Да, мами, прорычал я. Она постучала и вошла.
Tu dors? [2] прошептала она. Я молчал, только кивнул в ответ и притворился, что засыпаю. На секунду она застыла, затем вышла из комнаты. Я медленно поднялся и сел за стол в углу. Свет не включил, пусть луна освещает мне путь. Я чувствовал свинцовую тяжесть, словно тонул в пахучем застойном бассейне. На столе, ворвавшись во всепоглощающую тьму, загорелся экран телефона.
Чем ты сегодня занят? Мы идем пить. Подтягивайся.
Эй, так что ты там делаешь?
Ладно. Ну и молчи. Оставь в непрочитанных
У тебя все ок? Ты не пишешь.
Бро, мне нужна твоя помощь.
Сообщения хлынули потоком. После каждого меня затягивало все больше и больше, я тонул. Взял телефон и выключил, затем потянулся к упаковке сидра, который купил по дороге домой. Всего одну. Потом еще одну. Я сидел в уютной темноте, она сжимала меня, как властная любовница.
Приехал я поздно, но хотя бы приехал. У входа меня живо поприветствовали какие-то новые люди, будто я случайный прохожий. Я сел на стул в заднем ряду, за скамейками. Пастор Батист стоял у алтаря и смотрел вверх, будто между ним и небом не было потолка. Музыканты играли: напоминающий Фила Коллинза [3] барабанщик в отдельной будке; пианист, качающий головой из стороны в сторону, как Стиви Уандер[4]; электрогитарист с расплывчатыми рифами Джими Хендрикса[5]; акустический гитарист, бьющий по струнам с чувством, как Рей ЛаМонтейн[6]. Они аккомпанировали юному хору сестры Делорис, как я ее называл, потому что реальное ее имя всегда от меня ускользало. Ее исполнение «Oh Happy Day» [7] как минимум напрягало, а как максимум вполне могло быть репетицией к третьей части фильма «Действуй, сестра» [8]. Я увидел мами в первом ряду, со сложенными в молитве руками. Она хлопала в такт музыке. Пастор Батист медленно поднял микрофон. Он говорил мягко и протяжно, но с уверенными басовыми нотками в голосе.
Сегодня мы будем читать «Послание к Римлянам», глава десятая, строфы девять и десять. Начнем чтение во имя Отца, Сына и Святого духа. «Ибо если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься, потому что сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению».
Пастор Батист закончил чтение и закрыл Библию. Паства ждала. Все в помещении замерли, затаились, а я наблюдал за ними, как чужак.
Семья, позвольте рассказать о случае, когда Господь спас меня Те из вас, с кем мы знакомы хорошо, знают, что я был тот еще хулиган. Заблудшая душа на службе своего эго, алчности и примитивным потребностям. Мой путь к вере был не без препятствий, семья, но промысла Божьего без них не бывает.
Аминь, послышался чей-то голос, остальные тут же подхватили.
Но те, кто служит Господу в этом мире, да будут награждены изобилием в мире ином. Так было обещано.
Аминь! воскликнула паства.
Пастор Батист продолжил:
Был прохладный осенний вечер, возможно, даже ночь. Помню только, что давно стемнело, и ветер завывал, подобно дикому зверю. Я сидел посреди холодной аллеи, прислонившись к фонарному столбу, в агонии и отчаянии. Секс, алкоголь, наркотики, долги, драки что угодно, все это было в моей жизни. И тогда я услышал голос, очень четкий и ясный. Он прорезал окружающий шум, как алмаз прорезает стекло. Не могу сказать, что поведал этот голос, но я услышал его и внял ему. Понял, что не могу дальше идти по такому пути, иначе умру.
Семья, как часто бывает так, что мы видим верный путь, но не следуем ему. И так продолжается до тех пор, пока мы не достигнем дна, от которого сможем оттолкнуться. Но помните, что Господь всегда помнит о вас, свет его следует за вами, где бы вы ни были, куда бы вы ни пошли.
Воздух взорвался неистовыми аплодисментами и улюлюканьем; яркое солнце пробивалось сквозь витражные окна, цветные лучи падали на прихожан.
Я ждал на улице, пока толпа медленно перетекала в боковую комнату, чтобы поболтать, а точнее, посплетничать за чашечкой чая с печеньем. Притворился, будто сижу в телефоне, чтобы избежать лишних взглядов и ненужных бесед, правда листание ленты соцсетей не сильно спасало, пришлось все-таки поднять глаза; нервы напрягаются, когда видишь, что значок заряда стал красным, и ты понимаешь, что заговорить с кем-то все же придется.
Мами не знала, что я приду. Хотел удивить ее, хотел, чтобы она подумала, будто я пришел по доброй воле. Она была прихожанкой этой церкви уже несколько лет, походив по разным и наконец остепенившись. Найти хорошую церковь все равно что найти спортивную команду, за которую будешь болеть: надо верить, что игрокам все это нравится не меньше, чем тебе. Мами этого не говорила, но мне казалось, что эта причина весит ничуть не меньше, чем все, что она назвала хор, музыка, проповедь, и те, что назвал бы я, еда. Я был рад тому, что она нашла в конце концов место, где вполне неплохо устроилась неофициальным приходским советником. Она готова была помочь любому: по телефону и лично. Поэтому люди тянулись к ней.
Мами стояла у входа с группой, которая уже собралась расходиться. Я подошел к ней посреди разговора и похлопал по плечу. Она повернулась и ахнула. Я удивился: неужели так давно не был в церкви? Интересно. Даже забыл, сколько раз она спрашивала, приду ли я на службу. Я всегда ухитрялся отказаться, не отказывая напрямую. А она потом целую неделю со мной не разговаривала и смотрела так, будто я ей не единственный сын и меня всегда можно заменить тем, кто не будет ее разочаровывать. Может быть, так она показывала, что ей не все равно.
Она радостно вскрикнула, от неожиданности кто-то из прихожан обернулся.
Это мой сын.
Некоторые женщины посмотрели на меня с любопытством, несколько мужчин одобрительно кивнули. Мами взяла меня за руку и повела через всю залу к пастору Батисту, стоявшему в окружении людей, которые присосались к нему, пили его, словно лошади на водопое.
Пастор, познакомьтесь с моим сыном.
Здравствуйте, мы, кажется, виделись, сказал я, вспомнив, как Мами в прошлый раз точно так же потащила меня с ним знакомиться.
Да благослови тебя бог, брат мой. Очень рад познакомиться.
Вы интересно рассказываете.
О, это не я говорю, это Он, он поднял голову вверх, говорит через меня.
Я тоже поднял голову, не совсем понимая, что должен был там увидеть.
Попрощался с Мами; мы обняли друг друга и разошлись. Я обернулся: пастор шел с ней, нежно сжимая ее ладони своими. Я ушел, зная, что по крайней мере сэкономил себе немного времени. Зная, что меня не будут спрашивать, хожу ли я в церковь, молюсь ли, переживаю ли, что отправлюсь в ад, хочу ли спасти свою душу, то есть обо всем, что меня никак не заботит. На главной улице я достал телефон.
Эй, привет. Я закончил, могу зайти?
Глава 4
Международный аэропорт Сан-Франциско, Калифорния; 13.15
Ярко-голубая вода плещется у зданий, похожих на вытянувшиеся пальцы. Солнце отражается от поверхности, рассыпаясь золотыми искорками. На маленьком сером мосту крошечные автомобили подгоняют друг друга, а вдалеке виднеются неприкаянные ярко-красные башни другого моста. Многие встретили здесь свою судьбу, Мост, но моя ждет в другом месте; судьба та же, но путь иной. Самолет снижается к посадочной полосе и мягко опускается на землю, подобно осеннему листочку.
Добро пожаловать в международный аэропорт Сан-Франциско, произносит голос. На сердце у Майкла становится легче: он знает, зачем приехал. Он надевает длинный черный пуховик и взваливает на спину рюкзак. Идет к выходу, где его накрывает волной голосов с акцентом, словно кто-то включил одновременно все знакомые ему телепрограммы. Кажется, будто я оказался в чужой жизни, но в то же время она моя. Он шагает вперед, его обдает жарким воздухом; на лбу выступает пот.