1. Письма счастья. Белль Ганнес
(18591908)[1] Сельбу (Норвегия), Иллинойс, Индиана (США)[2]
В наше непростое время женщина может претендовать на то, чтобы ее считали человеком, только в одном случае если она овдовела. А что вы скажете о той, кто сбилась со счета, хороня мужей? Достойна ли она прослыть кем-то большим, чем простая смертная?
Мое имя Белль. Родители нарекли меня Брунгильдой, но все, чего я добилась, не их заслуга, поэтому теперь я зовусь иначе. Брунгильдой впору величать злую колдунью из средневековой сказки. Представляете себе красивую девушку с таким именем? Вот и родители не могли. Они никогда не считали меня привлекательной или умной. Я была чересчур пухлым младенцем с такими светлыми волосами, что казалась лысой. Конечно, я этого не помню, но сестры, потешаясь, рассказывали, с какой горечью, качая люльку, мать смотрела на меня, ведь она понимала, как сложно будет выдать замуж такую дурнушку.
Брунгильда. Уродливая, одинокая ведьма из замка на горе. О том, что красота вопрос спорный и не всегда значимый, мои недалекие родители ведать не ведали. Они считали ее товаром, который легко продать родственникам будущего зятя. На моей родине, кстати сказать, такой обычай никогда не был в ходу. Уже поселившись в Америке, я не раз встречала женщин, которые впервые увидели мужа на свадьбе. В Норвегии парень и девушка должны познакомиться, пообщаться и только потом прийти к отцу с матерью за благословением. Впрочем, кого мы обманываем, последнее слово всегда и во все времена оставалось за родителями.
Я появилась на свет в 1859 году в обветшалом домишке в Сельбу. Наша коммуна это несколько деревень на берегу озера. Все ходят в одну церковь. Школа тоже общая. И все же каждое из поселений предпочитает жить само по себе. В Штатах мне часто доводилось слышать о том, что деревенские люди чище и проще, что они держатся друг за дружку и, если кто-то попадет в беду, тотчас приходят на выручку. Ничего, кроме ухмылки, такие россказни у меня не вызывают. Соседи поспешат на помощь, только если случится пожар и огонь с вашего дома грозит перекинуться на их жилище. Во всех остальных случаях деревенские отличаются от городских только тем, что обязательно позубоскалят, а то и швырнут вслед ком грязи, случись кому-то оказаться в нужде. В городе же до тебя никому нет дела. Поверьте, мне много раз требовалась поддержка, но всякий раз вместо этого меня норовили облить помоями.
Расскажу о своем детстве. Наше семейство ютится в хлипкой хибаре на окраине деревни. У меня семеро братьев и сестер. Обычно все спят вместе в одной комнате, ведь протопить дом непросто, а в Норвегии большую часть года холодно. Почему-то все относятся ко мне как к младшей, хотя у меня есть сестра, которая родилась годом позже, но она смазливая и смышленая, тогда как я никому особо не нравлюсь.
Сельская жизнь безумно скучна и однообразна. Поднимаешься с рассветом, чтобы потом до сумерек вкалывать. Мать обычно хлопочет по хозяйству, братья помогают отцу на стройке или чистят коровник, а потом шагают в школу при церкви. Сестры ухаживают за скотиной. Меня же частенько отправляют пасти коз и коров, а заодно собирать хворост. Вообще-то девочек редко отряжают на такие дела, ведь их, не ровен час, изнасилуют, и тогда сидеть им вечно на родительской шее. Меня отпускать никто не боится: отец пару раз видел, как я дерусь с деревенскими мальчишками, и с тех пор ни о чем таком не тревожится. Соседские дети кричат мне вслед «побирушка», но это никого, кроме меня, не задевает. Жители деревни покупают дрова на растопку и лишь изредка посылают кого-нибудь из сыновей за хворостом. Я же должна каждый вечер возвращаться с целой вязанкой, иначе мы все замерзнем.
И вот бреду я однажды из леса со своей ношей и слышу, как меня кто-то кличет. Вижу сын местного судьи. Парень мне знаком он учится в одном классе с моими братьями.
Побирушка! Иди-ка сюда, я тебе денег дам!
Мальчишка стоит на каменном крыльце дома и машет мне рукой. Этот постамент с колоннами, слишком роскошный для здешних мест, смастерил в прошлом году мой отец. Я помогала ему размешивать раствор для облицовки. Сын судьи, на редкость красивый парень с ямочками на щеках, улыбается мне. Он выглядит хозяином жизни и достойным сыном своего отца, но обращается ко мне, дочери простого каменщика. Я предпочитаю не замечать то, что он назвал меня побирушкой, откладываю вязанку и медленно, словно завороженная, подхожу к нему.
Смотри, что это там? Мальчишка показывает куда-то мне под ноги.
Я опускаю голову, стараясь рассмотреть то, о чем он говорит, но в следующую секунду негодяй ловко спрыгивает с крыльца, поддевает ногой коровью лепешку и подкидывает ее так, что она пачкает мне лицо и одежду. Я столбенею, не понимая, как реагировать, и в тот же миг со всех сторон слышится заливистый хохот. Кажется, вся деревенская детвора выскочила из своих домов, чтобы поглазеть на мое испорченное платье. Я в ужасе озираюсь. Везде знакомые лица, среди которых и два моих брата. Вы знаете Они смеются громче всех.
День ото дня я все больше ненавижу родителей. Ко всему равнодушная мать никогда не обращает внимания на своих детей. Лишь иногда она рассаживает нас, своих дочерей, вокруг стола и учит шить.
Вскоре я соглашаюсь пасти соседских коров и коз, чтобы на вырученные деньги купить немного дров. Не самая остроумная затея. Во-первых, оказывается, у отца на эти гроши совсем другие планы: «Дрова нам не нужны, хворост ты и так принесешь». Во-вторых, люди не жалуют тех, кому нужно платить. Вскоре все в деревне начинают поглядывать на меня с неприязнью, презрением и даже отвращением.
Ты же девчонка, тебе не пристало такое занятие! Зови хотя бы брата, когда придет время рассчитываться. Ты даже цифр не знаешь, да и не положено тебе, ворчит местный судья, расплачиваясь со мной.
Позови я брата, придется делиться с ним теми жалкими медяками, которые я умудряюсь выручить за свою работу. Да и цифры я уже знаю, а вот читать не умею, хотя и очень хочу научиться. Образованные девушки всегда выглядят умнее и привлекательнее, но таких у нас в деревне можно по пальцам пересчитать, и все они грезят о свободной стране по ту сторону океана. Одна из них берется обучить меня грамоте за разумную плату, но вскоре наши занятия сводятся к рассказам об Америке, куда она отчаянно хочет попасть. По ее словам, там все имеют равные права, и у каждого есть шанс разбогатеть. Больше всего в тех краях ценятся предприимчивые дельцы, которым ни бог, ни черт не страшен. Во время одной из наших бесед я вдруг понимаю, что там, на другом континенте, никто не будет звать меня побирушкой и кидаться грязью, никто не станет пренебрежительно выгребать из карманов мелочь, чтобы заплатить пастушке за услуги. В Америке можно будет начать новую жизнь, стать кем-то большим, чем дочь деревенского работяги.
Она всегда была очень грубой и неприятной, скорее напоминала парня, чем девушку. Ее интересовали только деньги, если она что-то там сделала, связала или сшила. Она без конца считала деньги, никогда и ни с кем не водила дружбу. Мы, честно сказать, брезговали с ней общаться.
Из воспоминаний жителя Сёр-Трёнделаг, односельчанина Белль ГаннесКогда мне исполняется тринадцать, умирает мать. С тех пор с каждым годом мы живем все хуже, нуждаемся все больше. Старшая сестра Олина вместе с женихом тайно покидает Сельбу, а потом я получаю от нее письмо уже из Америки. Ей удалось
Отец потерял интерес ко всему на свете и теперь влачит жалкое существование, кажется, только из чувства долга перед нами. Постепенно братья и сестры находят спутников жизни и уезжают в город, а я все так же вожу коров на выпас, таскаю вязанки хвороста, а по вечерам без устали вяжу варежки и шапки на заказ. Мой план состоит в том, чтобы как можно скорее накопить достаточно денег на билет до Америки. Он безумно дорогой: три недели плавания в каюте третьего класса стоят как небольшой дом в нашей деревне. Смешно надеяться на то, чтобы заработать столько вязанием, но я продолжаю грезить о прекрасной жизни на дальних берегах. И, знаете, ничто не красит человека так, как мечта. Я замечаю это, когда вдруг на меня начинают поглядывать молодые люди. С годами красоты у меня не прибавилось, но я так увлечена идеей купить билет на пароход до Америки, так неистово стучу спицами по вечерам и так часто секретничаю со своей учительницей, что многие проявляют ко мне интерес. Конечно, кого-то я раздражаю, но, думаю, это просто зависть не всем дано стремиться к чему-то большему. Редко кто решится помыслить о чем-то, кроме двойного жалованья. Спроси у человека, на что он потратит миллион долларов, и убедишься в моей правоте. Только единицы придумают что-то, кроме покупки десятка домов.