И всё же барьер спасает нас от страшных холодов, взмахнув рукой, я духовной энергией закрываю двери.
Не мешает ли такая защита духовным практикам?
Я чуть дёргаю пальцем, но приведённый в здравое состояние разум не туманится гневом мгновенно.
Осторожные шаги надёжнее широких, хоть кого-то и ведут к одной цели.
Светлые, как стекляшки, глаза мужчины белеют, и меня вдруг посещает мысль, что на самом деле он слеп.
Глава школы Ван права, соглашается старый мастер. И всё же, вы без меча.
Не в отсутствии ли действий есть добродетель? Не полезность ли в пустоте?
Ваш учитель хорошо вас обучил.
Мы обмениваемся прощальным почтением, и чужой глава покидает зал. На сей раз, я убеждаюсь в собственном одиночестве, запечатываю все двери и падаю на колени только тогда, когда никто более не мельтешит близко.
Разумеется, наш разговор был вовсе не о погоде и не о мече. Все они, последователи других учений, обеспокоены появлений главы Сюэсэ Хоянь и последователя, и не доверяют им, как ураганному ветру, который не может даже волею судьбы совсем не причинить вреда. Меня попрекнули моей самоуверенностью, и переиначенные мною основы основ совершенствования были скорее насмешкой, чем обсуждением их правдивости, ведь мы оба прятали за красивыми речами речи правдивые, что неверно. И всё собрание из такого неверного и состояло.
Упрятав записи в рукав, я выхожу из зала на лужайку, вдыхая запах ночи. Развеваются флаги, ноги сами приносят к тренировочному полю, а сердце охватывает тоска по духовному оружию. Тут слышу характерный разрезающий воздух свист клинка.
Ван Лилян-а, лови!
Тяжёлая рукоять легко ложится в руку. Это меч Чжао Цыяня.
Следуя зову сердца, я делаю несколько выпадов, прежде чем остановиться и спросить:
Почему ты не в отведённых тебе покоях?
Чжао Цыянь насвистывает что-то весёленькое и оскорбляющее благородный слух, двумя тёмными омутами взирает на моё заострившееся лицо. В лунном свете пляшут тени, и везде мерещится то, чего нет.
Разведываю все секреты школы Нинцзин, он шутит и склоняется ко мне, вцепившись в своё запястье кистью у поясницы. Глава школы Ван так завораживает с мечом в руке.
Не льсти, фыркаю я. В Фаньжуне ты не выглядел впечатлённым.
Правда, что ли? он поражается и, не разгибаясь, сокращает расстояние между нами. Разве я не впервые вижу вас с клинком?
Сначала подмигивает мне прямо перед главным дворцом под взором прочих глав-соучеников учителя, вылавливает в коридорах, а теперь притворяется, будто мы не встречались до сего дня.
Вы оказали мне помощь, как делают ваши собратья уже не в первый раз, я передаю ему меч. Преследование меня не прибавляет вам доверия. Мы не друзья.
Он тянется, чтобы забрать оружие, но в итоге накрывает мои пальцы поверх него. Я холодею под давлением ощущающейся в клинке тёмной энергии.
Сдаётся мне, что большие друзья, чем все эти дуралеи в роскошном зале. Признайтесь, глава школы Ван, вы ненавидите каждого из них.
Я медленно втягиваю прохладный ночной воздух. Наша речь не столь громка, чтобы её услышал всякий посторонний, да и юноша вынимает из-за пазухи работающий заглушающий звуки талисман и показательно вертит его. Чжао Цыянь хочет, чтобы его слушала только я.