Что так печален, куманёк?
Да загадал мне государь четыре загадки, а сроку всего три дня положил.
Что такое, скажи мне.
А вот что, кума! Первая загадка: что всего в свете сильнее и быстрее?
Экая загадка! У моего мужа карая кобыла есть; нет её быстрее! Коли кнутом приударишь, зайца догонит.
Вторая загадка: что всего на свете жирнее?
У нас другой год рябой боров кормится; такой жирный стал, что на ноги не поднимается!
Третья загадка: что всего в свете мягче?
Известное дело пуховик, уж мягче не выдумаешь!
Четвёртая загадка: что всего на свете милее?
Милее всего внучек Иванушка!
Ну, спасибо тебе, кума! Научила уму-разуму, по век тебя не забуду.
А бедный брат залился горькими слезами и пошёл домой. Встречает его дочь-семилетка:
О чём ты, батюшка, вздыхаешь да слёзы ронишь?
Как же мне не вздыхать, как слёз не ронить? Задал мне царь четыре загадки, которые мне и в жизнь не разгадать.
Скажи мне, какие загадки.
А вот какие, дочка: что всего на свете сильнее и быстрее, что всего жирнее, что всего мягче и что всего милее?
Ступай, батюшка, и скажи царю: сильнее и быстрее всего ветер, жирнее всего земля: что ни растёт, что ни живёт, земля питает! Мягче всего рука: на что человек ни ляжет, а всё руку под голову кладёт; а милее сна нет ничего на свете!
Пришли к царю оба брата и богатый и бедный. Выслушал их царь и спрашивает бедного:
Сам ли ты дошёл или кто тебя научил?
Отвечает бедный:
Ваше царское величество! Есть у меня дочь-семилетка, она меня научила.
Когда дочь твоя мудра, вот ей ниточка шёлкова; пусть к утру соткёт мне полотенце узорчатое.
Мужик взял шёлковую ниточку, приходит домой кручинный, печальный.
Беда наша! говорит дочери. Царь приказал из этой ниточки соткать полотенце.
Не кручинься, батюшка! отвечала семилетка, отломила прутик от веника, подаёт отцу и наказывает: Поди к царю, скажи, чтоб нашёл такого мастера, который бы сделал из этого прутика кросна[6]: было бы на чём полотенце ткать!
Мужик доложил про то царю. Царь даёт ему полтораста яиц.
Отдай, говорит, своей дочери; пусть к завтрему выведет мне полтораста цыплят.
Воротился мужик домой ещё кручиннее, ещё печальнее:
Ах, дочка! От одной беды увернёшься другая навяжется!
Не кручинься, батюшка! отвечала семилетка.
Попекла яйца и припрятала к обеду да к ужину, а отца посылает к царю:
Скажи ему, что цыплятам на корм нужно однодённое пшено: в один бы день было поле вспахано, просо засеяно, сжато и обмолочено. Другого пшена наши цыплята и клевать не станут.
Царь выслушал и говорит:
Когда дочь твоя мудра, пусть наутро сама ко мне явится ни пешком, ни на лошади, ни голая, ни одетая, ни с гостинцем, ни без подарочка.
«Ну, думает мужик, такой хитрой задачи и дочь не разрешит; пришло совсем пропадать!»
Не кручинься, батюшка! сказала ему дочь-семилетка. Ступай-ка к охотникам да купи мне живого зайца да живую перепёлку.
Отец пошёл и купил ей зайца и перепёлку.
На другой день поутру сбросила семилетка всю одежду, надела на себя сетку, в руки взяла перепёлку, села верхом на зайца и поехала во дворец.
Царь её у ворот встречает. Поклонилась она царю.
Вот тебе, государь, подарочек! и подаёт ему перепёлку.
Царь протянул было руку, перепёлка порх и улетела!
Хорошо, говорит царь, как приказал, так и сделано. Скажи теперь: ведь твой отец беден, чем вы кормитесь?
Отец мой на сухом берегу рыбу ловит, ловушек в воду не ставит, а я подолом рыбу ношу да уху варю.
Что ты, глупая, когда рыба на сухом берегу жила? Рыба в воде плавает!
А ты умён? Когда видано, чтобы телега жеребёнка принесла?
Царь присудил отдать жеребёнка бедному мужику, а дочь его взял к себе. Когда семилетка выросла, он женился на ней, и стала она царицею.
Сказка о молодильных яблоках и живой воде
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Фёдором, второго Василием, а младшего Иваном.
Царь очень устарел и глазами обнищал. Слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу будет видеть.
Царь собирает пир на весь мир, зовёт на пир князей и бояр и говорит им:
Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привёз бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответу нет. Выходит царевич Фёдор и говорит:
Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Идёт Фёдор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженого, уздает узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою не ради красы, а ради крепости Отправился Фёдор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился
Ехал он близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, ехал день до вечеру красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней[7], до трёх дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись написана:
«Направо поедешь себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь женату быть».
Поразмыслил Фёдор-царевич: «Давай поеду, где женату быть».
И повернул на ту дорожку, где женату быть.
Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном мне дороги не скоротать. Мне надо вперёд двигаться.
Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
Только лёг Фёдор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую
Долго ли, коротко ли, царь опять собирает пир, зовёт князей и бояр и говорит им:
Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников привезти мне молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответа нет. Выходит второй сын, Василий-царевич:
Батюшка, неохота мне царство в чужие руки отдавать. Я поеду в дорожку, привезу эти вещи, сдам тебе в руки.
Идёт Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженого, уздает узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою. Поехал Василий-царевич. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит:
«Направо поедешь себя спасать, коня потерять.
Налево поедешь коня спасать, себя потерять.
Прямо поедешь женату быть».
Думал, думал Василий-царевич и поехал дорогой, где женату быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь почивать:
Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого
Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лёг к стенке, она снова повернула кровать, он и полетел в подполье.
А там спрашивают:
Кто летит?
Василий-царевич. А кто сидит?
Фёдор-царевич.
Вот, братан, попали!
Долго ли, коротко ли, третий раз царь собирает пир, зовёт князей и бояр:
Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут больший стал хорониться за среднего, а средний за меньшего, а от меньшего ответа нет. Выходит Иван-царевич и говорит: