«Вот-вот!» покивал головой Колдун: «Она все от меня таилась, а сегодня рассказала. Два дня назад приснился ей покойный супруг и шибко он ее ругал за мои посещения! А еще пригрозил мальца к себе забрать, коли Настасья не уймется!». Старик нахмурился:
«Да чего вам по сто лет, в сны-то верить? Мало ли чего привидится?» пробормотал он.
«Не скажите, Степан Михайлович! Я вот, по роду своей деятельности к тонким мирам, в том числе загробному, близок и такие вещи привык учитывать!» вежливо возразил Тимофей.
«Да ты ведь говорил, что на все ради нее» он кивнул на племянницу: «готов!».
«Готов, Степан Михайлович, потому и не настаиваю! Даже, если все мистические стороны во внимание не брать, то вы, как ответственный работник, должны понимать раз Настасье такие сны снятся, значит, не готова она к такому шагу, как замужество! Даже ради того, чтоб у ребенка отец был! Я в такой ситуации не могу ей о своих чувствах говорить, хоть и» некстати на ум пришла сопливая Манька-невеста с воплем: «Ты меня в самую сердцу ранил!». Сделав над собой жуткое усилие и ущипнув себя за палец, чтобы не заржать по-жеребячьи, Колдун, однако, использовал выражение: «хоть и ранен я в самое сердце!». Степан Михайлович расстроенно молчал, потом закивал:
«Ты, прав, конечно! Я это очень понимаю! Все же жаль! Шибко я тебя полюбил!» вдруг выдал он.
«И когда успел?» подумал Колдун, но внешне остался невозмутим: «Вы, главное, не бросайте лекарства пить, Степан Михайлович!» вежливо напомнил Тимофей: «Насте ваша поддержка сейчас очень нужна!» и попрощавшись, вышел из дома.
У калитки его догнала Настасья:
«Ну, вы даете, Тимофей Филиппович!» она закрыла рот платком, чтобы, если дед выглянет в окно, не видно было ее улыбки. Тимофей хмыкнул:
«Ложь во спасение! Главное, что он лечиться стал!» и, улыбнувшись женщине, добавил: «Ладно, пойду я! Устал тут у вас комедию ломать! Прощай, звезда моя!» он театрально поцеловал хозяйке ручку и вышел из калитки.
Рассказ шестой. Гиблое место
«Чероки» внезапно чихнул и заглох. Тимофей от неожиданности, (все-таки, шпарил на полном ходу!) даже немного растерялся, но ругнувшись:
«Твою мать, это что за кульбиты?» на инерции пришвартовался к обочине. Повернув ключ зажигания пару раз и послушав унылые потуги мотора ожить он, по-платоновски подняв палец, высказал самому себе и заодно окружающему миру сентенцию:
«Если дело не идет оставь его в покое!» и лениво выбрался из салона. На улице стояла золотая осень голубело небо, оранжевел лес, подступавший к дороге почти вплотную. И, хотя поворотов вблизи не было, Колдун не увидел на трассе ни одной машины. То есть помощи ждать было неоткуда.
«Ну и ладно!» хмыкнул он, чтобы скрыть разочарование: «Пойду по лесочку пройдусь, грибочков поищу». Грибы, к слову сказать, Тимофей на дух не переносил ни жареные, ни соленые. Даром, что жил посреди тайги.
Он сбежал от дороги по склону вниз и медленно побрел среди березок и сосен, раздумывая, что такое приключилось с его вездеходом. Впрочем, скоро мысли в голове закрутились обрывистые и бесцельные, захотелось есть и спать ибо ехал он из города, от больного пенсионера, который «стоял» у него на учете уже пару лет, был крепким, как дубок, но при этом жутким ипохондриком. Он щедро платил Колдуну за каждое посещение (с каких доходов Тимофей не спрашивал, но судя по обстановке в квартире, дедок явно не бедствовал) и требовал трав и настоек от тысячи и одной придуманной болячки. Врачеватель, как мог, уверял пациента, что со здоровьем у того полный порядок, но все без толку. Оставив клиенту в очередной раз склянок и мешочков с укрепляющими составами и подкинув во время сеанса энергии, Колдун отправился обратно, решив домчаться в кратчайшие сроки, подогреть нажаренное с утра мясо, наесться до полного бесчувствия и завалиться спать. И вот теперь весь этот идеальный план сменился походом за грибами.
«Твою мать!» в очередной раз ругнулся страдалец и насторожился: из-за кустов черемухи, что окружали дохленький ручеек, послышались возня и горестные всхлипы. Колдун торопливо направился в ту сторону и вскоре увидел подростка лет двенадцати, сидящего на поваленной сосне и размазывающего слезы по грязным щекам.