Королевский десерт - Курбак Алексей Михайлович

Алексей Курбак

Королевский десерт

Слова графа Толстого о счастливых и несчастливых семьях применимы и к женщинам: женское счастье у многих сходно, а вот беды, страдания и обиды разнятся, порой существенно. Объединяет их одно женщина в запредельном горе перестает быть хрупкой и податливой. В ней возникает сверхпрочный стержень, который не согнуть и не сломать никому и ничему. Как вольфрамовый сердечник в бронебойном снаряде.

Не обижайте женщин. Не надо!

Глава первая

август 2016, остров Котлин

«Холодно уточке в озере одной,

Птичку-малюточку взяли мы домой.

Песню веселую уточке споем,

В печке-духовке согреем мы ее.

Крылышки, грудка и ножки хороши

Милая утка, спасибо от души!»*

Тепло. Тихо. Чуть пасмурно. Дождь собирался-собирался, да так и не пошел. Зелень уже не яркая, трава кое-где пожухла, березки с осинками и кустами олешника местами начинают желтеть Стрекоз совсем не видно. Поздний август.

С точки зрения утки лучший месяц в году, а остров Котлин рай на земле. Топкие болота и неглубокие пруды, изобилие жучков-паучков-червячков, в том числе вкуснейшие комариные личинки. Дивный густой ил. Полное отсутствие лисиц, коршунов и прочих кровожадных. Кошки не считаются их тут немного, и плавать не умеют. Если бы сыскался желающий перевести с птичьего языка слово «Красота», вышло бы примерно так: «Есть вода и нет кота вот что значит крясота!»

Коршуны страшнее лисиц и кошек, вместе взятых от них спасенья нет. А в этом году повезло, спасибо дачникам. Один из земледельцев развел каких-то особенно ценных цыплят, и семейка пернатых хищников мигом приметила, подглядела из-за тучки. Глазастые разбойники успели стащить штуки три, а потом обиженный птицевод повесил хитрую сетку.

Осиротевшие коршунята от голода разорались, а зря Их услыхали пролетавшие поблизости сороки. Белобокие трещотки кажутся безобидными только несведущим людям. Даже одна сорока способна отбиться от ястреба, а стаей они опасны для всего живого, включая кошек и собак. Поэтому бедные птенчики пищали недолго

Островные пруды всегда были для уток краями обетованными. Неброская красота, легкость полета и плавания этих озерно-болотных обитателей севера и средней полосы не слишком привлекают художников, а вот охотникам почему-то очень хочется подшибить одну-две, еще лучше пяток-другой сереньких птичек, желательно на взлете, когда они только-только оторвались от воды. Такое убийство почитают особым шиком. Там есть-то нечего перья да кости, жилистые крылышки Еще и о собственную дробь зубы обломаешь. Но трофей!

К утиному счастью, в местном заказнике охота категорически запрещена, рыбакам ловить нечего. Способствуют безлюдью и тучи мошек-кровососов. Серой Крякве выпала удача: весь ее выводок, все десять пушистых комочков, вылупившихся в июле, выжили, окрепли и готовились вскоре стать на крыло. О своем двойном имени мать-героиня не догадывалась. Эта птица была обычной дикой уткой. Их вид так и называют «серая».

Человек, наблюдавший за жизнью семейства, комариных укусов не боялся, привык. Он не был ни охотником, ни художником, да и вообще никем. Прошлое давно прошло, а в нынешней жизни его звали Коля. Коля-Блесна. Сегодня он, удобно разместившись на кочке, созерцал процесс обучения утят уму-разуму. Для взрослой утки подобрал подходящее имя «Кряква». Мама показывала подрастающим детишкам различные тонкости промысла, те копировали, ныряли и попутно подкреплялись, выставляя напоказ попки и болтая перепончатыми лапками.

По ходу урока один птенец, самый крупный и подвижный, со смешным хохолком на головке, то и дело отбивался от стаи, вызывая недовольные окрики родительницы. Все как у людей. В каждой школе и каждом классе отыщется такой сорванец.

Наблюдатель совмещал эстетическое удовольствие с гастрономическим: периодически прикладываясь к горлышку, закусывал печеной картошкой. Незамысловатые самодельные куплеты (*) на мотив «маленькой елочки» уплывали из памяти, а записать нечем и не на чем. Жаль В замутненном сознании мелькнуло: «А не пойти ли в поэты? Им за такое вот, между прочим, денежки платят Еще лучше тексты сочинять, для звезд эстрады. Только лень пока. Позже».

Мысли невольно потекли в ловчем направлении. «Вот бы поймать утку, зажарить и съесть! На червяка А? Но для этого надо иметь хотя бы удочку. Сетью тоже можно, теоретически. Так ведь и сети нет А поймаешь птица не рыба, придется убивать, ощипывать, потрошить Бр-р-р! Нет уж, пусть плавают. Они меня не трогают, и я их не буду».

Тепло, мягко, тихо Негромко посвистывают утята, им вторит хлопотливая мамаша Задремал.

Идиллию прервало заполошное: «Кря-кря-кря! Кря-а!!», последовавшее за непонятным звуком, совершенно чуждым окружающей природе.

август 2016, остров Котлин

Димону, с его врожденным плоскостопием, разные бега-прыжки в детстве и юности были недоступны, и отчасти поэтому спортом он не увлекался. Плавание не подходило из-за отвратного хлорного духа в бассейне, велосипед отпугивал натирающим некоторые места седлом Бокс? Бить по морде приятно, а вот получать увольте! Борьба примерно то же самое, да еще и уши сломают

Когда появилась возможность, объем, форму и тонус рельефной от природы мускулатуры накачивал и поддерживал тренажерами. «Тягать железо» было скучно, но необходимо для авторитета, чтобы быть или хотя бы казаться сильным, мужественным Вожаком. Для пацанов. А для телок совсем по-другому Да, совсем. Ради этого стоит жить. И не стар еще, а уже есть чем гордиться, хотя он не гордый. Бывало занятно А сколько еще всякого будет!

Так называемый здоровый образ жизни Дима Тришин всегда откровенно презирал. И его приверженцев, наряду со спортсменами всех видов. Уродоваться ради побрякушек, выстебываться перед трибунами ни за какие коврижки. Единственно возможному, крутому спорту поспособствовал Оксфорд. Оказавшись там, русский студент поначалу растерялся. Один, без привычного подобострастного поклонения зависимых сверстников, без элементарного знания языка Как он выжил? Ничего, привык, понемногу поднялся. На третий год пристрастился к парашюту. И уже навсегда. Недешево, но настоящий кайф и должен стоить денег. Когда летишь с нескольких тысяч, адреналина просто немерено нигде столько не ухватишь. Альпинисты, взобравшись на самую верхотуру, тоже балдеют. Но это ж сколько надо своего пота пролить, да и чужого (фу, гадость!) понюхать.

А тут на самолетике, вертушке тебя поднимут выше любого Эвереста, и вперед! Когда затяжку освоил, вообще чудо. Свистишь полторы минуты, можешь покрутиться, головой вперед, ногами Как рыба в воде, но она-то безмозглая. Скорее, как птица, сокол или беркут на охоте! Кайф, другого слова для этого ощущения нет и быть не может. И еще: лучше заплатить больше, но лететь и прыгать одному. Иногда, правда, Димон подбирал себе напарника, вернее, напарницу.

Прыгнешь вдвоем с такой фифой, она-то строит из себя крутую Но, когда держишь ее за руки до последнего, становится видно, как за очками глазки от страха по блюдцу делаются. Потом отпихнешь, а надо посильнее, иначе, не дай Бог, слипнешься куполами. Она раскроется, а ты считаешь еще до пяти, чтоб видела ты не дрейфишь, а при снижении надо к ней поближе держаться. И садишься раньше, свое крыло мигом уберешь, тут и она. Шлепнется, а ты рядом. Помогаешь с куполом управиться, а у нее слезы градом, поджилки трясутся, ручки ходуном ходят Очко, оно не железное. Редко какая вспоминает элементарное: до земли затянуть ни у кого не получится, автомат раскрытия запасного парашюта в любом случае срабатывает на трех сотнях.