Заболо - Богуславский Илья

Заболо

Илья Богуславский

© Илья Богуславский, 2023

ISBN 978-5-0060-1088-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЗАБОЛО

Самые ранние воспоминания у меня связаны с деревней, куда меня, начиная с года, отправляли на три летних месяца к бабушке  папиной маме. К бабе Лене. В Заболотное. Или, сокращённо  ЗАБОЛО. Так деревню называл папа

ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ

Мне два года (я родился летом, поэтому  два  плюс-минус месяц.)

Я гуляю во дворе, на полянке-пригорке перед нашим домом. Сижу на корточках, прыгаю, как лягушка, по траве-мураве, трогаю пальцем коровьи лепёшки. Одни  уже сухие, старые, вчерашние. Их можно поднять и даже бросить. Другие  утренние, ещё не застыли. Вот их то я и исследовал. Вдруг, рядом со мной возникла соседская кура  большая, белая и любопытная. Я взмахнул руками  кура испугалась и отбежала, хлопнув крыльями. Мне весело.

Снова сажусь на корточки, исследую какой-то цветок. И вдруг чувствую пронзительную боль в середине спины. Это гулявший неподалёку петух атаковал меня, за то, что я обидел его куру. Он налетел на меня сзади и впился клювом в позвоночник. Я вздрагиваю, кричу, на крик прибегают мама, тётя Люся и баба Лена. Они охают и ахают, мама берёт меня на руки, я, конечно, реву. Петух не собирается убегать, а бродит, раздувшись, вдоль забора, поклёвывая песок. Ждёт, чтобы снова щипнуть меня.

Соседка бабка Таня тоже приходит на шум. Это её петух. Она говорит, мол, он  инкубаторский, а инкубаторские петухи драчливые, людей не боятся. И нечего ребёнка одного пускать, курей гонять!

В ответ моя баба Лена ей отвечает: если ещё этот твой петух будет гулять по нашей полянке, я ему башку откручу!

Бабка Таня, хоть и злющая, и скандалистка, мою бабу Лену побаивается, с ней шутки плохи. Поэтому на следующий день приносит кастрюлю с куриным супом, открывает крышку, показывает, чтобы все удостоверились  петух получил высшую меру наказания  он сварен.

ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ

Мне  три года. Мы с тётей Олей, старшей сестрой отца, идём из Маленького леса домой. Грибов не нашли, собрали только цветы  колокольчики и васильки. Нужно пройти через ручей, деревянный мостик, по которому мы шли в лес, остался в стороне, а впереди  труба. Толстая, ржавая труба, по которой нужно балансировать, как по канату в цирке. Мы осторожно ступаем друг за другом, держась за руки, вдруг, тётя Оля теряет равновесие, и мы дружно падаем в воду. Бултых! Воды по колено, даже мне  не страшно. Нужно выбираться. Но тётя Оля не может, она подвернула ногу. «Иди в деревню один, скажи так кому-нибудь, что тётя Оля ногу сломала!», даёт мне первое в моей жизни важное задание невезучая тётя. Я легко выкарабкиваюсь из ручья, бегу вверх по картофельному полю, а навстречу  мотоцикл с коляской. За рулём  Генка Сысоев, в коляске  Полинка.

«Там тётя Оля ногу отломала  она в речке лежит, встать не может!», выпалил я.

«Да что ты, милай?», тревожится Полинка и мотоцикл едет к ручью. А я, мокрый, бегу в деревню  нужно всем рассказать о происшествии

ЖЕНЬКА

Мой первый и главный деревенский друг  Женька, из дома напротив. Он на год младше меня. Мне три года, Женьке  два. Он умеет говорить только два слова: «Лялюлёка» и «Лява». Первое слово  это что-то хорошее, второе  наоборот  что-то плохое. «Лява»  это коровьи лепёшки, например. Или куриные черно-белые фигурные какашки. «Лялюлёка»  конфетка, вафелька, солнышко, кошка, цветочек, молоко.

Женька всё лето ходит в круглой шерстяной шапочке, закрывающей почти всю голову. Я  в панамке. У Женьки нет отца, а мама Нина  проводница в поезде. Наверное, кого-то всё время провожает, поэтому редко бывает дома. С Женькой тоже сидит бабушка  Поля. И ещё у него есть дядя  тракторист Володька по кличке Седой. Он  худой, морщинистый, с грубым голосом. Мне грозит пальцем, за то, что я снова кур гоняю: «Я тебе, малой!». Вот Седой направляется к нам, я прячусь от него в кустах шиповника. Наверное, жаловаться на меня будет! Выходит дядя Дима  зять моей бабы Лены. «Чего тебе, Володь?»

Седой просит у дяди Димы водку. Он любит напиться и лежать на траве, или в кустах.

«Нету, нету!», отмахивается дядя Дима и уходит свои «Жигули» ремонтировать.

Седой с досадой машет в его сторону своей огромной лапищей, говорит матерное слово и уходит домой.

Вечером мы с Женькой стучим кулаками по жестяному отливу его дома, вызываем муравьёв. И муравьи вылезают из-под террасы, их много, они разбегаются в разные стороны. Это очень весело!

«Эй, не балуйте!», грозит Седой из окна, он уже пьяный, мы мешаем ему спать.

Тогда мы пытаемся поймать кота Тарзана  огромного, чёрного с белой грудкой. Тарзана очень сложно ловить, вот он сидит на куче старых дров, щурится, мы к нему подкрадываемся с двух сторон, тихо-тихо, вот кот уже совсем близко, я протягиваю руки, и вдруг Тарзан открывает жёлтые глазищи, а в следующий миг он уже на крыше террасы. Я говорю Женьке: «Ну что же ты-то его прозевал?». А Женька пожимает плечами и улыбается: «Лялюлёка!»

А потом Женька бежит в дом, через минуту выходит на порожек с двумя большущими вафлями в руках  мама Нина ему гостинцев привезла с поезда.

«Дай мне одну вафельку!», прошу я у Женьки вкрадчиво. Но он жадничает, не даёт. Одну надкусывает, у второй отгрызает корочку и лижет белую начинку.

Дверь на террасу приоткрыта, слышно, как с кровати ворчит на меня басом пьяный Седой: «Я дядь Диме твому колёсы-то жигулёвые проколю ночью! Неча цветы наши давить! Так и передай ему, слышь, Илюха! Передашь?»

ЗА ГРИБАМИ

Мне  четыре. И дядя Дима с тётей Аней меня берут на машине в лес, потому что я уже большой. Я с радостным замиранием сердца смотрел, как они приехали на своих ярко-жёлтых жигулях! Ещё только машина из-за поворота на сельсовет показалась, а я уже кричал «Ура-а-а!». А то, скучно с бабой Леной. И родителей нет, потому что они работают в Москве. А у дяди Димы и тёти Ани  отпуск. Своих маленьких детей у них нет, а есть уже большой Саша, он в институте учится. Баба Лена и с Сашей сидела, когда меня ещё на свете не было.

«Куды ж вы его берёте? А если потеряется?», спрашивает баба Лена.

«Не потеряюсь!», кричу я, и залезаю в машину на водительское сидение, мне дядя Дима иногда разрешает порулить. В этих жигулях кроме руля ещё и переключатель скоростей с красивым стеклянным набалдашником, где внутри розочка распустилась. Я трогаю эту розочку за стеклом. Жаль, что её нельзя вытащить и понюхать.

«Не дёргай, не дёргай, а то в лес не возьму!», строго говорит немногословный дядя Дима.

Тогда я начинаю трогать массажные коврики на сидении, с желудями-колёсиками.

Вот, наконец мы выехали, баба Лена плавно удаляется в зеркале заднего вида, стоит у забора, провожает, но не машет мне. И я ей тогда тоже не буду махать, подумаешь! Едем медленно, потому что дорога из Заболотного в Игнатьевское  плохая, без асфальта, только камни да ямы одни. Навстречу едет большущий самосвал  а вдруг задавит? Но дядя Дима хорошо водит машину, он спокойно увернулся от грузовика, а потом и от серого пыльного автобуса. Возле Игнатьевского ещё хуже дорога  только ямы да лужи огромные, вчера гроза была. Козочка посреди дороги стоит и не уходит. Дядя Дима ей сигналит: «Би-биииии!», а она всё равно стоит и смотрит.

«Давайте я бибикну!», предложил я, но тётя Аня не разрешила мне. Вышла из машины и прогнала козу. Очень смешно прогнала, руки раскинула, как будто поймать хочет. Козочка как сиганёт в кусты! Мы поехали дальше. Вот Дубровка, потом  Тиняково. Так далеко от деревни я ещё никогда за грибами не уезжал, километров восемь!

В Тиняково всё другое! Куры другие  крупные такие и разноцветные, а у нас в Заболотном  только белые. Гуси! Га-га-га! И индюк с красной соплёй стоит! В Заболотном нет гусей и индюков. И домов там штук сто, а в Заболотном  только восемнадцать.