Тимофей, ошалевший от обилия звуков и информации, пошарил в кармане облезлой кожанки и, выудив из него не менее затасканную конфету в поблекшей обертке, протянул ее пацану. Рев мгновенно стих. Малец быстро сообразил, что это за фитюлька, развернул фантик и втянул сладость со звуком пылесоса.
«Так чего ты предлагаешь-то?» спросил Колдун по инерции громко, лишь к концу фразы, спохватившись и притушив звук.
«Я, Тимофей Филиппович, и сама не знаю! Он, как про тебя услышит, аж зеленеет весь! Может ты так, заочно, какую-нибудь травку пропишешь?». Колдун хмыкнул:
«Угу. Ты его напоишь невесть чем, невесть от чего и тогда его неверие в народную медицину будет абсолютно оправданным! Не стану я, Настасья, так рисковать! Мне его смерть на совести не нужна!» подвел он итог.
«Да Бог с тобой!» испугалась женщина: «А как быть-то?».
«А давай-ка, звезда моя, вот, что сделаем!» предложил гость: «Травку я тебе дам, только не лечебную, а сонную. Выпьет твой дядька, задрыхнет, а тут и я проберусь, посмотрю, подколдую чего, тогда уже и лечение назначу! Ну, как? Идет?». Настасья с готовностью закивала. Негоже, конечно, пожилого человека обманывать, ну, да что же делать?
Колдун покопался в своей сумке, протопал на Настасьину кухню и, по-хозяйски взяв чистую кружку, насыпал в нее молотых трав и залил кипятком из закоптелого чайника.
«Ну вот! Счас настоится и начнем!» подмигнул он хозяйке. Следом за матерью в кухню притопал ее наследник и уставился на Колдуна ярко-голубыми глазами. Тимофей сделал ему «козу», цвыркнув губами и пацан, заулыбавшись, потянулся к нему, дескать, хочу на ручки! Колдун посадил парнишку на колено и стал изображать ногой скачущего коня, сопровождая действо звуками: «Тыгдым-тыгдым!». Игра была принята и вскоре мальчишка заливался хохотом. Тимофей прихлебывал поданный женщиной чай и уже думал процеживать настой, когда в коридоре зашаркали неуверенные шаги. Гость и хозяйка переглянулись и испуганно уставились на дверь. Через минуту на кухню явил себя ответственный работник. Он близоруко сощурился, разглядывая пришлеца, а поняв, кто это, мгновенно озверел:
«Ты! Ты, шарлатан! Ты как посмел сюда прийти? Ты что, еще лечить меня собрался? Да я тебя на порог не пущу, нахлебник! Ходишь, людям мозги дуришь да жрешь на халяву!» визжал старик. Последний глоток ощутимо встал Колдуну поперек горла и он с трудом сглотнул, а потом, воспользовавшись паузой в крике дедка, вставил:
«Ты чего разошелся-то, дед? Я к тебе что ли? Нужон ты мне больно! Хоть подохни!». Глаза старика выкатились из орбит, а Тимофей невозмутимо продолжал:
«У тебя племянница, между прочим, вдова, дама одинокая, а внучок» он кивнул на притихшего у него на руках пацана: « и сам ко мне тянется! Вот тебя схороним и заживем!» нагло улыбнулся Колдун в побелевшее лицо хозяина.
«Ты!» заблажил тот: «Да я тебя! Я тебя собственными руками! Я тебя! А ну, отпусти мальца!» перешел он на визг, словно обезумев.
«Счас, разбежался!» ответствовал Тимофей: «Ты, один хрен, скоро помрешь, а им сильное плечо не помешает!».
«Да какое с тебя сильное плечо, дармоед!» совсем вышел из себя ответственный работник: «И не надейся, сукин сын! Не надейся! Я не сдохну!».
«Ой, ли!» усомнился Колдун: «Настасья говорит, ты народными методами брегуешь, больницу тебе подавай! А где она ее тебе возьмет, больницу-то? Я б тебя полечил, да у меня свои интересы теперь! И ты в них не входишь! Разве только Настасьюшка чтобы не волновалась пособил бы!» масляно глянул он на женщину: «Дак ты все одно не согласишься!» подзадорил он собеседника. Старик посерел. Несколько секунд он неотрывно смотрел на Тимофея и тяжело дышал. Колдун догадывался, что тот просчитывает варианты и выбирает меньшее из зол. Так и вышло. Помрачневший дед вскоре выдал:
«Ладно, паскудник, ладно! Я с Настасьей соглашусь! Она уже давно тебя позвать норовит да у меня таким, как ты веры нет! Но если твои порошки помогут и я выздоровею, век тебе Настасьи не видать, понял?».
«Понял, не дурак!» кивнул Тимофей: «Да ить я за ради Настасьюшки чего угодно сделаю, даже такую грымзу, как ты вылечу!» он старался не глядеть на хозяйку, подозревая, что она, за спиной у старика, умирает от смеха и боясь, что и сам тогда не выдержит спектакля. Дед продолжал беситься:
«Ах, же ты, сволота!».
«Сам мучаюсь!» покаялся Колдун и, ссадив мальца, встал. Деду он кивнул на освободившееся место и взял за плечи. Тот сидел, отворотив перекошенное лицо. Ничего страшного в организме старика Колдун не обнаружил. Подзапущенный гастрит, не сильно работающие почки и, как следствие этого, да еще непомерно эмоционального характера гипертония. Подкинув чуток энергии, Тимофей отошел к своей сумке и принялся вытаскивать склянки и порошки. На бумажке он тщательно расписал, что и когда принимать и собрался уходить, заверив, что вернется завтра:
«До свидания, дед!» гаркнул он, прощаясь, но хозяин предпочел не заметить протянутой руки. Тимофей повернулся к Настасье:
«До завтра, звезда моя!» чмокнул он ее в щеку, чем вызвал сдавленный рык за спиной: «Пока, герой!» пожал маленький кулачок ревуну и вышел из избы.
На завтра приехал пораньше, чтобы успеть перемолвиться с Настасьей до схватки с дедом. Хозяйка вышла открыть ему калитку с совершенно растерянным лицом. Тимофей даже испугался не случилось ли чего с дедком? Он ему, конечно, оставил настои и от нервов тоже, но мало ли! Дело, однако, оказалось совсем в другом.
«Тимофей Филиппович, я даже не знаю, как сказать» начала Настасья: « только теперь».
«Что?» подался вперед Колдун.
«Понимаете, Вы вчера как уехали, дядя велел все, как вы написали заварить и ему подавать. И к вечеру у него так улучшилось самочувствие, что он и сам не поверил отрыжка исчезла, боль, аппетит появился, даже голова унялась! Он сидел с нами за столом, шутил и смеялся и вдруг» Колдун совсем напрягся:
«Да что?».
«Он начал вас хвалить прямо на все лады и взялся уговаривать меня согласиться на замужество!». Тимофей приподнял брови, а потом засмеялся:
«Ну, дедок! Эк его развернуло на сто восемьдесят градусов!». Настасья была просто убита:
«Что нам теперь делать-то, Тимофей Филиппович?».
«Да-а!» крякнул Колдун: «А чего ты ему на это сказала?».
«Да я повела себя, как дура последняя!» совсем расстроилась женщина: «Сначала молчала, а потом резко сказала: Хватит! и убежала из кухни».
«О!» Тимофей по-платоновски поднял палец: «Это очень хорошо, звезда моя!».
«Чем хорошо-то?» уставилась на него Настасья.
«Есть у меня одна идейка! Счас к деду пойдем, ты, главное, сиди и глаз не поднимай, поняла? И не засмейся! А то я тоже не удержусь и тогда хана нам!» собеседница подняла брови и, заулыбавшись, согласилась.
«Как его по имени-отчеству-то?» уточнил Колдун.
Старик встретил Тимофея, как родного сына, соскочил с кровати, усадил гостя в кресло и взялся с удовольствием рассказывать о своих недугах. Тимофей добродушно слушал, кивая головой и советовал пить отвары не пропуская, на что дед выказывал полную готовность.
Настасья пришла с чашками чая на подносике, подала одну дядьке, вторую гостю, третью взяла себе. Больной, понаблюдав за потупившейся племянницей, пошел в наступление:
«Ты, Тимофей, прости, я тебя вчера обругал. Не серчай человек я старый, нервишки пошаливают. А вот, что ты про Настасью мою вчера говорил, ты серьезно?». Колдун, поставив чашку на подоконник, наклонился к дедку:
«Тут такое дело, Степан Михайлович! Я, конечно, к Настасьюшке всей душой, но вот она вы ведь, как бывший высокий начальник, привыкли за настроениями людскими следить и, наверняка, заметили, как племянница ваша в последнее время переменилась? Даже с лица сошла!» Тимофей покосился на розовую, кровь с молоком, мордашку «сообщницы» и прикусил изнутри щеку.
«Ну, заметил!» растерянно сказал дед: «И нервишки у нее совсем никуда негодные!».