Тогда юному Багровскому опостылело такое отношение к нему, и он решил, во что бы то ни стало, заполучить признание: неважно от кого, и за какие заслуги. А самой простой публикой для этого стали новые однокурсники с не очень чистой репутацией. И требования для этого у них совсем низки: делай то, что от тебя ожидают, не забастуй против «пахана», и тогда сможешь считаться у них своим, хотя это понятие весьма растяжимое. В разговоре с тобой они будут называть тебя «братом», «братаном», «дружище» и прочими словами повышенного доверия, но между собой ты будешь для них не больше, чем болванчиком, которому можно поручить пыльную задачу и на которого в случае чего можно спихнуть всю ответственность. Тогда Николай впервые встретился с Авантюристом его вторым олицетворением. Опасным, эгоистичным и тщеславным. Безусловно, он и сам был не рад такому появлению, но понимая, что это его единственный билет к признанию, принял этот факт как должное. Таким образом, кооперируясь со своей второй натурой, он творил, практически, всё, что придёт в его больную голову, чтобы выставить себя решительным и смелым. Но, оставаясь наедине с собой, Николай, бывало, в прямом смысле, хватался за голову руками и сокрушался, размышляя, что он делает со своей жизнью, и в том ли направлении движется.
Так летели годы, Николай подходил ко времени выпуска из курсантов и посвящению в офицеры. Тогда его отец и решился на беседу с сыном, чтобы окончательно понять его цели. Фёдор Александрович подозвал своего сына после обеда в выходной летний день. Они сели в беседке в саду отцовской усадьбы, под тенью липы. Николай было думал, что он снова будет лишь придираться к очередным проступкам, но Фёдор, будучи умелым торговцем, начал издалека.
Напомни мне, заговорил он, втянув носом душистый аромат летнего сада, сохраняя безмятежность, присущую сказочному великану, скоро ли вас посвятят в морские офицеры?
Этот вопрос поставил Николая в тупик, ведь он не оправдал его ожиданий.
На первый взгляд, это была совершенно безобидная заинтересованность, и ничего она в себе не скрывала.
Говорили, что в конце этого месяца посвятят, отвечал он, немного подумав над тем, что здесь не так, а почему ты спрашиваешь?
Ничего особенного. Всего лишь хочется узнать, когда мой сын из молодого человека станет настоящим военным. Да, мне немного не по нраву такая отрасль, но само осознание того, что ты своими усилиями добился такого высокого места вызывает Гордость. Довольно сильную, причём. Не то чтобы довольство, или радость, а гордость.
Тут сердце буйного парня дало трещину. Небольшую, но достаточную для некоторого ослабления. Ведь это именно то, чего он добивался долгие годы, самыми нечестивыми способами, но до конца всё ещё не верилось, и Николай не решался бежать навстречу.
Но разве Несмотря на все мои выходки ты всё равно гордишься? А я думал, что позорю свою семью. Разве не так? спрашивал он сбивчиво.
Да, всё в порядке, спокойно отвечал Фёдор Александрович, и более того: в таком твоём поведении виноват я, в этот момент глаза Николая округлились и расширились от удивления, я понял, из-за чего ты всё это вытворял. Раньше я думал, что это просто юношеская строптивость, и всё пройдёт со временем, но потом осознал, что причина кроется гораздо глубже. Сын мой, я никогда не был тобой доволен. Всё, что я делал это требовал. Я всегда требовал от тебя больше, чем есть на данный момент, а когда ты достигал его, я ставил новое требование, даже не похвалив за достигнутое. Всю твою жизнь. А ты это запоминал, и копил в себе. Твоя мать всегда выступала за хотя бы небольшое поощрение, но не смела перечить мне. А потом накопленное дало о себе знать, когда ты пришёл в академию. Ты хотел получить хоть малую толику уважения, которое тебе полагалось за все старания. Прости меня за это. Ты и вправду тот, на кого мне бы следовало равняться. И я никогда не говорил, что люблю тебя. Никогда не говорил, что люблю собственного сына, свой венец творения. Непростительный грех с моей стороны. Так вот я хочу, чтобы ты знал: ты не такой хороший, как я. Ты гораздо лучше меня во всём. Я люблю тебя, Коля. Прости, что никогда не говорил этого.