Меня никогда не привлекали курящие женщины, но Геру это, видимо, не смущало. Но, как говорил один из христианских мудрецов, «Плоть слаба, дух животворит!» А духом был я, так что скрутил разбушевавшиеся гормоны и эмоции в бараний рог и глянул на нее повнимательнее. Узнавание пошло сразу на двух уровнях моем и Герином. Память Белозора выдала: «Машенька Май, руководитель Народного театра при ГДК, ах, ох, как же она хороша, и какое я ничтожество по сравнению с ней». Ну или что-то вроде этого, слишком запутанный букет. А моя собственная память выдала трёхэтажный мат. Это была Мария Никитишна, бабушка моей одноклассницы Марины той еще стерляди.
Эти Май, кажется, размножались почкованием и фамилию передавали по женской линии. По крайней мере, ни у Марии Никитишны, ни у ее дочери Маргариты Ивановны, ни у незабвенной Мариночки Май мужей замечено не было. С Мариночкой у нас были отношения специфические: все старшие классы пыталась ввести меня в список своих запасных аэродромов, я же из природного упрямства ее злодейски троллил, категорически не желая быть одним из многих. Хотя девочка была исключительных природных данных, к тому же отличница, ну и артистичная, умела себя подать, когда хотела.
Теперь было ясно, откуда всё это. Не эхо войны генетика!
Гера, вы меня не слушаете? Вы ведь придете на премьеру?.. она чуть поменяла позу.
Я думал, эти фишки появились с явлением такой казни египтской, как Инстаграм, а оказалось женщины владели этим вечность.
А когда премьера?
Сегодня, Гера! в ее голосе было столько укоризны, что, будь я Герой, я бы точно приперся с огромным букетом цветов, на который, наверное, потратил бы всю оставшуюся двадцатку.
Но Героем я не был и потому глянул ей в глаза и сказал:
Нет, и, развернувшись на каблуках, пошуровал по асфальтовой дорожке прочь.
Он мне еще спасибо скажет, если мне удастся свалить отсюда обратно, в своё тело и своё время.
До Слободки было около пяти километров, так что времени на подумать хватило. Я уже понял, что со мной случилось, и принял это как данность.
Я попал. Ну так, как попадают герои книжек про попаданцев. Только не в обожаемый мной век девятнадцатый, железный, поистине суровый век, с пароходами, револьверами, сыщиками, хрустом французской булки и прогрессом, который шагает семимильными шагами, а в самый советский из всех периодов. Брежневская эпоха, она же застой. Время юности моих родителей, эдакий глаз бури между ужасами Великой Отечественной и маразмом перестройки. Черных воронков и краповых околышей уже не было, черных кожанок и бритых затылков пока не было. Можно было выдохнуть и осмотреться. В конце концов, вдруг я тут временно? Может быть, если хорошенько напиться еще раз, то вернусь обратно? Что там у него было коньяк? Ненавижу коньяк.
Но в магазин зашел. «Дружба» была как раз по пути. С таким названием гастроном просуществовал долго, только году этак в 2020-м его выкупили и переименовали во что-то американоподобное. Но здесь «Дружба» предстала передо мной во всей красе.
Первое, что я увидел, отворив двери, это монументальная краснощекая продавщица в халате, который имел в виду, что он белый, и в синем переднике. Богатырскими движениями она нарезала вареную колбасу и заворачивала ее в крафтовую оберточную бумагу, и в таком виде взвешивала на больших синих весах. Потом орудовала гирьками, называла вес, цену, протягивала кусок вожделенной докторской покупателю и с видом царицы говорила:
Дальше!
Я, как зачарованный, смотрел на толстенную стопку бумаги, которая уменьшалась весьма стремительно, и пытался посчитать, какие бабки эта хитрая тетка делает в сутки или сколько батонов колбасы она уносит домой в конце смены?
Кабы добра жыць у шчасi, трэба красцi, красцi, красцi! сказал мне в самое ухо дедок в какой-то странной тюбетейке. Глянь, какой мамон Гавриловна наела! Небось не бумагу топчет! Ты в очереди стоишь или так посмотреть пришел? Колбасу когда еще завезут, так что давай, шевелись.
Я только хмыкнул и пошел в ликеро-водочный отдел за коньяком. «Двин» я тут, пожалуй, не найду не тот уровень, а вот что-нибудь попроще
Что-нибудь попроще стоило четыре рубля пятьдесят копеек и было ординарным трехзвездочным коньяком, бутылка которого идеально вошла во внутренний карман пиджака. На выходе я полюбовался на очередь с банками и бидонами за сметаной, и продавщицу, которая наливала эту самую жирнючую сметану при помощи гигантского черпака жестами, достойными кисти Боттичелли.
Проходите, товарищ, не задерживайтесь! засуетились сзади, и я вышел наружу. Дубровица была гораздо менее многоэтажной, чем в мое время, только-только был возведен Квадрат так в народе звали район панельных девятиэтажек. Частный сектор преобладал из деревянных и кирпичных хат доносились запахи стираной одежды, табака и, конечно, жареной бульбы с луком, салом и первым весенним укропчиком самой вкусной еды в мире!
Рот наполнился слюной, и я понадеялся, что у Викторовича дома есть какие-никакие запасы продовольствия, потому что возвращаться в магазин категорически не хотелось.
* * *
Вообще-то всё было не так плохо. Например, угоди я в Средневековье там и думать нечего, сдох бы в первый день. На костре бы сожгли, как колдуна, или сам бы помер, порезавшись о незнакомую острую железяку. Ну и чисто статистически занесло бы меня, скорее всего, в крестьянина, а если проводить параллели с профессией то, например, в герольда или монаха-летописца, тоже не слава богу. Да и та же любимая эпоха пара и телеграфов грозила антисанитарией, эпидемиями, голодом и сословным неравенством. В конце концов, я угодил в родную Дубровицу, то есть начинать нужно было не совсем с нуля, кое-какие базовые знания у меня имелись. Попади я в ту же Москву справиться было бы гораздо тяжелее! Опять же родная редакция, где всё в общем-то знакомо, только вместо набора статей на компьютере нужно было писать от руки или идти клянчить печатную машинку, а верстали всё не индизайне, а на листе ватмана, вручную, вымеряя линейкой площадь фотографии и размеры текста статьи.
Гера в качестве реципиента и вовсе был подарком. Не молодой Сталин, конечно, и не цесаревич Константин Павлович, но Плюсы определенно были. Герман Викторович Белозор обладал титаническим здоровьем. Он действительно не уходил на больничный ни разу за пятьдесят лет работы в редакции. Его не брала ни одна зараза, ему не вырезали аппендицит и не лечили зубы. Фантастика? Есть женщины в русских селеньях, а есть мужики на полесских болотах У Белозора вроде как была репутация честного и дотошного человека, коллеги его, судя по всему, уважали. Смущал кастет в кармане пиджака с этим еще предстояло разобраться.
Как бы это цинично ни звучало большим плюсом было его одиночество. Мать или жена мигом раскусили бы подмену. В этом плане на руку играл и дом в Слободке внимательные бабуси у подъезда и участливые соседи в хрущевке тоже могли бы заподозрить неладное. А еще мы с Герой были в целом похожи. Не знаю, как бы я владел телом, например, значительно ниже или толще моего. Помню, в подростковом возрасте постоянно бился головой о перила в автобусе, никак не мог привыкнуть, что вырос
Мимо проехал, лязгая и выпуская клубы дыма, желтый венгерский «Икарус» с гармошкой, и я умилился как будто увидел друга детства. Я еще застал эти пепелацы, уже совсем ржавые и раздолбанные, но тянущие лямку и исправно катающие по городу пассажиров.
Проходя мимо двухэтажных домишек сталинской еще застройки, я задержал взгляд на моложавом мужчине в очках, который ковырялся под капотом легендарной, на вид вполне новенькой «ремзаводовской» «Волги» ГАЗ-М-21, и мое сердце екнуло: этот человек спас Спасет! Он спасет мне жизнь, поставит на ноги семилетнего мальчика после автомобильной аварии в 1998 году Михаил Федорович Тиханович хирург от бога. Он был жив, жив!