От попыток угадать резко и сильно разболелась голова. Звезда спутника над плечом опасно потяжелела, намекая, что это знание пока под запретом. Наскоро ополоснувшись, эстра завернулся в хозяйскую накидку и прошёл в заднюю комнату. Постель уже была готова несколько толстых вязаных ковров, как в Ишмирате, уложенных друг на друга и укрытых мягкой тканью. Подсунув под голову заплечную суму, эстра натянул покрывало до плеч и закрыл глаза, пытаясь уснуть.
У дверного проема, закрытого плотной занавесью, кто-то тихонько перешёптывался и хихикал.
красивый, долетело до слуха эстры восхищённое. У Миргиты не такой был
вечно тебе кусок послаще достаётся
А ну брысь! прогремел низкий женский голос. Вот ведь девки-переростки! С женихами своими балакайте, вон, они ждут не дождутся!
Через некоторое время звуки стихли. И, вслушиваясь в собственное дыхание, эстра незаметно уснул.
Дышалось в этом доме куда тяжелей, чем в лесу.
Эстра видел сон.
Что-то восхитительно живое, настоящее, родное кружилось перед внутренним взором: широкие серые рукава, край пронзительно-бирюзовой ткани, красноватая прядь, заправленная за ухо И в такт этому суматошному танцу звенели ветряные колокольчики стеклянные трубки на длинных шнурах. Эстра смеялся и хлопал в ладоши, а где-то рядом лаяла хрипло старая собака. А потом в лай начал вплетаться трусливый скулёж, стеклянный перезвон колокольчиков становился металлическим и резким и всё более громким с каждым ударом, а на ноги наваливалась неимоверная тяжесть. Она наползала выше и выше, и, когда достигла груди эстра очнулся.
За низким окном вечерело.
Ноги запутались в покрывалах.
На улице захлёбывались воем, кажется, все собаки разом, а детский голос раз за разом тоненько выкрикивал:
Мертвоходец! У Гааны дом загнил! Мертвоходец!
Эстра, как был, в одной накидке и босой выскочил из дома только посох успел прихватить у порога. Непредсказуемый северный ветер, холодный и сырой, налетал порывами и будто нарочно подталкивал в спину. Перепутавшиеся во сне волосы падали на лицо, а полы накидки то задирались неприлично, то оплетали колени силками.
Мертвоходец! завопили совсем близко, и эстра, перехватив посох, сиганул прямо через низкую изгородь, ориентируясь на приглушённый гомон множества голосов. В ступню что-то впилось, но эстра только дёрнул ногой и побежал дальше, за дом, откуда и доносились крики. По грядкам, затаптывая нежные ещё ростки ароматных трав, между цветущих кустов вездесущей раймы, мимо будки с жалобно поскуливающим псом
Ветер пахнул в лицо терпким дымом от разгоревшихся просмолённых тряпок.
И страхом.
Жгучим страхом несло от плотной толпы, вооружённой факелами на длинных палках там, в глубине сада, за легкомысленно-солнечным облаком раймовых цветов. Люди сгрудились толпой вокруг чего-то настолько пугающего, что проще было трястись вместе, бок о бок, подбадривая друг друга глухой руганью и залихватскими выкриками, чем развернуться и убежать, а потом ждать удара в спину.
Эстра замедлил шаг и на ходу оправил задравшуюся накидку. Звезда спутника над плечом налилась ощутимой тяжестью словно он уже заранее знал, что сейчас понадобится его мощь, и готовился.
жги, жги его! Не пускай к саду! Э-эй, мертвоходец тут, мертвоходец!
У кого нож с собой есть? крикнул эстра ещё издали. Звезда спутника задрожала в предвкушении подношения и дрожь эта отдалась во всем теле противной лихорадочной слабостью.
У меня, у меня есть! пробасил кто-то. А кто просит?
Поднырнув под тяжёлую раймовую ветвь, эстра выпрямился, стряхивая с волос масляно-жёлтые цветки:
Я.
Кое-кто из ближних рядов стал оборачиваться на голос, но большей частью люди всё так же боялись отвести взгляд от мертвоходца и пропустить момент, когда гнилая тварь бросится на факелы.
Эстра! Эстра тут! пронеслись шепотки.
Хэй, там, лови нож, коли нужно! крикнул кто-то, и в землю рядом с ногами эстры воткнулся тяжёлый нож с костяной рукоятью из тех, что охотники с собой на удачу носят. Не задел, не?
Нет! Благодарствую! откликнулся эстра, наклоняясь и вытаскивая нож. Лезвие было сплошь в жирной чёрной земле; даже полой накидки не удалось счистить всю грязь. Как скажу в стороны бегите. Всем слышно?
Да-а! нестройно откликнулись.
А эстра уселся на землю, подогнув под себя ноги, и принялся разрывать пальцами неглубокую ямку. Как она стала глубиной в пол-ладони умял кулаком дно и стенки. Гул боязливых голосов словно просачивался под кожу, отравляя и тело, и разум.
Хэй, он правей пошел, ну-ка его жги, жги!
Кто-то пронзительно заверещал звук завибрировал в груди на вдохе, и это стало последней каплей. Эстра покрепче сжал нож и с усилием провел кончиком по запястью левой руки, держа её над ямкой. Кровь, отравленная чужим страхом, взбухла над порезом, как уродливый багровый шрам, и спустя бесконечность тягучего времени вытянулась вниз и потекла тоненьким ручейком, всё быстрее и быстрее наполняя неглубокую вмятину в земле.
Алаойш прошептал эстра, чувствуя, как упавшие на лицо пряди волос щекочут губы. Алаойш Та-ци Спустись ко мне, научи, дай мне вспомнить
Звезда над плечом дернулась раз, другой и словно сорвалась с невидимого крючка, покатилась, покатилась по плечу, по запястью и утонула в лужице крови, как в омуте.
Три удара сердца не происходило ничего. Воцарилось полное беззвучие, будто лопнули барабанные перепонки. Эстра видел, как поселяне разевают рты, шарахаясь от оборванного человекоподобного существа, но криков не слышал. Взметнулись ворохом опавшие лепестки раймы. Взгляд словно подёрнулся белёсой патиной А потом кровь в ямке надулась пузырём и разлетелась мириадами невесомых брызг, и среди них тёмным призраком воздвигся спутник, заслоняя собой для эстры и небо, и землю, и сам смысл бытия.
Туда, онемевшие губы едва шевелились. Туда, повел эстра рукой, указывая на мертвоходца, потерявшего всякий страх и наседающего уже прямо на пылающие факелы. Убери его. Хэй, вы, в стороны!
Спутник склонился ниже, словно прислушиваясь, потом ещё ниже и обрушился на эстру исполинской волной. Потекли со всех стороны лиловатые потоки морт, скапливаясь в одной точке. И этой точкой был он, эстра; и когда вокруг всё скрылось за плотной пеленой, когда невозможно стало дышать, потому что воздух покалывал лёгкие, словно электрическими разрядами, когда свело гортань, как от непрерывного надрывного крика, эстра вдруг осознал, что нужно делать. Он раскинул руки и спутник повторил движение за ним; скомкал морт в маленький тугой шар, поместил в него мысль, наделил стремлением и швырнул в мертвоходца.
Я отпускаю тебя, успел прошептать эстра, обхватывая себя руками. Бесполезный теперь нож валялся в ямке, измазанный землёй и кровью. Отпускаю
Спутник рассыпался мерцающими звёздочками.
Мертвоходец исчез без следа, и только белёсое пятно высохшей до трещин земли напоминало о том, что только что он был здесь.
Эстра почувствовал, как с уходом спутника потоки морт обращаются вспять истекают из тела, как стремительно вытекает вода из кувшина с отколотым дном. Но что-то оставалось внутри. Та морт, что вошла в сосуды сквозь порез на запястье, загустела и осталась в крови, согревая тело изнутри. Энергии было совсем немного, и на простейшее преобразование не хватило бы. Но эстра осознавал, что это только начало. Со временем морт накопится больше подобное тянется к подобному. И однажды он вновь сможет манипулировать ею спокойно, не взывая всякий раз к жадной до жизни звезде спутника.
Морт утекала прочь но не расплёскивалась равномерно по округе; она собиралась неподалёку тугим узлом, от которого тянулись в разные стороны тонкие-тонкие нити.