Горячий, сухой ветер ворвался в открытое окно конторы, разворошил груды бумаг на столах, опалил жаром лица людей. Уже несколько дней городок изнывал от нестерпимого зноя, внезапно обрушившегося на него после майской прохлады.
— Ну и погодка, — вздохнул редактор Джерри Уинслоу. — И это двадцать третье мая… Что же тогда будет летом?
— Да, настоящая Сахара, — отозвался Нат Маккендрик. — Во всяком случае, ветер ничуть не прохладнее, чем там…
— Тебе виднее, — усмехнулся Джерри. — Где ты только не бывал…
— Если не пройдет дождь, дело дрянь, — не обращая внимания на подначку, продолжал Нат. — Наверняка начнутся лесные пожары или что-нибудь вроде того…
Его прервало громкое верещание телефона. Нат схватил трубку.
— Кажется, я накаркал, — сказал он, закончив краткий разговор. — Заполыхал городской супермаркет. Пожар что надо. Огонь заметили всего полчаса назад, а сейчас уже горит вовсю.
— Хочешь сам туда отправиться? — Джерри задал этот вопрос, не сомневаясь, что дело обстоит именно так. Он отлично знал своего сослуживца, недавно ставшего владельцем городской газеты «Гералд».
— Да, дело слишком серьезное. Мне не хотелось бы пропустить такое…
— А как же наш специалист по всяким городским ужасам — Нолан? Его ты собираешься взять с собой?
— Честно говоря, мне не хотелось бы… Во-первых, не очень-то мы с ним ладим… А во-вторых, не забудь, у него жена вот-вот родит, и если с ним что-нибудь случится…
Закончить фразу Нат не успел. Дверь распахнулась, и в офис вихрем ворвался тот, о ком они сейчас говорили, — репортер Джим Нолан.
— Слыхали про пожар? — не здороваясь, выпалил он. — Я немедленно еду туда…
— Остынь, Джим. — Нат слегка нахмурился. — К тому же приличные люди сначала здороваются…
— Ладно тебе, — отмахнулся Джим. — Ты лучше скажи, еду я туда или нет?
— Вообще-то ты у нас спец по катастрофам. Но лучше подумай о своей Саре. Если с тобой произойдет несчастье, она может не перенести, в ее состоянии… А ведь ты наверняка снова полезешь на рожон.
— Ерунда! — досадливо поморщившись, отмахнулся Джим. — Ты же знаешь, я заговоренный. Со мной никогда ничего не случалось.
Если Джим упирался, то уговорить его было невозможно. Нат отлично это знал. Глаза репортера уже горели от радостного предвкушения, точно у ребенка, увидевшего перед собой новую игрушку.
— Ладно, — вздохнул Нат. — Но учти, я еду с тобой.
Когда они добрались до супермаркета, огонь уже охватил все здание. Громадные клубы черного дыма застилали небо. Пожарные, суетившиеся вокруг со шлангами и насосами, казались крошечными и совершенно беспомощными рядом с разбушевавшейся огненной стихией.
Нат почувствовал невольное возбуждение — так было всегда, стоило только ему почуять дух опасности и приключений. В этом он отлично понимал Джима Нолана с его мальчишеской тягой к рискованным авантюрам и стремлением искушать судьбу. Правда, в отличие от Джима, у него никогда не было семьи… Нат поймал себя на том, что снова думает о жене Нолана. Он уже давно, хотя и не близко, был знаком с Сарой. И при каждой встрече с ней испытывал прилив смутного чувственного волнения. Нат стыдился признаться себе в том, что он отнюдь не равнодушен к молодой женщине. Ведь она была женой его подчиненного, и к тому же ожидала ребенка — ребенка Джима. Но заставить себя забыть о Саре Нат не мог…
Впрочем, сейчас ему было не до размышлений. Огонь бушевал, разгораясь все больше, несмотря на титанические усилия городской пожарной команды. Нат вскинул камеру и направил объектив на рвущееся из-под самой крыши здания пламя. Захваченный азартом, он совсем позабыл о своем бесшабашном спутнике. Но внезапно его отвлек громкий крик:
— Эй, стойте! Вы что, с ума спятили! Куда лезете?
Этот крик словно хлестнул Ната по ушам. Он понял — опять этот дуралей Джим искушает судьбу, лезет в самое пекло. Зачем он это делает? Хочет доказать себе или кому-то еще, что он настоящий мужчина?
— Стой, кретин! Сейчас же стена завалится!
Вслед за этим отчаянным воплем раздался жуткий треск — это действительно рухнула большая часть стены здания. Забыв об опасности, Нат рванулся вперед, как будто он мог хоть чем-то помочь… Однако непоправимое уже случилось — пылающие остатки стены погребли под собой беспомощно суетящуюся фигуру. Это был конец…