Стихи?! воскликнула я, вспомнив о том, как он затейливо говорил при первой встрече о Рождестве Христовом.
Да, стихи А что? Вот, к примеру:
Карпуня мало-мало кому свои вирши читает, медленно, будто нехотя продолжил Григорий. Книгочей-то этот, Карпуня, за подвижническую жизнь от Бога много даров имеет. По его молитвам Господь людей от неисцельных болезней исцеляет. Вот как-то у Анны заболела раком сестра. До того дошла, что посинела предсмертно. Врачи лечили ее, да все попусту. А потом по молитвам старца она исцелилась. Чудо было явлено. Чудо чудное. Да
Наутро, когда клочья тумана висели на ветвях берез, как старушечьи космы, мы с маменькой проводили отца Григория до околицы.
Прощевай, многолюбезная моя Елизавета Флоровна, обратился он ко мне. Прощевай и ты, боголюбивая странноприимница Акулина Трифоновна.
Передавай поклон Василию Афанасьевичу, смущенно ответила маменька. Спроси, когда мы с ним увидимся.
Скоро увидитесь, скоро там встретитесь, тихо промолвил отец Григорий и показал узловатым коричневым пальцем на чистое бездонное небо. Тонкая сумеречная тень легла на его лицо, ставшее похожим на потемневший от времени иконописный лик.
А ты, Лизка-егоза, моей стригачкой будешь, сказал он, обратив свой лик ко мне.
Мы с мамой, вспомнив Василия Афанасьевича, который про то же самое говорил, даже вздрогнули.
Ка-а-акой стригачкой? изумленно спросила я.
Послушницей моей, улыбнулся старец, и сошла с его лица тень, и посветлело оно.
Я ничего не поняла и только потом узнала, что Григорий у своих послушниц, женщин и девиц, волосы ножницами укорачивает и зовет их стригачками. Стригачкой была Анна Петрина, ее дочь Анисья, а потом, когда Матрона и Агафья подросли, Григорий их тоже остриг. Да и сама я тоже его стригачкой стала. Предсказание старца сбылось уже через год.
Глава 2
Старшая подружка
Не прошло и четырех месяцев после первого посещения нашего хуторского домика Григорием Томиным, как пришедшие к нам странники рассказали о кончине Василия Афанасьевича Карпунина. Похоронили его в селе Черная Слобода на поросшем березами сельском кладбище. Маменька, узнав об этом, посерела, посидела скорбно на лавке, а потом спешно оделась и ушла к соседям.
Я увидела ее нешуточную тревогу и стала сама не своя. Рассеянно слушала рассказы странников и их старинные, тягучие песни. Правда, одна песня меня оживила. Песня про паломничество во Иерусалим:
Послушала я эту песню, и так захотелось мне быть ведомой в Иерусалим Ангелами! Хоть и тяжкой была весть о смерти Карпуни-книгочея, но замечталась я. Захотелось идти вместе со странничками, с помощью Ангела двигаться не по дороге, а над дорогой. Лететь, как пушинка, ветром с одуванчика сдунутая
В глухую полночь пришла маменька. Ее лицо было по-прежнему серым, а под глазами тонкая синева появилась. Я заволновалась, стала расспрашивать, что случилось.
Потом, потом, отмахнулась она. Давай ложиться спать.
Наутро, по зазимку, странники ушли, оставив на серебристой тропке темные следы. Маменька помахала им с нашего приземистого крылечка рукой и как-то блекло сказала:
Вот чего, дочка Я ночью у Шапкиных была Ты, если что, к ним обращайся. Шапкины-то нам родня. Хоть и дальняя, да родня.
А зачем мне к ним обращаться? с беспокойством спросила я.
Да мало ли что, уклончиво ответила маменька и отвела взгляд на узкое, хмурое окошко.
Наступил декабрь. Холодный, свинцовый, с колючими метелями. И вот как-то по нешуточному морозу маменька вышла за дровами и простудилась. Да так, что слегла. Я делала все, что она наказывала. И топленым салом ее растирала, и кипяченым молоком с медом поила и разными травяными отварами. Ничего не помогало. Маменька сохла, ей становилось все хуже и хуже. Тогда я позвала Шапкину Варвару и Зайцеву Капитолину. Они знали средства от разных хворей. Принялись лечить маменьку, а потом зашептались: «Врача бы надо позвать, врача» Только вот беда: врач был только в селе Конобеево. Далековато, а тут как назло беспросветными метелями дорогу занесло так, что добраться до Конобеева можно было только на лыжах. Варвара сказала, что отправит за врачом мужа Николая.
Не надо врача, сипло сказала маменька, я к Василию отхожу.
К кому? спросила Варвара и тихо сказала, обратившись ко мне: Плоха, бредит, наверно.
Маменька приподнялась на смятой постели и отрешенно проговорила:
К книгочею Карпуне, Варенька, к Василию Афанасьевичу Карпунину, в иночестве Вонифатию Встреча у меня с ним будет На небе Как старец Григорий говорил.
Потом она туманно посмотрела на меня:
А ты, дочка, держись старца Григория, а потом Потом его стригачек сестер Петриных. И еще Ты хотела стать странницей Благословляю. Ходи по святым местам, молись за душу мою грешную
Маменька закрыла глаза и тихо уснула. Подхожу, смотрю: нет! не уснула. Умерла! Я вся оцепенела, а в уме мысли о смерти закрутились. Смерть Странники много говорили о смерти. «Смерть, говорили они, это в новую жизнь переход». Только меня это воспоминание не утешило. Показалось, будто я лишилась части самой себя. В душе заболела пустота. Я не знала, чем ее заполнить, как избавиться от боли. Вот ведь как: оказывается, даже пустота болеть может.
Смутно помню, как суетились Шапкины и Зайцевы. Обмыли маменьку, одели в новое платье и положили в простой, сколоченный из сосновых досок гроб. Кто-то стал читать над гробом Псалтырь. Невесть откуда взялись какие-то наши родственники, которых я видела всего два раза в жизни. На третий день пришел круглолицый священник и добрым голосом отпел усопшую. Потом мужики положили гроб на салазки и, встав на лыжи, отвезли его на кладбище. От болящей пустоты у меня подкосились ноги, и я слегла. Несколько дней пролежала в забытьи.
Когда пришла в себя, то увидела, что лежу в доме Шапкиных. Туда меня, когда я была в забытьи, перенес муж Варвары, Николай. Лишь на девятый день я вошла в силы и стала готовиться к поминкам. Какова же была моя радость, когда на них пришел старец Григорий Томин. День был тоскливым, хмурым, а тут как будто солнышко в наш дом заглянуло. Со старцем пришла какая-то девушка. Большая, дородная. Вошли, поздоровались, помолились на образа.
Вот что, Елизавета, не убивайся по маменьке своей, придет время, и вы встретитесь, сказал назидательно и в то же время тепло Григорий, садясь на нашу старую лавку, в небесных обителях встретитесь. И вот что еще Ты хотела с Анисьей Петри-ной познакомиться? Знакомься. И старец подтолкнул вперед робко стоявшую за ним крупную девушку.
Анися, тихо промолвила она.
Лиза, ответила я пусто и грустно.
Ну вот и хорошо, вот и познакомились, сказал Григорий.
Пред трапезой мы помолились об упокоении души рабы Божией Акулины. Вечная память, вечный покой
За трапезой говорили мало, в основном Григорий. Гости смотрели на старца с благоговением. Он приметил это и сказал:
Что вы на меня глазеете, как зайцы на морковку? Я невкусный. Кожа как кора у дуба, борода как проволока. Чего вы во мне нашли?
Как же, батюшка? робко промолвила длинненькая, похожая на щуку Варвара Шапкина. Дух в вас есть Божий
«Вот тебе и щука, подумала я. Ни разу таких слов от нее не слышала».
Дух во всех людях есть, заговорил Григорий, обрисовав рукой нимб над своей светящейся от керосиновой лампы головой. Отойдет он и не станет человека. Человек живет, пока в нем Дух есть.
Значит, Он от моей маменьки отошел? встревоженно спросила я и отодвинула от себя миску с толстыми поминальными блинами.
Отошел, вместе с ее душой отошел, сказал Григорий и пододвинул ко мне миску, которую я отодвинула.
И где теперь ее душа? Что с ней? забеспокоилась я.
Что с ней? задумчиво почесал Григорий затылок. Ну, первые три дня после смерти душа испытуется. Злые духи обличают ее в согрешениях и хотят скинуть во ад. А добрые Ангелы находят в ней добродетели и отгоняют злых духов. Так душа проходит через мытарства.