Ален Делон идеален, категорично высказалась составляющая грязные тарелки на сервировочный столик Козетта. Это самый прекрасный мужчина всех времен и народов. Ну, после Олега Васильевича, конечно.
Гончар громко расхохотался.
Козетта вечно надо мной подшучивает.
Какие уж тут шутки? добродушно откликнулась та. Вы же знаете, как я вами восхищаюсь.
Ален Делон, зло фыркнула Магда, апофеоз зла!
На ее замечание никто не обратил внимания.
А тебе нравится Том Рипли? неожиданно спросил Люсю Корги. Не Ален Делон и не Мэтт Дэймон, а сам персонаж?
Трудно сказать. Она задумалась. Скорее, мне его жалко. У него огромное количество талантов, но он не может принять себя таким, какой есть, и поэтому хочет стать другим человеком.
И тебя не смущают его поступки?
Да не особо, ответил за сестру Коля. Если бы не они, то и фильма не было бы. Интересно же само кино и его сюжет, а не оценка поступков несуществующих людей.
Значит, ты считаешь, что произведение ведет исключительно сюжет, а не вовлеченные в него персонажи?
Я в этом не разбираюсь, сухо ответил Коля. Если мне что-то нравится, я не стремлюсь отыскать причины и разобрать на составляющие, и наоборот: если не нравится, то просто не нравится.
Это называется анализом. Разве вас в школе этому не учили?
Гончар строго посмотрел на Корги и погрозил ему вилкой.
А как вы относитесь к Брамсу? поспешил вмешаться Шуйский.
Люся пожала плечами.
К сожалению, мы не увлекаемся классической музыкой.
Все-все. Олег Васильевич замахал руками. Дадим ребятам поесть. Больше никаких вопросов. А то они испугаются и сбегут от меня.
И все тут же, как по мановению волшебной палочки, переключились на собственные разговоры.
Обсуждали жару, грохочущие машины, разгружающиеся рано утром у соседнего дома, депрессивность последней книги Уэльбека, зерновой хлеб из новой пекарни на углу, «Мастера и Маргариту» в постановке Виктюка и пребывание Демиса Руссоса в захваченном ливанскими террористами самолете.
Люся осторожно разглядывала писателя. Немного суетливый и разговорчивый, однако слушать умел и, когда кто-то говорил, мог запросто замереть с открытым ртом. Курносый нос придавал ему добродушный вид, а темные любопытные глаза следили за всем внимательно и цепко.
Люсе он показался приятным, легким в общении человеком, и она порадовалась, что им с ним повезло.
Козетта заходила несколько раз: заменила грязные тарелки чистыми, принесла блюдо с курицей и картошкой, постояла, уперев руки в бока и слушая, как Шуйский рассуждает об эффективности иммуномодуляторов, громогласно высказалась, что все это чушь, но к столу так и не присела.
И уже в самом конце обеда, когда Магда, пожаловавшись на давление, ушла, а Корги втихую под столом переписывался в телефоне, Олег Васильевич попросил их с братом уделить ему немного времени.
Они проследовали за бесшумно катящимся креслом в комнату, где писатель встретил их в первый раз. На угловой этажерке возле окна стояла большая ваза с бордовыми пионами, и все вокруг утопало в их аромате.
Гончар подъехал к двери между шкафами и, раскрыв ее, пропустил ребят вперед.
Здесь было темно, но не мрачно, яркие солнечные лучи, проникая сквозь неплотно задернутые шторы, рассекали комнату на несколько частей.
В глубине стоял массивный письменный стол, заваленный книгами и бумагами, а вдоль стен, словно в музее, расположились невысокие комоды, уставленные необычными, похожими на антиквариат вещицами вроде печатной машинки и больших песочных часов.
Знаете, что это? Остановившись напротив одного из комодов, Олег Васильевич кивнул на вертушку с иглой.
Патефон? предположил Коля.
Ну почти. Это проигрыватель. Условно говоря, усовершенствованный патефон.
Можно посмотреть? Коля кивнул на пластинку.
Гончар аккуратно достал из розового бумажного конверта с изображением микрофона виниловый диск и зажал его между раскрытыми ладонями.
Держать нужно вот так, ведь если пальцы попадут на дорожки, останется жирное пятно и игла будет спотыкаться.
Коля осторожно взял у него из рук пластинку и надел на металлический штырек вертушки.
Раритет, с чувством сказал он.
Гончар довольно рассмеялся.
У меня этого раритета полон дом.
Мелодичная легкая песенка на английском языке годов шестидесятых или около того наполнила комнату.
Dont take this heaven from one. If you must cling to someone, подпел Олег Васильевич высоким голосом. Now and forever. Let it be me Любимая песня моей сестры Оленьки. Кто ее только не исполнял! И Эверли Браверз, и Нэнси Синатра, и Шер с мужем, и Том Джонс, и Боб Дилан, и Хулио Иглесиас, и даже сам Пресли, Демис Руссос. Но на самом деле песня французская. Я пишу под нее новую книгу. И собираюсь так и озаглавить ее, потому что эта книга, как и песня, о верности сделанного выбора.
Заметив, что Люся разглядывает на стене одну из картин, Гончар поспешил к ней.
Эта картина называется «Ежевичные сны». Мне ее подарила одна коллекционерша. Сказала, что она принесет мне вдохновение и бессмертие. Ты когда-нибудь задумывалась о том, что бессмертие возможно?
Люся пожала плечами, не понимая, при чем тут сны. На картине был лишь однотонный прямоугольник цвета ягодного мороженого.
Вроде нет.
Ну понятно. Он весело махнул рукой. В ваши годы о таком не думают. Но согласись, мы же действительно слишком привязываемся к своей физической сути и совершенно забываем про содержание. А оно, хоть и подвержено временны́м изменениям, разрушается совершенно иными способами.
И тут же, покосившись на Колю, писатель неожиданно громко расхохотался.
Не пугайтесь! Вам не придется со мной скучать. Я только с виду старый, нудный и дурной, но со мной может быть интересно.
Я и не думал пугаться, встрепенулся Коля. У вас удивительный дом.
Садитесь. Олег Васильевич указал на софу с изогнутой спинкой под окном. Давайте перейдем к делу. Знаете, почему я позвал вас сюда?
Вы пишете книгу, ответила Люся, опускаясь на софу рядом с братом.
Верно. Я написал около двух десятков книг, но самую главную все время откладывал на потом. Больше откладывать некуда.
Вы больны? вежливо поинтересовалась Люся.
Милая, мне семьдесят шесть. Гончар подъехал и нежно взял девушку за руку сухими ладонями. Никто к этому возрасту не остается здоровым. Без помощи Корги я уже и писать не смогу. Древние люди, провожая на закате солнце, никогда не знали, взойдет ли оно снова. Вот так и я, каждый вечер ложась в постель, понятия не имею, открою ли назавтра глаза.
Его курносое лицо сделалось печальным.
У меня тоже была сестра-двойняшка. И мы были с ней очень близки. Очень. Уж вы-то должны понимать, как это. Чувствовали друг друга на расстоянии и читали мысли. Даже когда ей у стоматолога вырывали зуб, я ощущал эту боль. Когда она веселилась, я тоже испытывал радость, а когда мечтала, без слов понимал о чем. И она знала все про меня. Между вами есть нечто подобное?
Постоянно, заверил его Коля.
Моей сестры нет в живых уже больше сорока лет, многое давно притупилось и стало призрачным, но за всю жизнь я так и не встретил никого лучше ее. И теперь хочу посвятить ей книгу. Вы же поможете мне?
Постараемся, заверила Люся, только объясните, что нужно делать.
Ничего сложного. Улыбка писателя сделалась шире. Всего лишь разговаривать со мной. Делиться вашими историями и мыслями. Я хочу восстановить, воссоздать с максимальной точностью эту удивительную, уникальную связь между единорожденными братом и сестрой, ведь это самый прочный союз, который только можно представить. Знаете, почему взаимоотношения разнополых двойняшек намного крепче? Однополые, несмотря на единство, всегда борются друг с другом за самоидентификацию. А разнополым этого не требуется они уже различны в своем единстве.