Я и сегодня перечитываю научно-художественные произведения обоих авторов, когда нужны достоверные сведения и факты из жизни косолапых. На полке рядом стоят книги Валентина Пажетнова «Бурый медведь», «Мохнатое чудо» и книги Анатолия Онегова «Здравствуй, Мишка!», «В медвежьем краю». Помогают в работе и архивные папки, где лежат журналы и газеты, в которых опубликованы их отдельные статьи и очерки, не вошедшие в книги.
Встречу с медведем Онегов описывает так, будто встретился с человеком.
«Он стоял почти рядом, большой, сильный и удивительно добрый, будто хороший хозяин, что зашел в свою избу посмотреть, кто это пожаловал к нему в гости, и радушно поздороваться с гостями. Он стоял на тропе открыто, спокойно и даже не водил носом. В его позе не было ни вызова, ни злости, ни бычьего упрямства, ни желания разделаться со мной.
Я хорошо запомнил его глаза, глубокие, пристальные. Запомнил и его уши, короткие, чуть прижатые к голове.
Ушел он спокойно и медленно».
А вот Пажетнов характеризует лесного зверя схематично. Так может написать каждый прилежный ученый.
«Медведи дневные хищники. Ночью они видят плохо, а в темную ночь совсем не видят, поэтому предпочитают ходить в вечерние и утренние сумерки».
За наблюдениями и выводами Онегова хочется идти дальше и дальше. Хочется узнавать, удивляться. И документальная повесть «Здравствуй, Мишка!», хоть и адресована детям, потому и вышедшая в издательстве «Детская литература» в 1978 году, заманчиво тянет к углубленному чтению.
«Взрослый медведь ходит тише, незаметней, пишет Онегов. Он не ломает сучки под лапой на каждом шагу. Медвежья лапа как бы обтекает подушечкой ступни каждую сухую ветку, попавшуюся на пути. Да и не будет медведь шагать просто так, то и дело наступая на сухие ветки. А уж если сучок или ветка, попавшая под лапу, и треснет под тяжелым зверем, то медвежья лапа, большая, мягкая, погасит звук, как ватный тампон глушит треск ломающегося стекла ампулы. Вот почему так тихо, так неприметно бродит по тайге большой тяжелый зверь. Поэтому и я, отправляясь в лес, чаще надевал мягкие резиновые тапочки-кеды, чем резиновые сапоги. Кеды глушат мои шаги».
Помнится, захваченный неожиданными открытиями мира медвежьего государства, как назвал его Онегов, я кинулся читать повесть второй раз. Не то, чтобы мне показалось, что я что-то из всего важного и интересного пропустил, а просто впал в восторг и изумление от того, что можно так смело идти в тайгу, жить с медведями бок о бок и вести дневник наблюдений за ними, замечая в них не звериные, а почти человеческие качества. Для большей убедительности и достоверности запечатленного в слове натуралист снабдил книгу уникальными, а по тем временам и редчайшими фотографиями медведей в дикой природе, двух мастеров фотоискусства Михайлова и Березовского.
В год выхода книги мне было 22 года. И, будучи студентом факультета журналистики Ленинградского государственного университета, я уже публиковался в газетах, писал очерки, рассказы, повести и мечтал стать писателем. Но с каждым новым очерком или рассказом я почему-то осознавал, что до писательского признания мне ещё далеко. Не хватало главного новизны, отличия от других, а проще говоря, самобытного взгляда, почерка, позиции. На эти глубокие раздумья и выводы я вышел после повторного прочтения книги Анатолия Онегова. Именно он подсказал, чего мне не хватает, где искать, куда идти, о чём должна болеть душа и в чём заключается самобытное авторство.
Чтобы открыть в себе писателя-натуралиста, Онегов оставил комфортную квартиру в Москве и отправился жить в лесную избушку, спрятанную в северной тайге. Писать о городской жизни обывателей ему, с одной стороны, претило, а с другой стороны, было понимание, что никаких открытий он здесь не сделает и ничем новым читателя не удивит. Его звала природа и её таинственные обитатели. Несмотря на то, что в походах по опасной тайге за плечом у него висело ружье, он старался им не пользоваться, понимая, что страсть охотника-добытчика заглушит в нём страсть натуралиста-исследователя. Душа просила полного слияния с природой. И ему удалось добиться того, что вокруг его жилья по соседству мирно жили и росомахи, и дятлы, и белки, и дрозды, и медведи, и муравьи. Вся лесная тварь стала героями его книг. Ну а медведи вышли на первый план. Нужно было о них так написать, изучив характер и повадки, чтобы читатели сразу поняли в природоведческую литературу пришел новый писатель и ему есть что сказать. И он ворвался в литературу, его приметили и начали печатать в солидных журналах и альманахах.
Я понимал, насколько трудным и рискованным был тот шаг Рассказать о медведях увлекательнее и интереснее, чем известные писатели Бианки, Акимушкин, Зворыкин, Скребицкий, Ливеровский было весьма трудно, да и опасно. Написать-то напишешь, но никто не заметит, а ежели и прочтут, то скажут, что ничего нового автор не сказал. Онегов задумался: каким же должно быть его слово? Чем его наблюдение за медведями будет отличаться от других? Как не повториться? И уж тем более не прослыть графоманом. Подсказкой ему стал тот факт, что почти все писатели были заядлыми охотниками, и встречи с медведями происходили у них не в дружеской обстановке, а чаще в экстремальной и неприятной. Онегов отказался быть охотником в тайге, а значит иметь власть над зверем, угрожать ему, пугать, обижать. Лучше найти способ мирного сосуществования, а затем вкрасться к нему в доверие, добиться дружеского расположения и начать документировать наблюдения и открытия. Именно это решение и способствовало тому, что Онегов стал Онеговым.
Уже после выхода книги, после окончания университета, я спросил Анатолия Онегова, бродя вместе с ним по ярославским лесам, не страшно ли было набиваться в друзья к медведю в незнакомой таежной дали, где негде ни спрятаться, ни отступить в безопасное место, ни попросить помощи в случае чего. Ответ обескуражил. Оказывается, для него страшнее человека в лесу никого не может быть. А медведь, хоть и слывет агрессивным и опасным, на деле чаще всего ленив и осторожен. К тому же он весьма умен и не испытывает желания первым нападать на человека.
Можешь спокойно вычеркнуть медведя из списка злых и страшных зверей, посоветовал в заключение Онегов.
Через пару минут добавил:
У меня были другие трудности в тайге найти медведя и не напугать его так, чтобы он меня боялся и напрочь избегал дальнейшей встречи.
Как же вы находили их в большом пространстве тайги? сыпал я вопрос за вопросом.
Это самое интересное Из этого интереса и складывается жизнь натуралиста. Для этого и пишется книга. Хотя тут главное не только в том, где и как найти медведя, но и чем его расположить к себе, к общению Более того, сама по себе встреча с медведем не является для меня единственной целью, то есть тем счастливым мгновением, ради которого я жил в северной тайге на берегу Пелусозера. Если бы я не ощущал счастья от вида живописных болот, от песен синичек и плясок токующих глухарей, от того соснового воздуха, которым наполнялась моя грудь, то и встреча с медведем вряд ли была бы настолько счастливой, насколько счастье возможно в дикой природе. Сама жизнь среди природы, общение с животным миром дает полноту счастья.
Мне понравились слова писателя. Сразу вспомнилась его книга «Здравствуй, Мишка!», в ней есть признание Онегова: «Полюбил я северную тайгу, полюбил ели и осины, светлые открытые болота-ягодники и бродил я по таким ягодным местам, радовался теплому летнему солнцу, первому осеннему туману, первому инею. Радовался встрече с каждым зверем и спокойно шел от одного лесного болота к другому, от ручья к озеру, от озера к реке по старым и новым медвежьим тропам».