Икона с ликом Николая Чудотворца. Меня нельзя назвать особенно верующим, но и смысла отрицать существование Бога я не вижу. Я был в церкви всего несколько раз и, само собой, иконы там не покупал. А этот образ подарок мамы, который я, скорее для неё, чем для себя, поставил в «красный угол». Раньше это была поясная икона, теперь она превратилась в ростовую.
Пожалуй, хватит.
Я уселся на стул и внимательно осмотрел выставленные на столе вещи. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы сделать выводы, почему здесь оказались именно они. Первое они все важны для меня не столько как предмет, сколько как эмоция, как память о тех, кто держал их в руках, кто думал обо мне, и о ком думал я, кто любил меня, и кого любил я. Второе, именно потому, что эти вещи мне дороги, я помню какими они были до Кстати хорошо бы определиться по поводу этого самого «до». До чего?
И машина с бизнес-центром тоже вполне укладываются в эту схему.
«Аутлендер» у меня уже седьмой год, и я не отношусь к нему как к средству передвижения. Нет, я его не боготворю, не трясусь над каждой царапиной, не сдуваю пылинки, вообще не понимаю такого это мой боевой конь, мой товарищ, который всегда рядом и готов помочь. Пусть иногда ломается, и даже бывает в очень неподходящий момент, но так бывает, это жизнь. Все устают, даже машины.
В офис под вывеской «Hermes-center» я каждое утро захожу ещё дольше, чем сажусь за руль «Аутлендера». И вот теперь он «Меркурий». И пусть сейчас я к работе отношусь без энтузиазма, я бы даже сказал, отчуждённо, но ведь это не всегда так было. И с ней я познакомился там, столкнувшись совершенно случайно на первом этаже перед лифтом. Она посмотрела на меня таким выразительным взглядом, когда папка, случайно мною задетая, упала на пол из её рук, что я готов был под землю провалиться. К счастью, врождённая наглость и какое-никакое чувство юмора позволили вырулить без потерь и даже получить согласие на чашечку вина по окончании рабочего дня.
Только вот этот набор выявленных трансформаций не даёт мне никаких зацепок. Всё логично: в том, что мне важно и что я, соответственно, хорошо помню, я изменения обнаружил, а во всём остальном нет.
Я встал, подошёл к окну и посмотрел на деревья, еле заметно покачивающие ветками, машины, стоящие вдоль дороги, вывеску круглосуточной аптеки в конце дома напротив. Всё как обычно. Или нет? Если уж я из окна собственного дома не могу ни за что взглядом зацепиться, то что говорить об остальных местах? Вот, например, аптечная вывеска зелёно-белая с зелёным крестом. Может ли быть такое, что раньше она была голубая? Или крест светился красным? Вполне. Только я никогда не придавал значения цвету окружающих меня вывесок. И им самим тоже.
Кто сошёл с ума? Я или мир?
Вероятность того, что все эти мутации мною придуманы, пятьдесят на пятьдесят. Как в шутке про шансы встретить динозавра на улице
Ладно, утро вечера мудренее, пойду спать.
Глава 4. Четверг
Утро опровергло народную мудрость. Озарение на меня не нашло, даже хоть сколько-нибудь мало-мальски разумной и при этом свежей мысли не появилось.
Но я не особенно расстроился. Во-первых, состояние пустоты в голове и позвольте мне быть слегка пафосным душе для меня перманентно, а потому привычно, и никак не может служить поводом для ухудшения настроения. А во-вторых, я ни в народные приметы, ни в народную мудрость не особо верю. Тем более касаемо прибавления ума за восемь часов сна.
Выйдя к машине, я опять проверил наличие, то есть отсутствие, повреждений на бампере. Доехав до работы, убедился, что вывеска «Mercury-center» не превратилась обратно в «Hermes». Зайдя в холл, постарался очень внимательно осмотреть интерьер, но каких-либо несоответствий объективной реальности с картинкой из моей памяти не нашёл. Но зато нашёл временное компромиссное определение для происходящего: то, что видят мои глаза объективная реальность, то, что я помню реальность субъективная, без зацикливания на причинах этого раздвоения. Договорился с самим собой, так сказать.
Заметив, что охранник начал с интересом посматривать на меня поверх стойки, я помахал ему рукой, сообщил, что задумался, и шагнул к лифту. Возникло мимолётное желание пройтись пешком, но я сделал вид, что его не заметил, и нажал на кнопку вызова. Уже внутри я, сфокусировав взгляд на кнопке с цифрой «7», нажал на неё и почти не удивился, когда на табло семёрка сменилась восьмёркой, а та, в свою очередь, девяткой.
И вот я опять смотрю на чёртов лофт и чёрно-белый постер, правда, на этот раз на нём не нью-йоркское такси, а венецианская гондола. Но не ей дозволили выделиться на сером фоне, а пышным цветам, захватившим карниз одного из домов. Снова красное пятно.
Палец застыл над кнопкой моего этажа, но я не спешу его опускать. Интересно же. Мне опять что-то стало интересно.
Я сделал короткий шажочек к раскрытым дверям лифта и, почему-то не рискуя выйти, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что творится справа и слева. Стойка ресепшн не проглядывается, да и вообще никакой мебели не видно. Только пара каких-то штуковин у стены: то ли торшеры, то ли хай-тек-вазоны. Настолько «хай-тек», что места для цветочков в них не нашлось. Что-то может быть в коридорах, которые, скорее всего, обнимают шахту лифта, превращая помещение в букву «п». Стены везде одинаково обшарпаны, ещё в нескольких местах по ним вьются кабели, с потолка свисает ещё две лампы, таких же, как первая. И всё. Даже дверей нет. Но они, или она, тоже, скорее всего, просто вне зоны видимости.
Я тихонечко кашлянул, потом ещё разок, но реакции не последовало. Я здесь явно один.
Ещё немного поколебавшись, я спрятался обратно в лифт и нажал-таки на кнопку своего этажа.
Сегодня я провёл в «курилке» раза в три больше времени, чем обычно. Только листал не рассказы, а автомобильный глянец. И, пожалуй, первый раз за несколько лет я по собственной воле встревал в разговоры: между делом жаловался на неисправный лифт, ненавязчиво интересовался другими арендаторами в нашем здании, особенно обитателями девятого этажа, пару раз даже вскользь упомянул о том, что как будто бы раньше у нашего бизнес-центра было другое название. Но всё бесполезно: лифт у всех работал исправно, кто-то на девятом этаже обитает, но кто, неизвестно, да и не очень хочется узнать, название не менялось. О том, не замечал ли кто-нибудь признаки чертовщины pardon, признаков расхождения объективной и субъективной реальностей, я расспрашивать не рискнул.
Близится конец рабочего дня. Я снова сижу в кресле в «курилке» и смотрю в окно на поток пробирающихся по дороге машин. Дверь открылась, и кто-то вошёл. В окне мелькнуло отражение лица вошедшего не слишком чёткое, но достаточное для того, чтобы понять: оно как будто бы знакомое, но точно не близко, кто-то из недавно утроившихся, наверное. Этот точно не сможет ничего добавить к имеющейся у меня информации, так что заводить разговор не имеет смысла, тем более что я сегодня уже недельный лимит слов превысил.
Прошипела кофемашина, подогревая воду, потом шумно заработали ножи, измельчающие кофейные зёрна, готовый напиток стал наполнять одноразовый стаканчик. Два раза тихо булькнуло это нырнули в кофе куски рафинада, по донышку и стенкам стакана зашуршала деревянная мешалка.
О, Лёха, привет! не слишком бодро, я бы даже сказал, устало, всё-таки конец рабочего дня, проговорил очередной любитель кофе. Я тебя и не заметил. Отдыхаешь?
Я не сразу сообразил, что незнакомый тип назвал моё имя он ведь уже был записан в новички.
Лё-ёха, чо задумался? опять обратился ко мне вошедший, при этом появляясь в поле моего зрения со стаканчиком кофе в одной руке и со стулом в другой.