Сначала лед под ним крошился, но мальчик перекатившись преодолел ледяной барьер, и прорубь стала от него удаляться. Еще несколько секунд и он уже скользил голыми руками по острому льду, прежде чем отец снова махнул руками кому-то на берегу, и веревка ослабла. Он перевернулся с ободранной груди на здоровую спину, и глубоко выдохнул, небо еще никогда не было к нему так близко, они смотрели друг на друга лицом к лицу, он видел каждую его морщинку, он чувствовал запах его дыхания, его тепло на своем лбу. Они лежали друг на друге пока он не закрыл глаза и не начал засыпать от усталости.
Очнулся он от грубой качки, и увидел как земля перед глазами болтается. Еще несколько секунд и он понял, что его на спине тащит отец, от спины исходило тепло, от которого он немного согрелся, но ног по прежнему не чувствовал. К нему постепенно возвращалась жизнь, даже мороз на улице казался ему теплым, по сравнению с ледяной водой. Тепло его успокаивало, и расслабляло, поэтому он снова уснул.
Второй раз он проснулся уже не так приятно, он чувствовал как мокрая одежда прилипала к его телу, и охлаждала его еще сильнее. Он прошептал отцу на ухо: «Мне холодно». Отец тут же ускорил шаг, и его затрясло еще сильнее. «Скоро! потерпи чуть-чуть!».
Он уже не мог ни на что жаловаться, да и на что, все происходило так быстро как могло происходить, и не иначе. Он покорился судьбе, к тому же широкая сильная спина отца поблизости, убедила его, что он больше не один, и ему скоро помогут.
По мере удаления от ледяного отверстия ему казалась, что он удалялся от своего кошмара. Дыхание его становилось более спокойным и поверхностным. Через минуту отец аккуратно погрузил его на заднее сидение автомобиля, в котором была уже натоплена печка.
С минуту он лежал неподвижно будто его погрузили в саван, он чувствовал тепло, но это тепло его почему-то не грело. Он ждал этого тепла так отчаянно, но оно стало приносить ему вместо приятного расслабления, только боль. Замершие конечности вместо того чтобы расслабляться, стали ныть будто вот-вот лопнут. Ему захотелось тут же вылезти, но отец остановил его, и начал растирать руки, спину, грудь, попутно снимая мокрую одежду.
Через какое-то время конечности перестали ныть, и понемногу приходили в прежнее состояние, ноги стали покалывать все сильнее и сильнее, будто миллионы иголок вонзили в них. Это хороший признак, с радостью подумал он, значит и они отойдут скоро.
«На выпей» поднес ему отец металлическую кружку, негнущимися пальцами он попытался ее взять, но не получилось. «Давай помогу» отец своими крепкими и теплыми руками поднес кружку к самому его рту и наклонил, он залпом выпил, попутно пролив на подбородок, и огненное тепло по текло по горлу в пищевод, и уже в животе закрутилось фейерверком.
Было ощущение, что его сознание возвращалось к нему откуда то издалека, но что оно там так далеко делало, он понять не мог. Теперь начало приятно покалывать уже во всем теле, возвращалось тепло в тело, как птицы в свои гнезда. Постепенно к нему возвращалось чувство собственного веса и обострялось желание обильно поесть и попить, в животе заурчало, а во рту пересохло.
Его уже трясло не от холода, а от качки по неровной дороге, по которой мчался отец в ближайший пункт медицинской помощи. Он смотрел снизу вверх на проносящиеся серые пейзажи за окном и чувствовал, как его страхи так же быстро от него уносятся. В этой тряске он почувствовал, что все страшное уже позади, и он больше никогда в жизни ничего подобного не испытает.
Он смотрел отцу на затылок, который был крайне напряжен то ли от вины за происходящее, то ли от желания побыстрее передать сына медикам. Вместе с теплом пришло чувство безопасности, ведь ему удалось даже пошевелить пальцами ног. Он уже наверняка знал, что все это позади и больше никогда не вернется, что эту ночь он будет спать под теплым одеялом, а не в ледяной пропасти.
Через некоторое время окончательно стемнело, и окна стали черными квадратами, он закрыл глаза и под качку салона снова уснул. И приснился ему мрак, черный мрак этой пропасти, в которую его затягивали непонятные силы. Но холодно ему было уже не ото льда, а от этого черного мрака под водой.
Он проснулся резко, дергая руками и ногами по постели, как будто пытался выплыть из подо льда. Его бессильные слабые руки били по корке льда, и запас воздуха в легких уже был на исходе. Он приподнял голову, чтобы заглотнуть воздуха перед очередным погружением, и вдруг понял что уже проснулся. Он был весь покрыт маленькими каплями пота, пижама слиплась на теле. Странно, что лед оказался не настоящим, а страх остаться под ним вполне реальным.
Занавеска тихо поскрипывала от легкого дуновения утреннего ветерка, извиваясь как волна. Комната была наполнена тонкими лучами прямого света, проходящим через извивающуюся белую занавеску. Воздух пах сухой пылью и какой-то неподвижностью. Подтянув сползшее до колен одеяло, он попытался остановить водопад эмоций, который все еще шумел в нем.
Он вытер со лба пару капель пота и облизнул губы, стараясь перевести дыхание на новый более спокойный лад. Он ждал, когда жар окутавший его тело во сне наконец-то угаснет, но он не утихал. Внутри него что-то все жгло, но отклонений от нормальной температуры он не чувствовал. Словно вулкан, внутри него поднималась огненная лава от ног ко рту и глазам, которые явно были раздражены от этого жжением.
Он ясно чувствовал, что в нем поселилась какая-то сила, природу которой он пока еще не понимал. Определенно он стал другим, теперь он как бы больше ничего не боялся, и одновременно постоянно боялся всего. Вроде он перестал боятся чего-то конкретного, но стал боятся чего-то общего.
На кухне послышались шаги, зазвучал незнакомый бас, вероятно кто-то пришел в гости к родителям. Он попытался встать с кровати, но ноги его еще не держали, и он с грохотам повалился на пол, цепляясь за стул и стол стоящие по близости. На него посыпались ручки, карандаши, и упала на голову настольная лампа. Он лежал, ожидая что кто-нибудь поднимется и поможет ему встать, но разговор внизу продолжался, и видимо шум падения только ему показался громким.
Занавеска так и скрипела над ним, то пропуская ветерок, то запирая его. Состояние его казалось ему крайне непривычным, и он решил записать свои ощущения в дневник на всякий случай, который тут же завел, найдя на полу синий карандаш и изогнутую зеленую тетрадь.
Как только он начал вспоминать свои впечатления, внутри его разгорался сверчками огонь беспокойства. Только скрип карандаша по бумаге стал слышан в пустой комнате, скрип занавесок больше не отвлекал внимание. Предложение, второе, и жар внутри стал уже невыносим, кололо то ли сердце, то ли желудок, но где-то в груди. Тревога внутри нарастала, но она его почему-то не тревожила.
Какая-то агония поселилась внутри него, жар горящий, но не тлеющий, что-то вроде вирусной лихорадки. Сила эта им не владела, и не контролировала поведение, и похоже, что наоборот это он контролировал ее. Он долго не мог описать эти ощущения, они были похожи на что-то знакомое, и в то же время что-то не привычное.
Вдруг в коридоре резко хлопнула дверь, и мать закричала за что-то на отца, внутри все закололо. Это был страх, и он тлел внутри него, но эти угли не гасли, они всегда дымились. Карандаш выпал из его руки и покатился к двери, он подтянулся к кровати и заполз на нее как младенец. Теперь лежа на ней, он слышал только хруст и тресканье поленьев, которые прогорали у него внутри.
Новые ощущения были для него мраком, потому что он не знал, как ими пользоваться. Все нормальные люди избегали страха, а он наслаждался им. Перед ним проплыли все ужасные, противные, дикие эпизоды из прошлого, и с каждым воспоминанием огонь внутри становился все выше и выше. Внутри все кипело и стучало от жара, пульсации распространились в низ тела, и он ясно прочувствовал свои ноги.