Но что это с ним? оракул, наконец, заметил, что голова князя опущена, а его самого с двух сторон поддерживают.
Захворал, громко произнес тир Пикарт. В отличие от голоса оракула, его слова прозвучали глухо. Эхо и не подумало подхватить их, будто верно служило лишь одному хозяину.
Так зачем же вы его, хворого, привели? неестественно накрашенные брови оракула поползли вверх.
Микуш с открытым ртом рассматривал обитателей храма: они имели настолько белую кожу, что, казалось, никогда не знали солнца. «Оно и не мудрено, вокруг такие высокие стены». Но больше всего его поразило то, что у взрослых мужчин помимо устрашающих бровей, были подведены глаза. Черные стрелки едва не доходили до ушей, в мочках которых висели массивные серьги. Тяжелые украшения звенели при каждом повороте головы. И звон этот так же, как и слова, подхватывало эхо. У пажа закружилась голова, а мысли сделались вязкими. Несмотря на юный возраст, Микуш догадался, что в храме все направлено на то, чтобы человек чувствовал себя пустоголовым и позволил оракулу вертеть собой, как ему вздумается.
Однако дед не обращал внимания на унижающие уловки и гнул выбранную линию.
Князь отказался отлеживаться в постели, достопочтимый оракул. Правило есть правило. Позвали обязан явиться.
И вы полагаете, что он сможет в таком состоянии дойти до колодца?
Отчего же нет? Мы поможем, старик почти кричал, но стены глушили его голос, будто хотели доказать ничтожность небохода перед ними. Я сколько ни рылся в древних книгах, так и не нашел свидетельств, что колодец когданибудь отказал недужному. Помнится, в одном из фолиантов даже случай показательный описывался.
Эх, не зря тир Пикарт почти всю ночь в княжеской библиотеке провел!
Даровиг Великий прибыл к колодцу сразу после кровавой битвы. На носилках. Собственные кишки, чтобы не вывалились, рукой придерживал
Оракул поморщился.
Правда, король сразу же, как только нареченную узрел, дух испустил. Говорят, страшна была больно
Он от ран умер, оборвал излияния оракул.
Да мы ж не против. Мы даже не будем в обиде, если колодец не покажет истинную. Столько лет отказывал, еще один год потерпим. Зато наш лорд сохранит благосклонность магического артефакта и еще многомного раз посетит ваш дивный храм. Микуш, поблагодари Его Святейшество за прием.
В руки главы храма перекочевал кошель с золотыми монетами. Оценив тяжесть мешка, оракул кисло улыбнулся и тут же избавился от подношения, передав его одному из прислужников.
Князь вообще жив? Он же не дышит, видя, как отец с сыном тащат князя, храмовик посторонился и с сомнением покачал головой. Запоздало вспомнив, что он должен возглавлять процессию, поторопился занять положенное место. Правда, пришлось подсуетиться, чтобы обойти троицу, занявшую весь проход.
Длинный коридор привел к лестнице, конец которой терялся гдето далеко внизу. Капитан Дехар переглянулся с сыном. Оба уже устали. Как бы не сковырнуться вместе с князем с такой высоты.
Оракул не предложил помощи, хотя его окружали далеко не бессильные прислужники.
Ничего, потерпим, прошептал Дехар. Для благого дела стараемся.
К концу спуска они настолько измучились, что дотащив князя до длинной скамьи, взвалили на нее, а сами упали рядом.
Им бы отдохнуть малость, тир Пикарт ответил на возмущенный взгляд оракула. Все должно было быть торжественно: зажглись сотни огней, заиграла музыка, а гости устроили какойто балаган. Князь едва жив, а эти двое на полу валяются.
По ковровой дорожке, что упиралась дальним концом в колодец, небоходы шли пошатываясь и спотыкаясь, нарушая тем положенный по ритуалу ритм. Оракул уже не оглядывался, но тир Пикарт видел, как у храмовика сжимаются кулаки и подергивается щека.
«Был бы князь в себе, ты бы, гад, не позволил себе такие рожи корчить. Но ничего, надо потерпеть». О том, что еще предстоит путь назад, где количество ступеней и шагов не уменьшится, думать не хотелось.
Микуш расстроился, увидев загадочный колодец. Одно разочарование. Камень старый, раскрошившийся, местами покрытый мхом. Сам в виде невысокого кольца, а вода под самую кромку и черная
Разденьте просящего по пояс и оставьте одного.
Но как? возмутился Дехар, понимая, что беспамятный милорд самостоятельно на ногах не удержится. Рухнет рядом или, еще хуже, в колодец.
Чужим рядом с колодцем не место. Он может наказать за непочтение, предчувствуя, что небоходы заупрямятся, оракул добавил. Пеняйте на себя.
И тут же затянул обрядовую песнь. Мол, я предупредил. А дальше уж ваше дело, слушаться или забирать своего князя и ступать домой.
Я останусь. Мы с милордом так долго вместе, что сделались родными. Идите, идите, тир Пикарт махнул своим рукой. Так обычно птиц гоняют. «Кышкыш!». Микуш вцепился в рукав, чтобы увести деда с собой. Он боялся за него. Но тот погладил мальчишку по голове и подтолкнул в спину. Иди. Ничего со мной не случится. А если и случится, то я свое отжил.
Улыбнувшись внуку, небоход присел на краешек каменного кольца. Сил хватило подтянуть князя так, чтобы его голова висела над колодцем, а грудь лежала на коленях старца. Ноги, как две длинные оглобли, растянулись на ковровой дорожке.
Как только сопровождающие удалились к лестнице, хор прислужников запел. После изматывающей прелюдии, во время которой храмовики закатывали глаза, тряслись в танце и падали ниц, оракул торжественно и с почтением вытащил из одежд небольшой футляр. Из него выскользнул нож такой же старый и почерневший, как и колодец. Под речитатив непонятных слов, глава храма начал вырезать на плече князя сложный символ. Как только под острием выступили первые капли крови, оракул оборвал песнь на полуслове. Его рука дрогнула.
Чтото не так? тир Пикарт поднял глаза на храмовика, но тот не ответил, вернулся к ритуалу. Капли крови наполняли рисунок и одна за другой срывались в черную воду.
Моди ворум, гаден кааассс, с чувством проблеял хор прислужников, вторя слова за оракулом. Песнь поднялась к куполу, стукнулась о него и эхом понеслась вниз.
Тир Пикарт кожей почувствовал, как тугая волна ветра, наполненная свистящими звуками «ассс», ударилась о водную гладь колодца. Старик страшился смотреть в него, но не удержался. Вода перестала быть черной. Сделалась вдруг кристально прозрачной, искрящейся. Поблескивающей так, точно удерживали ее вовсе не почерневшие от старости стенки колодца, а грани хрустального кубка.
На его дне появилось женское лицо.
Бездна меня побери, прошептал старик, понимая, что видит истинную милорда. Так долго тот ее ждал, а теперь, когда колодец смилостивился, узреть не в состоянии. Что за беда!
Старик напрягся, чтобы как следует все рассмотреть. И обомлел. Нет, с самой девушкой князю повезло. В отличие от чересчур яркой Инхи, красота истинной не резала глаз. Нежная, кроткая. Такая любому мужчине пришлась бы по душе. Но вот одежда и все то, что окружало ее, было чуждо, незнакомо, удивительно.
Тир Пикарт както наблюдал финал присвоения истиной. Они с милордом стояли поодаль, у лестницы. Там, где сейчас ждут окончания ритуала небоходы. В тот день в храме было особенно людно. Прибыли два юных Корвенских принца, владыка степного Фаргота, которому так же долго не везло с колодцем, ну и Лерис это был его одиннадцатый подход.
Запомнилось, как вскрикнул от радости владыка, как сунул в колодец сначала одну руку, потом другую и вытащил из воды женщину. Рыжеволосую красавицу.
Говорили воздастся, вот и воздалось, густой бас счастливца заглушил песенный вой прислужников. Фарготец бережно завернул в свой кафтан мокрую девушку, подхватил ее на руки и унес. Невеста пребывала в смятении, но улыбалась.