликнул отец, выпрямляясь, так, что мать слегка подскочила на диване.
Машина? спросил Джейк Джексон.
Он отдал нам «Эскалейд», сказал отец, вскидывая руки. Чего вы от нас хотите? Мы были злы на нее! Откуда нам было знать?
Знаете, что сказал нам Эштон? спросила мать. Он сказал, что, если что-то любишь, нужно это отпустить.
Если выставлять их в лучшем свете, они были убитыми горем, потрясением и чувством вины родителями, которые разрывались между двумя Тиффани той, которая была мертва, и той, которая, как они думали, бросила их и не прислала ни единой весточки.
Будучи выставлены в худшем свете, они были полными идиотами.
Я выключила интервью и вышла в прихожую. Сняла свитеры с голов сосудов Тиффани. Заглянула в каждую пару этих почти трехтысячелетних черных глаз и увидела за ними взгляд дерзкой сущности Тиффани.
Я вытащила в прихожую стул и села, уперев ноги в противоположную стену. Потом закатала штаны до колен, чтобы расположиться с комфортом.