Должен сказать вам, рабби, что вы сильно повлияли на мою жизнь.
Меня это удивило, потому что я знал, что Рав Брандвайн нечасто бывает в Хайфе и знаком с мэром не слишком хорошо.
Помните нашу встречу в Шаббат в прошлом месяце? спросил господин Хуши.
Конечно, с улыбкой ответил учитель.
Если помните, во время нашей встречи я курил, а теперь перестал.
Учитель не стал говорить: «Хорошо. Прекрасно, что вы бросили курить в Шаббат», как сказали бы религиозные люди. Он лишь спросил почему.
Честно говоря, ответил господин Хуши, это произошло, потому что я увидел на вашем лице боль от того, что я курю в Шаббат. Я сразу же ощутил ваше глубочайшее беспокойство обо мне.
Очень рад за вас, сказал Рав Брандвайн, очень рад, что теперь вы познаете радость Шаббата.
Затем Рав Брандвайн сказал нам нечто, о чем ни я, ни, думаю, господин Хуши никогда не забывал: «В Зоаре Шаббат назван временем, когда изменяется весь порядок миров. Свет, подобно росе, спускается из Верхних миров в Нижние, и оттуда Божественное изобилие наполняет все мироздание».
Несомненно, что-то в тоне его голоса показывало, что это голос мудрого и ученого человека. Более того, это был каббалист, а важнейшая цель данной книги прояснить, что именно это значит. Не просто рассказать о Раве Брандвайне, а показать, как он вел себя в обычной, повседневной жизни, потому что каббалист практикует каббалу не только во время молитв в храме, но буквально во всем, что делает.
Меня иногда спрашивают, почему я выбрал своим учителем Рава Брандвайна, и мне трудно дать однозначный ответ. Я могу лишь сказать, что меня влекла к нему сила, не заметить которую было невозможно. Тогдашнему секретарю «Гистадрута», господину Леви, постоянно задавали схожий вопрос: почему он выбрал главным раввином этого профсоюза Рава Брандвайна? Очевидно, что членам профсоюза была чужда какая-то глубокая духовность. Они ходили на танцы в религиозные праздники, они не соблюдали никаких традиций. Разве им не подошел бы более покладистый раввин?
Господин Леви неизменно отвечал, что Рав Брандвайн не просто раввин, а каббалист, и в этом вся разница. В то время я только начинал учиться, и смысл ответа господина Леви был мне не вполне ясен. Но смысл этот становился для меня все яснее и оказывал на меня все большее влияние с каждым днем.
Тайное всегда сильнее того, что раскрыто
«Чего миру действительно не хватает, так это любви к другим», говорил Рав Брандвайн. Подлинный смысл этой фразы я понял в 1964 году во время поездки с ним в один кибуц.
К моменту нашего путешествия я находился в Израиле всего несколько месяцев и никогда не бывал в кибуцах. Рав Брандвайн сказал мне, что кибуц, в который мы едем, находится в Эйн-Геди и представляет собой абсолютно нерелигиозное место. Люди там были очень трудолюбивы, но они не скрывают, что не особенно духовны.
Я был приучен делить людей на категории: одни были достойны внимания, другие нет. Почему, задавался вопросом я, мы тратим время на посещение этого места? Несомненно, есть люди, которые более достойны мудрости моего учителя. Зачем такому одаренному человеку, как Рав Брандвайн, иметь хоть что-то общее с такими людьми?
Когда мы прибыли в кибуц, его секретарь подбежал к Раву Брандвайну, и они обнялись, словно давным-давно разлученные братья. Я был поражен. Секретарь был одет в сильно потрепанную рабочую одежду, он был человеком совершенно другого круга, нежели Рав Брандвайн, и, насколько мне было известно, между ними не существовало никакой духовной связи. Я все время задавался вопросом: что же общего может быть между этими людьми? Какова связь между ними? Зачем вообще мой учитель здесь?
А потом меня ждало настоящее потрясение. Секретарь кибуца отвел нас на кухню, где готовили еду для работников, и с гордостью рассказал нам, что выполнил все указания моего учителя по поводу кошерности кухни. Когда Рав Брандвайн проводил тщательнейший осмотр кухни, лицо секретаря сияло от радости. И тогда я понял то, что должен был понять с самого начала: мой учитель принес в этот кибуц веру и духовность и сделал это с любовью.
Человеку, не знакомому с распрями и разобщенностью, которые характерны для жизни в Израиле, может быть трудно понять, насколько удивительно это было. Факт создания кошерной кухни секретарем абсолютно светского кибуца был чем-то совершенно неслыханным. Я испытал такое же чувство, как если бы кто-то общался на иностранном языке, совершенно не вяжущемся с его внешностью, как если бы шведский крестьянин вдруг свободно заговорил по-китайски. Но, как всегда, когда я был рядом с Равом Брадвайном, я получил каббалистический урок: тайное всегда сильнее того, что раскрыто, будь то чувства, спрятанные под неказистой одеждой в человеческом сердце, или скрытый смысл отрывка из Библии.