Я быстро, но аккуратно укладываю пострадавшую на каталку и выпаливаю всё, что знаю, на одном дыхании:
Женщина, до тридцати. Обгорело лицо и спина. Наверняка, наглоталась дыма.
Парамедики тут же берутся за дело, перехватывая жизнь бедняжки из моих рук в свои.
Как её зовут?
Не знаю, бормочу я, не в силах оторвать глаз от лицевых ожогов женщины. Не знаю
Её тут же увозят от меня, заталкивают в карету скорой помощи и, перед тем, как захлопываются двери, я слышу:
Остановка сердца! Джо, дефибриллятор!
Рейчел, вспоминаю я. Её зовут Рейчел.
Я давно покинул горящие стены, но лишь сейчас начинаю задыхаться. Думал, что удержал то неустойчивое равновесие женщины между жизнью и смертью. Думал, что прищучил смерть, отобрал её косу, когда вынес местами обугленное тело из дыма. Но это ещё один пункт в моём списке вещей, о которых я ни черта не знаю. Жизнь.
Шепард, какого хрена ты прохлаждаешься? Завопил Логан. Огонь скоро доберётся до почты! Неси сюда свою задницу!
Как только мы прибывали на место происшествия, дружба между мной и Логаном Хоббсом перетекала в иное русло, и я обязан был выполнять любой его приказ, даже если он скомандует сорвать с себя комбинезон и пробежать голый марафон по бульвару Барбер, главной артерии, проходящей через весь город.
Его вопли вывели меня из ступора. Сердце забилось с новой силой, перекачивая по телу кровь вместе с порцией адреналина. Я бросил последний взгляд на машину скорой та ещё пару секунд постояла и помчалась в сторону Провиденс Медикал, ближайшей отсюда больницы. Плач сирены смешался с хаосом вокруг, но я облегчённо выдохнул. Если она завывает, значит, женщину вытащили с того света. Теперь дело нескольких минут, пока за неё не возьмутся лучшие медики Портленда.
К нам подоспела свободная машина из девятнадцатой части, что чуть западнее нашей, двадцать первой. Знакомые лица замелькали и стали главными героями на сцене. Обычно, на соревнованиях между пожарными, которые отдел по дурости устраивает каждые полгода, мы соперничаем. Но в такие моменты, как этот, соперничество отходит на второй план. Мы становимся единым целым перед одним врагом.
К моменту, когда погас последний огонёк, в толпе прибавилось наблюдателей. За годы работы я научился не обращать внимания на прохожих, которые забывают о делах в праздном любопытстве. Пожар самая яркая часть их повседневной рутины, тогда как для нас он и есть рутина. Я фыркнул, завидев парня, который снимает всё на телефон и потом станет хвастаться удачными кадрами с передовой перед приятелями, такими же остолопами, как и он. Размозжить бы этот телефон об асфальт, но тогда неприятностей не избежать. Так уже бывало с Олсеном, который накинулся на одного из зевак за то, что тот отпустил нелепую шутку в наш адрес. Капитан влепил ему выговор и отстранил на несколько дней и это Олсен ещё легко отделался. Тот идиот мог состряпать заявление, подать иск и стрясти с управления кругленькую сумму за неправомерное поведение одного из своих подопечных.
Было жалко смотреть на то, что осталось от пекарни. Почерневший каркас устоял, но внутри всё было выжжено подчистую. Словно индюшку выпотрошили до последней жилы. До отделения почты пламя так и не дошло, а цветочной лавке понадобится всего пара ремонтных штрихов, чтобы вернуть былой вид. Но с пекарней придётся повозиться, чтобы она снова заиграла жизнью.
Загорелась проводка. Сказал Уэйд, осматривая очаг возгорания.
Мы стояли на пепелище, где каких-то полчаса назад та женщина возилась с тестом перед открытием. Теперь все поверхности походили на чёрные угольки, которые остаются от булочек, если их на пару часов забыть в духовке.
Осмотреть бы её получше, но и дураку понятно, что она старше моего деда. Удивительно, как здание не загорелось раньше.
В дверях вернее, в том, что от них осталось появился невысокий мужчина с сединой в рыжих волосах. Клетчатая рубашка туго натягивалась на его выпуклости в районе талии, прежде чем заправиться в тёмные джинсы. На вид за пятьдесят, но от пережитого шока выглядит на десяток лет старше. Он издал какой-то животный звук и схватился за голову.
Господи! От того, с какой болью он оглядывал кухню, стало ясно, что это и есть владелец пекарни. Всё пропало! Как только первый шок схлынул, мужчина схватился за грудь в области сердца и посмотрел на меня. Никогда я ещё не видел столько страха в глазах. Где Рейчел? Где она? Она жива?
Вам не положено здесь быть Начал было Уэйд, поднимаясь с корточек у загоревшейся розетки, но гостю было плевать.
Это моя пекарня. Рейчел Почти шёпотом повторил он. Она работает здесь. Приходит в пять утра, чтобы заняться готовкой.
Наверняка, он лепечет о той женщине, которую я отыскал у витрины. Которая вызвала спасателей и попыталась спастись от огня, но тот настиг её на полпути к выходу. Уэйд собирался было повторить свой строгий наказ убираться с места пожара, но я жестом остановил его.
Её увезли на скорой.
Боже она цела? Она не пострадала?!
Сожалею, но она была без чувств, когда я её нашёл. Она получила серьёзные ожоги.
Мужчина почти завыл. Так не реагируют на несчастье, если то случается с рядовыми работниками. Его с той женщиной связывало нечто большее, чем рабочие отношения. Её отец? Дядя?
В какую больницу её увезли?
Полагаю, в Провиденс Медикал. Она всего в четырёх минутах езды отсюда.
Я должен ехать к ней.
Руины, в которые превратилось его детище, были забыты. Для него важнее было убедиться, что с той женщиной всё в порядке. Я видел его впервые, но он вызвал во мне сильную симпатию.
Мы здесь закончили, участливо сказал я. Можем подбросить вас до больницы. Нам всё равно по пути.
Ох, спасибо, спасибо вам!
Мужчина поспешил выбраться наружу, мы с Уэйдом двинулись следом.
Зачем ты обманул его? Криво усмехнулся он. Нам ведь совершенно в другую сторону.
Джек
Самое сложное в работе пожарного не знать, что случается с теми, кого мы вытащили из лап смерти. Мы передаём их в руки парамедиков, а те в свою очередь вручают их врачам. Каждый из нас лишь звено длинной цепочки чьих-то жизней.
В этом ни капли бесчеловечности, ни толики бездушия. Так мы прячем наши души за непробиваемым панцирем, иначе бы переживания растаскали её на части. Не успеет дотлеть последний огонёк пожара, как мы забываем, как выглядели стены в его агонии и возвращаемся к тому привычному, что нас удержит на плаву.
Именно поэтому Уэйд первым делом плетётся к холодильнику и откупоривает бутылку любимого «Доктора Пеппера», чтобы залить саднящее горло и такую же саднящую душу чем-то сладким. Хоккенбери плюхается на диван и включает запись любимого телешоу, где бригада строителей бесплатно переделывает дома победителям. Своеобразная отдушина видеть, как кирпич за кирпичом вырастает здание, а не кирпич за кирпичом сгорает дотла. Олсен поскорее спешит смыть с себя гарь и пепел, отчиститься от пожара, пока его кожу не покроют следы следующего.
В любую секунду может раздаться голос диспетчера и ровным голосом сообщить, что кому-то нужна наша помощь. Скажет всего-то адрес. Ни имени, ни чего-то личного. Потому что только так система может работать.
Я не присоединился к Хоккенбери на диване в комнате отдыха, не набил желудок жирной едой вслед за Уэйдом, не стал искоренять со своего тела запах пожарища я и так пропах им насквозь, сколько бы не мылся. Эмбер всегда поджимает свой симпатичный носик, едва зачует его.
Растянувшись на своей койке в спальной комнатушке, я уставился в потолок, вспоминая ту женщину из пожара. В отличие от других парней, я не забывал лиц тех, кто пострадал в огниве. Они фотоальбомом хранились в моей памяти, и периодически я усаживался его полистать.