Но вроде отлегло.
Мы уже потом когда в автобус сели, я спросил:
Замерзла?
Не буду же я вечно молчать.
А она вместо ответа бэмц и сморщилась. Как тогда, в комнате! Ну вот что это, а? Зачем это? Слова не скажи сразу психи. Нет, я с ней точно не справлюсь.
А она мне вдруг тоненько так:
Спасибо. Мне тепло.
И снова бэмц.
И тогда я понял, что это. И зачем это.
У нее так улыбка называется!
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Ну вот, пришли, Я показала ему на здание, Видишь окно?
Какое? Их тут сто штук.
Бурчит. Значит, опять злится. Но я делаю вид, что не замечаю.
Меня так бабушка учила. Говорила, если не замечать людскую злость, она тебя никогда не коснется. Но руку я все равно забрала и в карман сунула. Жалко, конечно. С его рукой было хорошо. Спокойно.
Вон то окно, второе справа! я попробовала объяснить, что вижу. Ноу меня лево и право часто путаются. И он, кажется, еще больше разозлился.
Долго мы тут будем торчать сопли морозить?
Если бы знать. Мы же всегда с Лидочкой приходили. И она меня вела.
Не знаю, еле призналась я. Я не знаю, куда идти.
Он так на меня посмотрел! Как на преступницу. Мне сразу в туалет захотелось.
Ясно!
И пошагал к будке. Кажется, туда нам и надо. Или нет? Я кинулась за ним.
Из будки вышел охранник. Не Леня. Высокий такой.
А где Леня? тихо спросила я, добежав.
Так обед у него, охранник кивнул на здание, где доча живет. Авы куда?
А я стою и чувствую сейчас случится катастрофа.
Мне в туалет надо, говорю, ни на кого не глядя. Очень.
Слышу, вздыхает кто-то. Я хоть и не видела, но догадалась кто.
Начальник, пропусти, а? попросил он. Ну, сам понимаешь.
«Начальник» это охранник сказал:
Идите! и сразу ушел в будку. А мы в здание пошли. Побежали.
Тут из дверей вдруг Леня вышел. И как закричит:
Тося!
А я ему:
Не Тося я, сколько говорить. Мне это надо я спешу!
И мимо него шмыг. Прямо по коридору, потом налево. Я от страха сразу дорогу вспомнила. Еле успела!
Потом, уже когда назад шла, их увидела.
Вы на второй этаж когда подниметесь, как будто объяснял руками Леня, там справа сразу пост. Спросите вам все покажут. Ну, бегите, он снова махнул куда-то в сторону и пошел.
И мы тоже пошли. Наверх.
ПЕТРОВИЧ
Я ее когда увидел через стекло не поверил. Подумал с чего-то зря в уборную не зашел. Пална, ишь, продуманная оказалась.
Но если без шуток Я до последнего не мог свести одно к одному в этой истории. Доча то, доча се. Я думал, это она про кошку так. Ну, про свинку, может. Какая еще может быть доча в ее-то почтенном возрасте. Максимум кукла. На медсестру с поста всю дорогу косился. Кошка эта у нее, что ли, живет? На работу с ней ходит?
Вот, Пална вдруг остановилась и кому-то помахала. И медсестра остановилась:
Пришли!
Симпатичная дылда. Зато я, по ее мнению, не очень. Тут бы и дураку стало ясно по улыбке, которой она меня наградила. Мисс Сострадание нашлась.
Ну, показывай свою дочу! я посмотрел через стекло, куда мы там пришли. И не понял.
Я так и сказал вслух:
Не понял. Это что?
Где? Пална активно изображала непонимание. Я вдруг так разозлился не передать.
Ты долго будешь из меня идиота делать? напустился я на нее. А ну собирайся, поехали назад.
Она испуганно отступила:
Как же это назад? А доча?
Доча-доча! передразнил я. Ты меня уже достала со своей дочей. Голову дуришь.
Я не дурю, у нее задрожали губы.
Я кое-как взял себя в руки и выдохнул.
Ладно, говорю. Показывай! Где она?
А она пальцем в стекло тык. И еще раз тык. Как будто молотком мне по сырому мозгу тюк, тюк.
Я стоял как баран. Рядом с этой «баранессой». И мы вдвоем пялились на лохматую девицу за стеклом. Лет шестнадцать, и то от силы. Но уже видно, что красивая. Даже такая.
Эта, что ли, доча? как-то уж совсем по-старчески кхекнул я. Белобрысая?
Она снова сморщилась.
Радуется быстро определил я. Хотя кто ее поймет. Когда у человека одна эмоция на все случаи жизни.
Белобрысая?
Она подняла на меня глаза явно заинтересованная.
Ну, пояснил я, блондинистая.
«Неужели и такого слова не знает? Чума!»
Не знаю, она пожала плечами, Я не видела. Она же еще внутри.
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Едем обратно. Автобус еле-еле тянется. А я боюсь. Моста этого боюсь. Лучше бы на пароме поехали.
Когда нас в прошлый раз везли с Лидочкой, я спала всю дорогу. Потому и не видела, какая она, эта вода. С высоты черная и страшная. А когда на берегу стоишь синей кажется. Не поймешь какая
Ты чего жмуришься? слышу у самого уха. Боишься, что ли?
От него пахнет чем-то хорошим. Я тихонько принюхиваюсь чтобы он не заметил и сразу узнаю этот запах. Так пахло, когда бабушка в горячий суп перец сыпала. Домом.
Уже не боюсь, я открываю глаза. Ты же рядом.
Он сразу отворачивается. Смотрит через проход в окно. Долго молчит, потом вдруг вздыхает. Шумно, как паровоз.
Красота! говорит. Смотришь, и сразу жить хочется.
«Как это сразу"? думаю я. А хочется"? Жизнь это что, телевизор? Когда захотел включил, захотел выключил. Или я опять не так понимаю?»
Осторожно смотрю в окно. Мост скоро закончится, а мы еще про дочу не поговорили. Вот интересно, что он думает? Хочу спросить и даже рот открываю, но чувствую: лучше закрыть. Раз он так молчит.
ПЕТРОВИЧ
Я-то, конечно, с самого начала понимал: хлебом-солью нас вряд ли встретят. Но и на такой прием не рассчитывал.
Честное слово, как будто я школьник какой! Они бы меня еще на ковер пригласили.
Вы, Алексей Петрович, меня неприятно удивили, сказал директор, закрыв за собой дверь.
«Чья бы корова мычала», подумал я, но по-умному промолчал.
Вы же взрослый человек. Должны понимать, что так не делается.
Он начал расхаживать по кабинету с таким видом, как будто меня вот-вот выпрут из партии. Обеспокоенность демонстрировать!
Как так? я с покаянным видом сел на стул. Ничего же не случилось.
Не случилось? он резко стал как этот Вы взяли чужого ребенка и увезли непонятно куда.
Как лист перед травой вот!
Так она же вроде ничейная, я сделал вид, что не понял наезда. И почему неизвестно куда? Мы на берег ездили.
Директор осуждающе покачал головой.
И никому ничего не сказали.
Ай-яй-яй! Он бы мне еще пальчиком погрозил.
Алексей Петрович, дорогой вы мой, ну поймите же наконец. Здесь у нас свои правила. И вы должны их соблюдать.
Ладно, без возражений согласился я. Сделаем.
Но Сивке-Бурке и этого оказалось недостаточно. Только я собрался идти, как он тут же закопытил мне в спину:
Если вам нужно куда-то уйти, уехать я не знаю Пожалуйста! Пишите расписку, образец висит на доске. Вы же видели, да?
Не видел, сказал я сквозь зубы. Теперь буду знать.
Конечно, я видел. Еще до того как Голик мне плешь проел, дескать, теперь надо расписки по любому поводу писать. Вот интересно, а если мне в туалет приспичит? Тоже надо, да?
Ладно, может, я и сморозил слегка. Она все же на мне числится. Надо было написать, куда мы делись. Кто их знает, что они там могли вообразить.
Ну забыл!
Голик мне потом выдал серенаду. Ты, говорит, совсем, что ли, черт? Малую выкрал, хоть бы слово сказал! Серафимовну вон довел можно сказать, до исступления.
Я только глаза закатил.
А этой чего уже не жилось? Ей-то что за дело?
Ну, Голик пожал плечами, переживала, видно. За Тоську твою.
Грозилась тебе башку отвинтить и в суп положить.
Чего моя-то? вяло огрызнулся я. Нашли бабушку.
Де душку-дедушку, Голик, посмеиваясь, похлопал меня по плечу. Пошли, давай, кинд днепер ты мой недоделанный. Щей похлебаем.
«Киндднепер!» Вот же кол ходячий!
Щи так щи, подвел я черту под очередной бессмысленной беседой. Хоть морду полощи.
Голик картинно вздохнул:
И когда ты уже повзрослеешь?
ТАИСИЯ ПАВЛОВНА
Ну вот! Теперь нас, наверное, накажут. Хотя меня, может, и нет.
Я хотела пойти к директору и сказать, чтобы его не ругали. Это все я виновата. Я его к доче позвала!
Но пока шла, перехотела. Директор же сам большой! Значит, про дочу и так знает. А мы вот не знали, что так нельзя без спроса уходить!
Я точно не знала. И он мне то же сказал: «Молчи, я сам разберусь».
Это когда мы только пришли и Серафимовну нашу встретили. Она как бросилась, чуть ли не со слезами. И давай меня обнимать.