Чем дальше мы узнавали друг друга, тем шире становилась пропасть. Эмбер зарабатывала в три раза больше меня, трапезничала в изысканных ресторанах, зная наизусть виную карту не только по названиям, но и по вкусам. Летала на Гавайи с отцом и матерью, куда я не получал билета. Джонатан Гринвуд был не в восторге от партии любимой и единственной дочери, потому что её составлял я. Обычный пожарный, от которого пахло дымом, а не «Пако Рабанн», что из законов знал только закон всемирного тяготения, который действовал между мной и Эмбер. И то не разобрался до конца, как он работает.
Рассказав всё это вслух незнакомке в больничном халате, я, наконец, разобрался, почему так долго тянул с предложением. Чёртов Логан был как всегда прав. Я не был уверен. И собирался жениться только потому, что так было правильно. Так хотел её отец. Так гласил здравый смысл, пока сердце молчало. Но я боялся, что это кольцо не поможет мне перепрыгнуть через пропасть между нами. И я кану в небытие в попытке совершить прыжок.
Рейчел как-то странно взглянула на меня, будто тоже поняла всё это.
Из вашего сбивчивого рассказа я поняла, что ваша девушка утончённая особа и любит шик.
С первой попытки и в самое яблочко.
Тогда вы должны её поразить.
Это не так-то просто сделать
Гораздо проще, чем вы думаете. Улыбнулась Рейчел. Меня же вы поразили.
Между нашими глазами натянулась дребезжащая струна. Вот-вот лопнет, но голос за моей спиной не дал этому произойти.
Вы ещё здесь?!
Медсестра с укором зыркнула на меня из дверного проёма. Я взглянул на наручные часы и понял, что просидел здесь совсем не пять минут. А полчаса.
Вам пора, сэр. Строго наказала женщина и замерла в ожидании, пока я подниму свою задницу и унесу её отсюда поскорее.
Спасибо, что поболтали со мной. На прощание сказала Рейчел. И за то, что спасли мне жизнь.
Поправляйтесь. И будьте осторожней.
Вы ещё зайдёте?
Надежда в её медовых глазах убедила меня в том, что так и будет.
Обещаю.
А я обещаю подумать над вашим предложением Эмбер.
Я забрал китель, кольцо и непонятное чувство радости с собой и покинул палату.
Рейчел
Через два дня доктор Дарлинг размотал бинты, чтобы оценить, как там поживают мои раны. Боль стала стихать, но отказывалась покидать моё тело ни днём, ни ночью. Я просыпалась, когда ворочалась во сне и облезлая спина под перевязью касалась жёсткого матраца.
Тело не душа. Его раны быстрее затягиваются. Покрываются рубцами, что не скрыть одеждой. Но они не страшнее тех рубцов, что под кожей, что скрыты в глубине. Их никто не видит, но они болят сильнее всего. Я знаю, о чём говорю, потому что легко переношу боль от ожогов, однажды обзаведясь рубцами на душе.
Со мной так же возились доктора девять лет назад, чинили и латали дыры в теле, вправляли кости, зашивали порезы. Жаль, их не учат вправлять переломы души. Стоя голышом за ширмой, покрываясь ознобом холодка и смущения, чувствую неживой латекс перчаток, еле-еле касающийся бугристой кожи, и вспоминаю, как такие же перчатки на других руках осматривали гематомы после аварии. Вспоминаю умиротворённые лица родителей и брата, в этот миг покоящихся в холодильных камерах морга. И вздрагиваю, как от прикосновения с того света. Доктор Дарлинг принимает мою дрожь за реакцию на боль.
Отёк спадает. Выдавливает он ободряющие слова, но они мало ободряют. Инфицирования нет. Очень хорошо.
Долго ещё ходить с повязками?
Неделю-две. Когда выпишем вас, придётся самостоятельно менять бинты. Если не будете справляться, можете приходить на перевязки сюда.
Затянув мою спину и грудь в очередной марлевый корсет, доктор велит одеваться, и я снова погружаюсь в накрахмаленную сорочку, в которой чувствую себя такой же раздетой. Доктор Дарлинг проделывает всё то же самое с лицом, но при этом старается выглядеть так, будто там лишь царапина от кошачьих когтей, не больше. Будто огонь не содрал мою кожу.
Скажите честно, прошу я. Моё лицо оно ведь уже не станет прежним.
Лёгкий вздох, чтобы оттянуть момент истины.
Боюсь, что нет. Ожоги затянутся новыми тканями, покроются рубцами.
Могу я взглянуть? Со страхом спрашиваю я, пока увечья не успели скрыться от моих глаз бинтами.
Лучше подождать, пока не заживёт.
Всё так страшно?
Могло быть хуже. Честно признаётся доктор, сочувственно поджимая губы. Я видел последствия пожаров, мисс Росс. Вам не о чем переживать. Ваше лицо останется таким же прекрасным.
Лишь наполовину
Всегда можно прибегнуть к пластической хирургии. Современная медицина творит чудеса.
И заботливые руки доктора принимаются подготавливать материалы для повязки, как в палату входит Остин. Его взгляд едва касается моей «непрекрасной» половины и тут же виляет в сторону, как машина, чтобы не задеть выскочившего на дорогу оленя. Он ищет малейшую деталь в полупустой палате, за которую уцепиться, лишь бы не видеть того, что стало с моим лицом.
Остин бормочет, что подождёт за дверью, пока мы не закончим, и исчезает в коридоре с видом облегчения. Словно мои раны могут перекинуться и на него.
Доктор Дарлинг наводит марафет на моём обожжённом лице и ловит мой оскорблённый взгляд.
Ваш молодой человек? Для него вы останетесь такой же.
Я благодарно киваю, делая вид, что верю в эти небылицы. Но отвращение на лице Остина сродни моим ожогам они въелись в его лицо и никакие бинты его не скроют. Доктор похлопал меня по руке и оставил на растерзание реальности.
Привет, Рейч. Прости, что долго не появлялся. Много работы.
Мы оба знаем, что это ложь. Остин был обычным менеджером по продажам и без него легко могли бы обойтись каких-то двадцать минут, которые он мог потратить на визит вежливости. Но он не приходил по другой причине. Просто не хотел.
Мы болтаем о пустяках, ходя вокруг да около того, что рано или поздно всё равно бы прозвучало.
Слушай, Рейч
Не надо. Прерываю я его напускное сожаление. Я знаю, что ты хочешь сказать.
Прости, но это слишком для меня.
Слишком? Навещать меня в больнице или видеть моё уродство? Не хотела срываться на грубость, но уж извините. Меня бросали парни я в этом не новичок. Я была слишком скучна, или слишком грустна, слишком умна или серьёзна. Но никогда не была слишком уродлива.
Рейч
Уходи. Не надо ничего объяснять. Не хочу слышать твою ложь. Я только что с обеда и сыта, чтобы проглатывать ещё и враньё. Просто уходи.
Мне жаль.
И он подчиняется. Хочет сжать мою руку напоследок, но дёргается в неуверенном движении и просто уходит, даже не обернувшись, сталкиваясь в дверях с Джеком Шепардом.
Господи, только этого мне не хватало! Обзавестись свидетелем своего унижения.
Я не вовремя. Говорит он, мечтая провалиться сквозь землю вместе со мной.
В самый раз. Насильственная улыбка ещё никогда не выглядела естественно.
Это вам. Подумал, вам захочется чего-то помимо больничной стряпни.
На моих коленях появляется пакет со связкой бананов, контейнером черники и пачкой шоколадного печенья. Лучшее лекарство для больных телом и разбитых сердцем.
Вам не стоило.
Не хотел приходить с пустыми руками.
Какая ирония, если учесть, что мой парень уже бывший парень ни на секунду не задумался о такой мелочи. Его букет двухдневной свежести с жалостью посматривал на мой позор с подоконника, куда та неприветливая медсестра уютно пристроила в больничной вазе специально для таких случаев.
Спасибо, я люблю чернику. И особенно шоколадное печенье.
Оно, наверное, не такое вкусное, как то, что печёте вы.
Как-нибудь я угощу вас своей выпечкой, и вы сами сможете проверить, так ли это.
В этот раз гость не дожидается предложения остаться и поболтать. В нашем распоряжении гораздо больше пяти минут, потому что Джек Шепард предусмотрительно подобрал время в приёмные часы.