Аарон нагибается едва ли не садится на корточки раздвигая колени, словно жаба. Крайне осторожно срывает стебелек.
Хм-м, тянет он, доставая бумажник, открывает его и кладет цветок в одно из отделений.
Как ты узнал, что я будут здесь?
Он выпрямляется.
Мы же оба сенситивы, Мэйв, бесхитростно отвечает он. Стоит тебе где-нибудь воспользоваться магией, как я сразу узнаю об этом.
Он говорит это отстраненно, без всякого чувства, словно отвечая на вопрос, какая у Франции столица.
Это неправда, возражаю я. Не может быть правдой. Если бы это было правдой, то и я бы могла
Что? Узнавать, когда он пользуется магией? Проследить за ним?
Ты можешь, отвечает он. Если бы ты знала, что искать, то смогла бы найти меня.
Его нахальная самоуверенность начинает раздражать меня.
О, ради всего святого, Аарон, раздраженно огрызаюсь я. С каких пор ты говоришь загадками?
Он усмехается, радуясь, что заставил меня выйти из себя.
Я не говорю загадками. Я просто констатирую факт. А почему ты так враждебно настроена? Лето у тебя выдалось отличное, не правда ли?
Он произносит это таким тоном, как будто именно он позволил мне отлично провести лето.
Я смеюсь. Пустым, холодным, резким смехом.
Когда мы виделись в последний раз, ты сказал, что хочешь убить меня.
Нет, неправда, он как будто обижается на самом деле. Я сказал, что было бы интересно, если бы ты выжила.
Почему?
Потому что мы одинаковые.
Мы не одинаковые, в ярости восклицаю я и гневно ухожу с корта, сжимая в кулаке сережку Ро.
Мне хочется сдержаться, но я не могу пересилить себя.
Во-первых, ты настоящий нацист. Ты угрожал людям, которых я люблю, ты набросился на Ро, напустил своих шавок на мою сестру. И это я еще не говорю о незнакомых мне людях о том бедном подростке на выступлении, на которого ты напал и которого окунул в ведро с водой.
От воспоминаний мне становится плохо, как от пищевого отравления. Желудок свело. Подростку было не больше тринадцати, и, наверное, ему и без того пришлось нелегко со всеми этими гендерными проблемами. А как сильно повлияло на его психику еще и это нападение?
Аарон продолжает стоять, словно немного смутившись. Как будто я предложила ему разгадать какую-то головоломку. Сложноватую, но это же ради удовольствия, так что какая разница.
Мы похожи, повторяет он спокойным тоном. Гораздо сильнее, чем ты и твои друзья.
Мне хочется ударить его в лицо. На секунду хочется стать большим и высоким парнем. Чтобы решать такие вопросы кулаками. А затем я вспоминаю, почему магией занимается так мало мужчин по сравнению с женщинами. Зачем утруждать себя, если можно просто подраться с кем-то?
Ты ничего не знаешь обо мне и о моих друзьях.
Я знаю, что мы с тобой родились с тем, что у нас есть, отвечает он. А они получили свои способности иначе. Пролив кровь во время заклинания.
И что?
Так что они сто́ят меньше. Без тебя они были бы никем.
Слова Аарона заставляют задуматься меня о том, были ли у него вообще в жизни друзья. Ведь это я бы была никем без них.
Твоя магия всегда будет отличаться от их магии. По сравнению с тобой это просто дешевые фокусы. Ты хоть представляешь, насколько ты уникальна, Мэйв? Насколько глубокий, древний и редкий твой дар?
Теперь он говорит, словно чародей из мультика, и меня это раздражает еще больше. Мне хочется, чтобы он и сам понял, насколько глупы его слова. Я выгибаю бровь и разворачиваюсь.
А не слишком много чепухи для девяти утра?
Знаешь, ты можешь многому научиться. Можешь научиться управлять своей сенситивностью.
Я ухожу, не слушая его. Он продолжает что-то болтать.
«Дети Бригитты» доносится до меня. Они помогут тебе
Я начинаю бежать.
Голос его доносится до меня и в переулке. Как слабое эхо, отражающееся от стен.
Я дал тебе шанс! говорит он. Первый. Осталось еще два!
Что значит «первый шанс»? спрашиваю я Нуалу. Шанс на что?
* * *
Час спустя после этой встречи я сижу на полу лавки «Прорицание», поставив рядом кружку с дымящимся кофе. На полу свалены книги по нумерологии, и я разбираю их, стараясь подобрать каждой подходящую цену.
В этой написано, что шесть и восемь это числа процветания. Может, выставить ее по шесть евро восемьдесят центов?
Неплохое предложение, говорит Нуала, надев очки и изучая распечатку о продажах за прошлый месяц.
Лавка оккультных товаров не такое уж и прибыльное дело.
Повтори точно, что он сказал. И как именно.
Он говорил о том, что моя магия отличается от магии Лили, Фионы и Ро, а потом предложил присоединиться к «Детям Бригитты».
А потом?
А потом я ушла. Точнее, сбежала.
И он сказал: «Первый шанс»?
Да. И что осталось два. Это что-то магическое?
Хм-м. Не викканское, задумчиво произносит Нуала. В некоторых культурах считается вежливым отказываться от чего-либо трижды. Например, от приглашения на обед.
Она смотрит в пустоту, на некоторое время погрузившись в мысли.
Иисус Христос! восклицает вдруг она, как будто что-то осознала.
Что? Что не так!
Я имею в виду буквально. Апостол Петр трижды отрекся от Иисуса.
Я морщусь.
И что, в этой аналогии он считает себя Иисусом?
Наверное, так.
О боже. Вот это чувство собственной важности.
Он дает тебе три шанса перейти на хорошую сторону. Или на то, что считает хорошей стороной.
А что потом? Вечное проклятие?
Нуала озабоченно хмурится.
Наверное, что-то более буквальное и конкретное.
Нуала единственный знакомый мне взрослый, с кем я могу поговорить о магии. Любопытно, насколько изменились наши отношения после ритуала. Из зловещей незнакомки она превратилась в наставницу, почти в подругу. Именно она объяснила мне, что такое «сенситивность». А теперь пытается обучить основам магии и управлению лавкой. Викка, травы, кристаллы, все такое. Она говорит, что обладать сверхъестественными силами недостаточно. Что нужно еще и учиться.
Я встаю и потягиваюсь.
Что же все-таки задумали «Дети Бригитты»? Зачем вернулись в Килбег? И зачем им нужна я?
Лицо Нуалы на минуту застывает, а это, насколько я понимаю, признак того, что она размышляет над чем-то, с чем еще не готова поделиться. Я на секунду задумываюсь, не попробовать ли мне заглянуть в ее мысли, но потом вспоминаю нашу клятву. «Только на теннисной площадке. Только когда мы одни. Только для тренировок».
Ты когда-нибудь задумывалась над тем, как все это работает? подает она наконец голос.
Нуала временами бывает настолько странной, что я даже не понимаю, подразумевает ли она под «всем этим» магию, управление лавкой, или капитализм в целом.
Эм-м
Я имею в виду сенситивность.
Я пожимаю плечами. Нуала как-то объясняла туманным, типичным для нее способом о том, что сенситивность это некая особая связь с магией и с землей.
Ты сказала, что не все сенситивы ведьмы, но все великие ведьмы сенситивы.
Да, но
Она делает паузу, нажимает на кнопку на кассе, чтобы выскочил чек, и достает ручку.
Это ведь я? спрашиваю я, стараясь не переборщить с иронией. Я в этом треугольном платье, которое всегда ношу?
Тс-с-с, ciúnas[1], прерывает она меня и продолжает рисовать.
Вот так, говорит наконец она. Представим, что в Килбеге находится некоторое количество магии. Ну подобно ископаемому топливу. Она хранится под землей, и все постоянно ею пользуются.
Все постоянно пользуются магией?
Если считать магией все существование ну, знаешь, свободу воли, веру, выбор, убеждение, желание нарисовать красивую картинку Все это магия. Понимаешь?
О ну да, неуверенно отвечаю я, все еще не совсем понимая.
Меня охватывает досада, сожаление о собственной тупости, как бывает всякий раз, когда я усваиваю новую информацию.
Так, значит, когда я выбираю смотреть сериал «Друзья» вместо чего-то нового, то это тоже проявление глубинной магии?
А заодно проявление интеллектуальной лени, фыркает Нуала. Но все это проистекает из того же самого места. Все связано с волей. С желанием быть хозяйкой самой себе.