Город Котлован - Кир Николаевич Неизвестный

Кир Неизвестный

Город Котлован

Военный объект «58»

Дед Никола сидел на КПП и пытался скрутить козью ногу, но пальцы более не самостоятельные, попавшие под власть подагры не слушались его. Тонкая газетная бумага выскальзывала из рук, не желала скатываться, а махорка, выращенная на заднем дворе их многоквартирного дома, сыпалась на пол. Её было очень жалко, но и курить жуть как хотелось.

Дед досадливо крякнул, отодвинул мешочек с куревом подальше от соблазна и выглянул в окно деревянной будки. А там, раскиселившаяся дорога, напитывалась жирной рыжей глиной с обочин. Снова весна.

 Как весна, так никого не видно в городе.  Дед крякнул.  Словно их смывает вместе со снегом.  Он с трудом приподнялся с колченого табурета.  Хотя в последние годы нет новых людей, а старых все меньше. И молодых так и вовсе не видно лет.  Он задумался.  А черт его знает. Вот и дети подросли, разъехались кто куда. А жена. Что жена.  Он вздохнул.  Время пришло.

Глухо брякнул велосипедный звонок, это Тема, парень лет двадцати пяти, местный почтарь, проезжал мимо. Никто не знал, где он живет, и никто не знал, кому он возил почту, вот ему точно не возил, но появлялся Тема тут каждый день.

 Здоров, дед Никол!  Крикнул издалека парень.  Как твой гроб?  Он заулыбался во весь щербатый рот.

 Кто помянет, тому, сам знаешь что.  Крякнул досадливо Никола.

 Помочь с сигареткой?  Зная утренние привычки деда, предложил Тема.

 Уважь.

Парень, перекинул ногу над рамой, и пешком довез велосипед до проходной. Над задним колесом, в корзине, болталась синяя почтовая сумка.

 Кому письма?  Поинтересовался дед, протягивая руку с негнущимися пальцами.

 Не могу сказать.  Парень посерьезнел.  Ты же знаешь, дела почтовые секретные дела.

 Да с какого-то боку-припеку они стали секретными?

 А с того самого, как первые пузыри появились. Ты же дед и сам все знаешь не хуже меня. Вон какой завод сторожишь! Меж прочим военный!

 Да что с того, что военный.  Буркнул Никола.  Так коли они работал бы! Да и сторож из меня, сам знаешь какой.

 И что же, совсем не ходит никто в цеха?  Поинтересовался парень, закручивая щедрую козью ногу.

 Да кому ж? В городе почти никого не осталось.  Дед вспомнил вчерашний день, когда отправлялся на дежурство. Вспомнил свою пустую квартиру, холодный подъезд, мрачную улицу, курившуюся первыми весенними туманами и теперь ставшими такими узнаваемыми пузыри. Они были разными эти пузыри: большими и маленькими, прозрачными и отражавшими в своих боках все то, что попадало на их поверхность. И темными, почти черными, матовыми. В этих не отражалось ничего, но если присмотреться, всегда можно было увидеть в их глубине странное шевеление, словно бы чьи-то руки, делая пассы, создавали внутреннее движение.  Вот крайним днем, пока сюда шел, не видел никого. Так и сменщика не было.  Он задумчиво поглядел, как ловкие руки парня сворачивают газетную папироску.  Он хоть не сильно старый, а может и вовсе младше меня, но все ж пропал куда-то. Не было его, как пришел, и не предупредил заранее.

 А может он того?  Парень скрестил руки на груди и закатил глаза.

 Да тьфу на тебя!  Вскинулся дед.  И так поговорить не с кем, так еще вот и человек последний пропал.

 А как же я?  Наигранно обиделся Тема.

 Да о чем же с тобой, с малохольным то говорить?

 Да хоть вот о них.  Парень кивнул за спину, туда, где сейчас неторопливо проплавал прозрачный пузырь.

 А что же о них говорить?  Не понял дед.  Плавают туды сюды и сказать о них больше нечего.  Он мелко трясущейся рукой, преодолевая боль в суставах, поднял вдруг отяжелевшую козью ногу, переданную Темой, ко рту, прикурил. Закашлялся. Едкий махорочный дым разъедал глаза до слез, и из-за них картинка смазалась, поплыла. Тема тоже стал каким-то невнятным. Старик продрался сквозь веки ладонями, промакивая соленую влагу ссохшийся кожей.

 Да как же?  Удивился парень. Теперь, когда деду удалось справиться с дымом, парень приобрел знакомые черты.  А ты помнишь тот день, когда появились эти пузыри?

 Нет.  Дед Никола пытался вспомнить, но едкий дым не давал сосредоточиться. В памяти прошлое не было статичным, и когда он пытался туда заглядывать, ухватить материю времени, то оно плыло в руках, словно расплавленный пластилин, не задерживаясь целым. Так и вспоминал урывками, небольшими вспышками цветных картинок, не связанных меж собой.