Он сделал большой глоток виски и, прополоскав им рот таким манером, какого Пёрсон никогда не видывал, очень медленно поставил стакан на низкий столик. Затем, à deux[15] с заставившей его умолкнуть массой, он проглотил ее и перешел на свой второй английский слог пышный слог его самых памятных персонажей:
«Инсомния и ее сестра Ноктурия, конечно, донимают меня, но в остальном я крепок, как марочный лист. Ты, кажется, не знаком с мистером Тамуортом. Пёрсон, произносится Парсон, и Тамуорт: как английская порода свиней с черными пятнами».
«Нет, сказал Хью, моя фамилия произошла не от Парсон, а, скорее, от Петерсон».
«Окей, сынок. А как поживает Фил?»
Они коротко обсудили энергию, обаяние и проницательность издателя.
«За исключением того, что он хочет, чтобы я писал не те книги. Он хочет названия романов соперника, тоже опубликованных Филом, он произносил другим, невинно-грудным голосом, Мальчика для утех, но согласился бы на Стройную блудницу, тогда как все, что могу предложить ему я, это не Траляля, а первый и самый скучный том моих Траляций».
«Уверяю вас, что он ждет не дождется рукописи. Между прочим »
Между прочим, скажешь тоже! Должен существовать какой-нибудь риторический термин для этого нелогичного поворота. Между прочим сквозь черную ткань открывался уникальный вид. И я между прочим сойду с ума, если она не будет моей.
« между прочим, я вчера познакомился с девушкой, которая только что виделась с вашей падчерицей»
«Бывшей падчерицей, поправил мистер R. Давно не видел ее и хотел бы, чтобы так и оставалось. То же самое, сынок» (это к бармену).
«Довольно примечательный случай. Вот сидит девушка и читает »
«Прошу прощения», тепло сказал секретарь и, сложив записку, которую он только что нацарапал, протянул ее Хью.
«Мистеру R. претят любые упоминания мисс Мур и ее матери».
И я его не виню. Но куда же подевался знаменитый такт Хью? Витающий в облаках Хью хорошо знал положение дел, ему обо всем рассказал Фил, а не Джулия, малышка хотя и порочная, но скрытная.
Эта часть сеанса просвечивания довольно скучна, и все же мы должны закончить наш отчет.
В один прекрасный день мистер R. с помощью нанятого соглядатая установил, что у его жены Марион связь с Кристианом Пайнсом, сыном известного киношника, снявшего «Золотые окна» (будто бы основанные на лучшем романе нашего автора). Мистер R. с радостью принял это известие, потому что он сам тем временем усердно ухлестывал за Джулией Мур, своей восемнадцатилетней падчерицей, и вынашивал планы на будущее, вполне достойные сентиментального развратника, которого три или четыре брака все еще не пресытили. Очень скоро, однако, он узнал от того же сыщика, умирающего сейчас в душном и грязном госпитале на острове Формоза, что молодой Пайнс, красивый повеса с лягушачьим лицом, которому тоже скоро предстояло умереть, спал и с матерью, и с ее дочкой, коих он ублажал два летних сезона в Кавалере (Калифорния). Так что разлука оказалась более мучительной и полной, чем R. ожидал. Посреди всего этого нашему Пёрсону тоже посчастливилось на свой скромный лад (хотя на самом деле он был на полдюйма выше здоровенного R.) занять место в углу многолюдной картины.
11
Джулии нравились высокие мужчины с сильными руками и грустными глазами. Хью познакомился с ней на вечеринке в одном нью-йоркском доме. Несколько дней спустя они случайно встретились у Фила, и она спросила, не хочет ли он посмотреть «Умелые штучки», нашумевший «авангардный» спектакль, у нее есть два билета, она собиралась пойти с матерью, но последней пришлось уехать в Вашингтон по судебным делам (связанным с бракоразводным процессом, как верно предположил Хью): составит ли он ей компанию?
«Авангард» в области искусства означает немногим больше, чем дань какой-нибудь дерзкой мещанской моде, и поэтому, когда поднялся занавес, Хью не удивился, увидев голого отшельника, сидящего посреди пустой сцены на треснувшем унитазе. У Джулии, предвкушавшей восхитительный вечер, вырвался смешок. Хью рискнул обхватить своей робкой лапой ее детскую ручку, которая случайно коснулась его коленной чашечки. Она была на редкость привлекательной с ее кукольным личиком, раскосыми глазами и пронзенными топазами мочками ушей, с ее худеньким телом в оранжевой блузке и черной юбке, изящными суставами рук и ног, экзотически гладкими, ровно подстриженными на лбу волосами. Не менее приятной была мысль о том, что пребывающий в своем швейцарском убежище мистер R., который как-то похвастал репортеру, что одарен изрядной телепатической силой, должен был в этот момент пространства-времени испытать муки ревности.
Ходили слухи, что пьесу могут запретить сразу после премьеры. Группа буйных молодых демонстрантов, возмущенных вероятностью такого развития событий, ухитрилась сорвать представление, в защиту которого они выступали. Разрывы нескольких пущенных петард наполнили зал едким дымом, вспыхнули серпантины развернутых рулонов розовой и зеленой туалетной бумаги, и всех эвакуировали. Джулия заявила, что умирает от разочарования и жажды. Модный бар рядом с театром оказался забит до отказа, и «в свете райского упрощения нравов» (как R. писал по другому поводу) наш Пёрсон отвел девушку в свою квартиру. Он неосторожно спросил себя (после того, как слишком страстный поцелуй в такси заставил его пролить несколько жгучих капель нетерпения), не обманет ли он ожиданий Джулии, которую, по словам Фила, R. растлил еще тринадцатилетней, на самой заре провального брака ее матери.
Холостяцкую квартиру, которую Хью снимал на 65-й Восточной улице, для него подыскало издательство. Так вышло, что за два года перед тем именно в этих комнатах Джулия встречалась с одним из лучших своих молодых самцов. Ей хватило такта ничего не сказать, но призрак того юноши, чья смерть на далекой войне сильно потрясла ее, снова и снова возникал из ванной или рылся в холодильнике и так странно вмешивался в скромное дельце, к которому они приступили, что она не позволила Хью расстегнуть змеевидную застежку и уложить себя на постель. После немалого промежутка времени девочка, конечно, уступила и вскоре стала помогать большому Хью в его неуклюжих любовных занятиях. Однако едва толчки и пыхтение сами собой сошли на нет и Хью, изображая довольно жалкую веселость, пошел за новой порцией напитков, образ загорелого и крепкого Джимми Мэйджера с белыми ягодицами вновь вытеснил худосочную реальность. Она заметила, что зеркало платяного шкапа, насколько можно было видеть с кровати, отражало точно такой же натюрморт с апельсинами на деревянном блюде, как и во время короткой гирлянды дней, проведенных с Джимом, ненасытным потребителем этих фруктов долгожителей. Ей даже стало немного жаль, когда, оглядевшись, она обнаружила источник видения в складках своих ярких вещей, наброшенных на спинку стула.
Она в последний момент отменила их следующее рандеву и вскоре после этого уехала в Европу. Их короткая связь оставила в сознании Пёрсона едва ли что-то большее, чем пятно светлой губной помады на бумажной салфетке и романтическое ощущение, что он держал в объятиях зазнобу великого писателя. Однако время принимается за работу над этими эфемерными романами, и к воспоминанию добавляется новый привкус.
Теперь мы видим обрывок «La Stampa» и пустую винную бутылку. Шло большое строительство.
12
Вокруг Витта шло большое строительство, изрезавшее и покрывшее грязью весь склон холма, на котором, как ему сказали, он найдет виллу «Настя». Ее ближайшие окрестности были отчасти приведены в порядок, образуя оазис покоя среди лязгающей и стучащей пустыни глинистых котловин и подъемных кранов. Здесь даже сиял магазин модной одежды в торговой галерее, подковой окружившей свежепосаженную молодую рябину, под которой уже был оставлен кое-какой мусор, в том числе пустая бутылка рабочего на итальянской газете. Тут Пёрсона подвела его способность ориентироваться, но стоявшая поблизости лоточница, продававшая яблоки, показала, куда идти. За ним неприятно увязалась чрезмерно дружелюбная большая белая собака, и женщина кликнула ее назад.