Приезжавший пару раз Саша поил Карину отвратительно-теплым молоком с содой, которое она ненавидела с детства.
Однажды заскочила Зина, принесла баночку малинового варенья и огромный оранжево-желтый грейпфрут. Она уже окончательно распрощалась со школой, забрала трудовую книжку и обзванивала частные заведения на предмет трудоустройства.
Когда, наконец, Карина поправилась и собралась на работу, ее пошатывало от слабости. Медленно-медленно она преодолела десять лестничных пролетов, толкнула тяжелую подъездную дверь на ржавой толстой пружине и выползла на свет божий.
Она моментально ослепла от хлынувшего ей в лицо солнечного света. Вокруг было царство весны, чудесной, полнокровной, наконец-то с достоинством вступившей в свои права.
Под ногами чернел чистый мокрый асфальт, по нему носились оголтелые, ошалевшие от счастья воробьи, вырывая друг у друга хлебные крошки.
С крыши подъезда свисала последняя, унылая и тонкая сосулька, звучно хлюпая каплями. По голубому небу плыли лохматые, похожие на куски сладкой ваты облака.
Парень в потрепанном дворницком ватнике, с ожесточением сгребавший лопатой с тротуара остатки раскисшего снега, обернулся на стук подъездной двери, увидел Карину и неожиданно улыбнулся, явив неровные, прокуренные зубы:
Надо же, едрит твою мать! Весна пришла!
Этим возгласом он передал всю свою усталость от затянувшейся зимы, снегопадов, льда, который толстой коркой покрывал тротуар, и его надо было изо всех сил долбить тяжеленным ломом.
Новенькая Малютина сидела за инструментом, вытянув на клавишах длинные прямые пальцы с острыми ногтями. Взамен сиреневого лака блестел бледно-розовый: это была единственная уступка, на которую пошла бывшая Зинина ученица ради Карины.
Сонату ты не знаешь, Эвелина. Карина, уставшая слушать жалкое ковыряние, подошла к пианино и захлопнула ноты. Давай-ка Баха.
Баха я не успела, сказала Малютина, убирая с клавиатуры шикарные пальцы.
Но ты и этюд не успела, пожала плечами Карина. Скажи, пожалуйста, ты собираешься играть экзамен?
Конечно, с готовностью кивнула девочка.
Интересно, что же ты будешь исполнять комиссии? Ведь остался ровно месяц, а ты программу почти не разобрала.
Я выучу, заверила Эвелина, спокойно глядя Карине прямо в глаза.
Ту передернуло. Безусловно, Зинка была права, когда высказывалась насчет этой наглой соплюшки. Послать бы ее с урока домой, заниматься, да нельзя. Две недели назад Карина попробовала отправить Малютину из класса на пятнадцать минут раньше срока, и тут же прискакала Бурцева.
Карина Петровна, тоном, не терпящим возражений, заявила она. Будьте добры заниматься с Эвелиной строго по расписанию. Ровно сорок пять минут и не меньше. Кстати, завучиха строго поджала губы, задерживать ее тоже нежелательно, девочка очень загружена, у нее еще теннис, изостудия и хореография.
Может, мне с секундомером над ней стоять? сквозь зубы спросила Карина.
А вот это вы зря, отчеканила Мария Максимовна. Напрасно иронизируете. Я ведь вам все насчет нее объяснила. Вы же не уговорили Бабакину остаться, а могли бы. Теперь терпите и делайте то, что вам велят.
С этими словами она вышла, плотно прикрыв за собой дверь
Ладно. Карина заставила себя успокоиться, вспомнив, что следующей придет Оля Серебрякова. Открывай Баха и учи текст. Прямо здесь, при мне.
Девица с недоумением покосилась на нее, хотела было что-то возразить, но передумала, взяла ноты, водрузила их на пюпитр, раскрыла на нужной странице.
«Ничего, думала Карина, сидя в излюбленном месте у окна и слушая, как ученица раз за разом повторяет одну и ту же фразу. Найдем способ, как справиться с этой красавицей. Нельзя ее выгонять ладно. Но тогда пусть учит программу как миленькая».
Сорок пять минут, положенные расписанием, истекли, Эвелина собралась и ушла. Карина облегченно вздохнула.
В класс заглянула Оля, маленькая, белокурая, похожая на эльфа.
Карина Петровна, можно?
Можно, Оля, входи.
Девочка направилась к фортепьяно, волоча за собой тяжелую сумку с нотами.
Что играть сначала? Она глянула на Карину ясными голубыми глазами. Моцарта или Шопена?
Давай Шопена.
Оля добавила к двум подставкам на стуле третью, села, положила на клавиши тоненькие пальчики.
Карина слушала ее и ловила себя на том, что невольно улыбается. Девчонка играла так непосредственно, легко и вместе с тем профессионально, почти мастерски, что ее апатия и слабость от простуды исчезли без следа.
Когда, закончив работу, Карина вышла на улицу, было еще совсем светло. Легкий ветерок за день подсушил асфальт. Она шла по знакомому скверу и удивлялась каждой мелочи. Ей казалось, что она очнулась от глубокого, тяжелого сна и словно впервые видит молоденьких мамаш, прогуливающихся с колясками взад и вперед, разноцветные яркие куртки ребятишек, гурьбой носящихся по детской площадке, толстых, важных голубей, смешно переваливающихся с лапы на лапу, горластых мартовских котов.
Карина нарочно не спешила, но когда она наконец подошла к дому, так и не стемнело. Она увидела, что дверь широко распахнута, а перед домом стоит грузовик, набитый домашним скарбом. Двое грузчиков снимали с машины большой цветастый диван.
«Кто-то въехал к нам, подумала Карина. Интересно, куда это?»
Всех жильцов своего маленького подъезда она знала прекрасно. Это только в новых башнях в семнадцать этажей соседи годами ездят в лифте, не узнавая друг дружку, а маленькая хрущевка-пятиэтажка вся как на ладони.
По три квартиры на этаже всего пятнадцать. Никто вроде бы не уезжал из дома за последние месяцы.
Карина, с любопытством оглянувшись на грузовик, вошла в подъезд. И тут же, почти следом за ней, важно въехал диван.
Девушка, в сторону! весело гаркнул один из грузчиков, плечистый здоровяк.
Другой, не такой веселый, может, потому, что низкорослый и худой и таскать мебель ему было тяжело, угрюмо проворчал:
Долбаные дома ваши без лифта! Тащи эту хреновину на пятый этаж никаких денег не захочешь!
Ладно, не вякай, подбодрил его напарник, и они, обогнув посторонившуюся Карину, довольно быстро потопали вверх по лестнице.
Она в недоумении пожала плечами. На пятый? Кто же это поменялся втихаря, так, что она и не заметила? И тут ее осенило: да это ж к ней, под самый нос, въезжают новые соседи. Видно, двухкомнатную квартиру, пустовавшую лет пять, продали. Раньше, когда была жива мама, она принадлежала Анне Марковне Шац. Потом старушка умерла. Ее дочь и зять квартиру сдали. Но въехавшие туда жильцы за три месяца довели ее до такого состояния и оставили столь ужасающие счета за междугородние переговоры, что после их отъезда хлебнувшие лиха хозяева решили больше никого в свое жилище не пускать. Продавать квартиру тоже не спешили, видно, в деньгах не нуждались.
Карина привыкла за эти годы к отсутствию соседей за стеной, будто так и должно быть. И сейчас интерес к новоявленным жильцам боролся в ней с некоторым страхом: как-то уживется она с чужими людьми за тонкой проницаемой стеночкой. Вдруг шуметь будут? Или
Что «или» Карина додумать не успела машинально дошла на свой пятый этаж и уперлась носом прямо в распахнутую дверь соседней квартиры.
Оттуда слышались шаги, голоса грузчиков, скрип и грохот переставляемой мебели. Однако в прихожей никого не было. Карина помялась, но, так и не дождавшись появления хозяев, отправилась к себе.
«Ну их, подумала она, еще успеем познакомиться».
Все последующие вечера она прислушивалась к соседям за стеной в большой комнате, но услышать ей ничего не удалось.
«Наверное, въехала какая-нибудь тихая старушка, решила Карина. Сидит, караулит квартиру для подрастающих внуков».