Ленц выдержал драматическую паузу. Гретель ждала.
В столице у меня есть отличный специалист, доктор Фонберг, произнес молодой человек. Он готов поработать с вами. Вместе мы сможем разобраться, что произошло в Либкухенвальде десять лет назад. И, возможно, поможем полиции найти монстра, который до сих пор убивает детей. Что скажете, фройляйн Блок?
Ничего не выйдет. Гретель покачала головой. Очень жаль, но я не ваш хромой мальчик.
Это уж позвольте решать мне! Я верю в успех этой затеи, и доктор Фонберг тоже в него верит. Правда будет восстановлена, больше никто не посмеет назвать вас лгуньей или сумасшедшей. И не забывайте о деньгах, которые вас ждут в случае успеха. Огромных деньгах! Двадцать процентов от прибыли.
Пятьдесят процентов.
Ленц на мгновение опешил. А потом рассмеялся, хлопнув по столу так, что звякнула лежавшая на тарелке ложечка.
Мы уже торгуемся? Но минуту назад вы сказали, что ничего не выйдет!
Да, у меня есть причины так думать. Но я готова попробовать. Как мы будем действовать?
Для начала поедем в Риттердорф. Вы не были в столице? Клянусь, вам понравится! Там вы проведете какое-то время, консультируясь с доктором Фонбергом. Втроем мы попытаемся докопаться до истины, узнать, что на самом деле произошло в ту ночь с вами и Гензелем.
А если мы не узнаем? Книга все равно выйдет?
Гретель, почему вы так скептически настроены? Доктор Фонберг настоящая звезда психологии!
Потому что я говорила журналистам чистую правду. Гретель взяла ложку и принялась ковырять кусочек торта. Не было никакого убийцы, и, если ваш доктор хоть чего-то стоит, он это поймет. В ту ночь меня и Гензеля похитили бесы.
Глава первая
1909 год от Рождества Христова, 30 октября (десятью годами ранее)
Запах свежей краски, досаждавший ученикам в первые дни осени, почти выветрился к Празднику Урожая. Его еще можно было учуять, переступая порог воскресной школы, но к моменту, когда сестра Агнес начинала рассказывать о заповедях, таинствах и адских муках, едва уловимый запах олифы и цинковых белил словно улетучивался.
«Интересно, грешники в аду тоже привыкают к запаху серы?» размышляла Гретель, поглядывая в окно. Сейчас она чувствовала лишь сладковатый тыквенный аромат, долетавший со двора. Высокая пирамида, сложенная из оранжевых плодов, высилась у каменной стены собора. Эти тыквы пожертвовали местные фермеры для благотворительного обеда в честь Праздника урожая.
Сестра Агнес напоминала сушеную воблу, на которую ради смеха нацепили монашеское одеяние и очки с толстыми линзами. Костистое лицо и безгубый рот только усиливали сходство с рыбой. Прохаживаясь между рядами, сестра Агнес вещала:
Вскрыв могилу святого Леонтия Халдейского, язычники с ужасом узрели, что его мощи не подверглись тлению. А вместо смрада разложившейся плоти из гроба повеяло миррой и ладаном.
И тыквенной кашей, прошептал Гензель, сидевший по левую руку от Гретель.
Девочка, которой в скором времени предстояло готовить эту самую кашу, сдержанно усмехнулась шутке младшего брата. Вообще, чистить и нарезать жесткие плоды то еще удовольствие. Фрау из женского церковного комитета, которые ежегодно устраивали благотворительный обед для бедных, сами не стояли над разделочной доской и кипящими чанами. Этим занимались девочки, посещавшие воскресную школу. В прошлом году от ручки ножа у Гретель вздулись кровавые волдыри.
Как думаешь, прошептал Гензель, наклоняясь к сестре, если добавить в кашу святые мощи, каша станет святой?
Думаю, да, с серьезным видом отозвалась Гретель. Ты же помнишь капля святой воды освящает море.
Значит, достаточно бросить один ноготь с руки
Фу! Девочка пихнула брата локтем. Гадость какая!
Фройляйн Блок! Голос сестры Агнес напоминал удар хлыста. От неожиданности Гретель подпрыгнула на скамье. Встать!
По классу прошелестели смешки. Здесь по большей части собрались отпрыски крестьян и мастеровых от шести до пятнадцати лет. Чтобы изучать Закон Божий, не требовалось разделять детей по возрастам, как в обычной школе, посещать которую Гензель и Гретель, конечно же, не имели возможности.
Девочка нехотя поднялась.
Повтори мои последние слова, отчеканила сестра Агнес.
Гретель замялась, пытаясь сообразить, что же случилось, когда язычники на свою беду вскрыли-таки могилу Леонтия Халдейского. В голове крутилась лишь тыквенная каша, в которую Гензель предложил бросить ноготь святого. В этот момент из-за спины раздался шепот:
Небеса разверзлись, и ударил гром.
Когда язычники потревожили мощи святого Леонтия, радостно затараторила Гретель, небеса разверзлись, и ударил гром!
Чушь! бросила сестра Агнес. После занятий отправишься на кухню вместе с дежурными. Надо привести в порядок котлы, помыть их и начистить до блеска!
Гретель тяжко выдохнула и рухнула обратно на скамью, а сестра Агнес двинулась дальше. Сейчас она уже напоминала не сушеную воблу, а долговязую цаплю, бредущую по болоту. Ученики же походили на притихших лягушек, не желающих оказаться в птичьем клюве.
Посреди класса стояла пузатая металлическая печь на кривых, похожих на львиные лапы ножках. Составленная из нескольких секций жестяная труба уходила в потолок. И печь, и труба были холодными огонь в топке монахини разводили не раньше, чем на оконных стеклах появлялись морозные узоры, а слова молитв срывались с губ вместе с облачками пара. Выждав, когда сестра Агнес окажется по ту сторону печи, Гретель оглянулась. Она хотела знать, кто «удружил» ей, и столкнулась взглядом с Нильсом Дельбруком. Его худое лицо напоминало застывшую маску, голубые глаза смотрели без всякого выражения. А из уголка рта, как обычно, торчала палочка от леденца.
Юноша перегнулся через парту и негромко произнес:
А правда, что твоя мать по ночам раздевается и в таком виде бегает по лесу? Я слышал, она сумасшедшая!
Девочка ощутила, как вспыхнули щеки, и резко отвернулась. Она знала, что Гензель все слышал, и схватила его за локоть прежде, чем он успел повернуться и ответить Нильсу.
Что?! прошипел Гензель. Мне уже надоело терпеть эти
Тихо. Гретель бросила на младшего брата суровый взгляд. Хочешь, чтобы и тебя отправили котлы драить?
Мальчик что-то проворчал в ответ и с недовольным видом уставился в раскрытое Писание.
Сестра Агнес не терпела, когда на ее занятиях кто-то отвлекался или болтал. Но если дисциплину нарушал сынок местного пастора, коим и являлся Нильс Дельбрук, с монахиней происходило нечто странное. Казалось, ее глаза поражала слепота, а уши глухота. Из церковных проповедей и школьных лекций Гретель узнала, что небеса весьма изобретательны по части наказаний. Но чтобы так выборочно
Над зданием школы возвышалась квадратная башенка. Каждое воскресенье, в полдень, одна из монахинь дергала за витой шнур, что свешивался с потолка в прихожей. Для детей, посещавших воскресную школу, удар колокола на башне означал, что уроки закончились и можно отправляться по домам. А пока Гретель слышала вздохи, сопение и ерзанье имей нетерпение собственный запах, он бы точно перебил долетавший со двора тыквенный аромат.
Когда же чума и проказа поразила каждого первенца в царстве, язычники наконец раскаялись. Сестра Агнес, похоже, не понимала, что накануне Праздника Урожая никто не хочет слушать о чудесах святого Леонтия. И уж тем более о чуме и проказе, поразившей его мучителей.
Гулкий колокольный отзвук еще не успел растаять над черепичной крышей, а класс уже наполнился криками, смехом и грохотом отодвигаемых лавочек. Дети хлынули к выходу, уже не обращая внимания на сестру Агнес, призывавшую их к порядку.