Те-те-те. Ну, довольно, довольно. Я вижу, что ты раздражена. Бывает это!
Катерина Петровна утерлась полотенцем и стала накидывать на себя парадный утренний капот.
Не надевай, Катенька, не надевай Жалко такую дорогую вещь трепать. Надень простой ситцевый капот, сказал ей Порфирий Васильевич.
Не ваше дело! Не ваш это капот! Не вами он куплен! крикнула на мужа Катерина Петровна и выбежала из спальной в столовую.
Супруг тотчас же смекнул, что что-то неладно, что супруга начинает показывать когти и зубы, и сократился. В столовую он уже вышел, стараясь улыбаться.
По папеньке с маменькой соскучились? спросил он жену, присаживаясь к столу. Ну, хорошо, хорошо. Сегодня вечером мы пойдем к вашему папашеньке. Кстати же, сегодня надо вам и получить с него четыре тысячи рублей. Вот расписочка, возьмите.
И он передал жене документ, выданный ему Петром Михайловичем перед свадьбой. Супруга схватила документ и быстро спрятала его в карман.
Наливайте же мне кофею, Катишь, сказал он, смотря на нее с улыбкой.
Она с недовольной миной и молча налила стакан кофе и подвинула его к нему.
Улыбнитесь, сказал он ей.
Она отвернулась.
Первая ссора, проговорил он после некоторой паузы, пробуя ложечкой кофе.
И авось последняя, отвечала она, не глядя на него.
Пирогов, пирогов сладких сколько у нас поздравительных осталось! проговорил он, смотря на коробки со сладкими пирогами, расставленные на буфете. Я полагаю, из них что-нибудь на обед можно сегодня сделать.
Можете сделать из них себе суп, щи, жаркое и сладкое, отвечала она.
Нет, уж это я тебе поручаю. Ты хозяйка и потому должна заказывать обед, а я сейчас вицмундир надену и на службу
Катерина Петровна промолчала.
Бюджет, Катюша, на обед рубль, и прошу не выходить из этой нормы, продолжал Порфирий Васильевич. Но так как сегодня у нас сладких пирогов много, то можно не рубль, а поменьше.
Опять никакого ответа.
Вошла кухарка.
Обед барыня после меня закажет, после меня, заговорил Порфирий Васильевич.
Да я вовсе не за этим отвечала кухарка. Там в кухне хозяин этих самых официантов пришел, что закуску в день свадьбы делали. Деньги по счету требуют
Какие деньги? Я уже сказал, что деньги за закуску должен отдать отец Катерины Петровны! воскликнул Порфирий Васильевич.
Он говорит, что был там, но там не отдают. Сюда прислали.
Знать ничего не знаю! Ведать ничего не ведаю! Гони вон!
Показался сам хозяин официантов осанистый бакенбардист.
Позвольте, господин Ведь вы же заказывали закуску, а не они заговорил он.
Тесть! Тесть! Знать ничего не хочу! Я заказывал по поручению! закричал Порфирий Васильевич. С него и получайте.
Катерина Петровна выскочила из-за стола и вся в слезах убежала в спальную. Порфирий Васильевич через минуту тоже отправился за ней и припер двери. Из-за запертых дверей вскоре послышалось:
Идите вон отсюда! Я не могу вас видеть! Вы душу мне истерзали!
Он, весь красный, с трясущимися губами, вышел из спальной, надевая вицмундир. Остановившись у дверей, он сказал:
Ну хорошо, Катерина Петровна, теперь я вас оставлю, потому что мне пора на службу идти, но сегодня после службы мы с вами поговорим, основательно поговорим. Прощайте. Матрена! Запри! крикнул он кухарке, взял шапку, накинул на себя шубу и ушел.
Через полчаса Катерина Петровна отворила дверь спальной, вышла оттуда заплаканная и стала вытаскивать в гостиную два узла из простыней. В узлах виднелись две подушки, платья, одеяло, шуба.
Матрена, вынеси мне, пожалуйста, эти два узла на извозчика, сказала она кухарке. А там есть сундук с бельем, так за сундуком я от папеньки пришлю.
Матушка! Сударыня! Барыня! Да куда же это вы? заговорила кухарка.
К маменьке Довольно Я не могу с ним жить
А как же барин-то, матушка барыня? Ведь он вернется и спросит.
Так и скажешь ему, что Катерина Петровна, мол, уехала к отцу с матерью.
И когда же вернетесь, барыня?
Никогда. И ему это скажи: никогда. Совсем, мол, не вернется. И чтоб он не смел туда приходить. Так и скажи, чтоб не смел приходить.
Кухарка заревела вслух и стала отирать глаза передником.
Выноси! Выноси узлы! крикнула Катерина Петровна кухарке.
Через четверть часа она уехала.
IX
Петра Михайловича не было дома, когда явилась под родительский кров Катя. Петр Михайлович находился уже на деле, в лавке. Анна Тимофеевна сначала поняла так, что дочь только в гости приехала к ним. При встрече, целуя ее в прихожей, она говорила:
Вот и прекрасно, что приехала к нам пораньше. У нас и позавтракаешь теперь. А то что дома одной без мужа-то делать! Ведь он, поди, на службе?
Катя горько улыбнулась и отвечала с дрожанием в голосе:
Я, маменька, к вам совсем Я не поеду больше к нему.
Как не поедешь? Да что ты, милушка! Как не ехать к мужу! Этого нельзя. Какой ни на есть, но все-таки муж.
Не поеду, маменька повторила Катя.
Да что ты, что ты! Разве это можно?
Сил моих нет Он мне всю душу истерзал.
Да верно, верно, что говорить. Мне и самой он не нравится, но тебе-то все равно надо быть при муже.
Не в состоянии, маменька, ехать обратно. Что хотите со мной делайте, а я не могу
Катя вошла в гостиную, села и заплакала.
Дворник втащил в прихожую два узла с вещами.
С вещами! всплеснула руками Анна Тимофеевна. Катя! Да ты и в самом деле!.. Да что же скажет Петр Михайлыч!
Здесь я захватила платья, подушки, благословенную икону, а за сундуком с бельем надо послать. Да и ничего ему, маменька, не оставляйте, ничего Все возьмите. Ничего ему не стоит оставлять. Это совсем мерзавец. Не отдаст судом требуйте.
Тут уж заплакала и Анна Тимофеевна.
Да что он тебе сделал-то? Разве еще что сделал, голубушка? заговорила она.
Оскорблял, оскорблял на каждом шагу Да и при вас разве мало он при вас меня оскорблял! А вы и папенька он вас и за людей не считает. Он только и называет вас серым невежеством.
Да, да, да А сам-то? Сам-то?.. Только разговор один, что благородный, а на деле
Какое его благородство! Он просто подлец. В эти три дня, верите ли, я ничего не видела, кроме унижения. У него только деньги, деньги и мои вещи на уме. Он только считает, высчитывает, бракует мое приданое, попрекает меня на каждом шагу. Вы знаете, что он мне сегодня сказал? На мои деньги он хочет ростовщиком сделаться и давать в долг своим сослуживцам под жалованье за жидовские проценты.
Ну, положим, это-то дело коммерческое, заметила мать, но все-таки
Ростовщичество-то дело коммерческое? Да что вы, маменька! воскликнула Катя. И кроме того, он сквалыжник, грошовник, бесстыдник. Он кормить меня перестанет, уморит с голоду. Вы знаете, что он сегодня сказал? Он мне велел заказать обед кухарке из тех сладких пирогов, которые нам третьего дня на новоселье присылали.
Да что ты, Катенька! удивилась мать. И больше ничего?..
Катя помедлила немножко и отвечала:
Да конечно же, и больше ничего. Помилуйте Что ж это такое! Вчера тоже кухарку одними сладкими пирогами кормил, благо они даровые. Кухарка-то тоже как плачет!
Ах, Катенька, ах, голубушка! И жалко мне тебя, да и не знаю я, что делать-то с тобой. Ты поешь у нас, позавтракай, пообедай, а к нему все-таки ступай.
Поймите, маменька, что тут не одна еда. Тут все, все Хорошо еще, что он записку-то мне отдал, по которой я должна с папеньки четыре тысячи получить. Не знаю, как уж это и случилось-то, что он отдал «Нате, говорит, получите с вашего папеньки» Пожалуйста, маменька, пошлите за моим бельем.
Ах Ах Ах опять заахала Анна Тимофеевна. Я уж не знаю, как мне и быть-то с тобой. Я не смею без твоего отца за бельем твоим посылать. Вот придет он из лавки, так что сам скажет.
Да ведь Порфирий Васильич расхитит мое белье, продаст, заложит, если вы не пошлете.
Господи! Да неужели он такой?
Хуже худшего. Спасите, маменька, мое приданое, хоть что-нибудь спасите. Ведь, может быть, еще настоящим манером развестись придется.