Сигарой своей Клейтон как будто ставил знаки препинания.
Я, знаете, наткнулся на него там, в длинном коридоре. Он был спиной ко мне, и я первый его увидел. Я сразу признал его за привидение. Он был прозрачен и беловат. Сквозь его грудь я мог ясно видеть тусклый свет оконца в конце коридора. И не только его облик, даже самая его поза говорили о том, что предо мной хилое существо. Он, понимаете, имел такой вид, как будто совершенно не знал, что, собственно, он хочет делать. Одна рука его лежала на дубовой панели, а другая дрожала около рта. Вот так!
Каков же он был физически? спросил Сандерсон.
Тощий. Знаете, какие бывают шеи у юношей с двумя ямками тут и вот тут?! Маленькая низкая голова с жалкими волосами и довольно безобразными ушами. Узкие плечи, у
´
Гм! произнес Уиш.
По-моему, когда я поднялся на площадку, он в тот же миг почувствовал меня. Вот почему он тотчас же повернулся: предо мной было лицо какого-то незрелого молодого человека, слабый нос, маленькие, жалкие усики, слабо развитый подбородок. На мгновение мы остановились он глядел на меня через плечо и смотрели друг на друга. Затем он как будто вспомнил о своем высоком призвании. Повернулся кругом, приосанился, откинул голову, поднял руки, распростер ладони по установленному для привидений образцу и пошел ко мне навстречу. А в то же время жалкая его челюсть отвисла, и он слабо, сдавленно крикнул;
Бу-у!
Нет, это было ни капли не страшно. Я недавно пообедал и выпил бутылку шампанского я чувствовал себя совсем одиноким. Я выпил, может быть, две или три, а может быть, даже четыре или пять рюмок виски. Поэтому я был тверд, как утес, и не более испуган, чем если бы лягушка прыгнула на меня.
Бу-у! сказал я. Пустяки. Вы чужой этому месту. Что вы делаете здесь?
Я заметил, как он нахмурился.
Бу-у, произнес он еще раз.
Бу-у, черт бы вас взял! Вы член клуба? продолжал я и, для того чтобы показать, что мне нет никакого дела до него, шагнул сквозь него и зажег свечу. Так вы не член клуба повторил я, глядя на него искоса.
Он немного шевельнулся, чтобы выпутаться из меня, и его облик стал унылым.
Нет, произнес он в ответ на настойчивой вопрос моих глаз, я не член клуба, я призрак.
Хорошо, но это не дает вам права расхаживать по клубу. Разве тут есть кто-нибудь, кого вы желаете видеть, или что-нибудь в этом роде? И я зажег свечу, делая это насколько возможно тверже, чтобы он по ошибке не принял некоторую мою неуверенность (причиной ее было виски) за признаки страха. Я повернулся к нему со свечой. Что вы здесь делаете? повторил я.
Он опустил руки, перестал повторять свое «бу-у» и стоял смущенный и неуклюжий дух хилого, глуповатого, болтающегося без цели молодого человека.
Я преследую, произнес он.
Вам совершенно незачем это делать, заметил я спокойным тоном.
Я призрак, возразил он как бы в оправдание.
Весьма возможно, но здесь вам совершенно незачем заниматься своими преследованиями. Это почтенный частный клуб, здесь часто останавливаются с няньками и детьми, и при подобного рода бесцельных прогулках, какими вы занимаетесь, какая-нибудь бедная крошка легко может наткнуться на вас и испугаться. Мне кажется, вы об этом не подумали.
Нет, сэр, ответил он, не думал.
А следовало бы. У вас ведь нет никаких прав на этот дом, не правда ли? Разве вы были здесь убиты или что-нибудь в этом роде?
Нет, сударь, но я полагал, что это старое и обшитое дубом
Это не оправдание, я строго посмотрел на него. Ваше появление здесь ошибка, продолжал я тоном дружеского превосходства. Я сделал вид, будто разыскиваю спички, а потом откровенно поглядел на него. Будь я на вашем месте, я не ждал бы, пока закричит петух, сейчас же исчез бы.
Он, казалось, смутился.
Дело в том, сэр начал он.
Я бы исчез, перебил я, направляя его домой.
Дело в том, сэр, что, так или иначе, я не могу.
Не можете?
Нет, сэр, я что-то позабыл. Я блуждал здесь со вчерашней полуночи, все прятался в шкафах по пустым спальням и в разных других местах. Я волнуюсь, Я еще никогда до сих пор не преследовал никого, и это, кажется, губит меня.
Губит?
Да, сэр. Я пробовал делать это несколько раз, и все не выходит. Я позабыл что-то такое, какой-то пустяк, и вот не могу вернуться.
Ну, уж это, знаете, было слишком для меня. Он посмотрел на меня таким жалким взглядом, что уж потом всю свою жизнь я не смогу вернуться к обычному своему обращению с людьми довольно-таки высокомерному.
Странно, проговорил я, и в то время, как я говорил, мне определенно послышалось, как будто кто-то ходит внизу. Пойдемте в мою комнату, и вы расскажете мне об этом подробно, продолжал я, я, конечно, не могу понять этого.
И тут я попробовал взять его за руку. Хотя, конечно, с таким же успехом вы могли бы попытаться схватить клуб дыма! Кажется, я тогда забыл свой номер; во всяком случае, помню, что я заходил в несколько спален, к счастью, я был единственной живой душой в этом флигеле, пока я не нашел своего логовища.
Вот мы и дома, сказал я и сел в кресло, садитесь и расскажите мне все. Мне кажется, старина, что вы поставили себя в довольно неловкое положение.
Ну, и он сказал, что не сядет, что он предпочитает порхать туда и сюда по комнате, если это все равно для меня. Он так и сделал, и скоро мы погрузились в длинный и серьезный разговор. Тут, знаете, часть этого виски с содовой уже испарилась, и я начал понемногу понимать, в какую странную и очаровательную историю я попал. Он стоял предо мной полупрозрачный, настоящий, по всем правилам, фантом. Он был беззвучен, за исключением его призрачного голоса, он мелькал взад и вперед в этой милой, чистенькой, с ситцевыми занавесями старинной спальне. Можно было видеть сквозь него отблеск медных подсвечников и огни на каминной решетке из желтой меди, углы вставленных в рамы гравюр на стене; и вот здесь-то он мне поведал историю всей своей злополучной маленькой жизни, которую недавно закончил, на земле. Нельзя сказать, чтобы у него было особо искреннее лицо, но, конечно, будучи прозрачным, он не мог говорить ничего иного, кроме правды.
Как? сказал Уиш, внезапно выпрямляясь в кресле.
Что? спросил Клейтон.
Будучи прозрачным, он не мог говорить ничего иного, кроме правды Я этого не понимаю, сказал Уиш.
И я этого не понимаю, повторил Клейтон с неподражаемой уверенностью. Но, уверяю вас, это тем не менее так. Я не могу допустить, чтобы он уклонился от святой правды вот хоть настолько. Он рассказал мне, как он был убит: спустился в подвал со свечкой, чтобы осмотреть газовые трубы откуда-то шел газ, и он сказал, что был старшим мастером в одной лондонской частной школе, когда случилось это освобождение от плоти.
Бедняга! произнес я.
Так и я подумал, и чем больше он говорил, тем больше я его жалел. Он был бесцелен в жизни и бесцелен вне ее. Он говорил об отце, о матери, о школьном учителе и обо всех, кто был хотя бы чем-нибудь для него в мире, отзывался дурно. Он был слишком обидчивым, слишком нервным, он говорил, что никто из них не оценил его как следует и никто не понимал его. По-моему, у него никогда в мире не было настоящего друга, у него никогда не было и успеха. Его избегали в играх и проваливали на экзаменах.
Это бывает с некоторыми людьми, продолжал он. Всякий раз как я входил в экзаменационную комнату, мне казалось, что все идет кругом. Между прочим, он был помолвлен, и, конечно, я думаю, с такой же, как он, чрезмерно обидчивой особой; только неосторожное обращение с газом кончило это дело.
«А где вы теперь? спросил я. Не в»
Но этого он себе вполне еще не уяснил. Судя по впечатлению, которое он произвел на меня, это было что-то вроде смутно-переходного состояния, специально предназначенного для душ, для которых по-настоящему ничто не существует ни одно из таких вполне определенных явлений, как грех или добродетель. Я не понял. Он был слишком самоуверен и ненаблюдателен, чтобы дать мне ясное представление о характере места или страны по Ту Сторону Вещей. Но кто бы он ни был, попал он, кажется, все-таки в среду родственных ему призраков в среду молодых лондонских ротозеев с христианскими именами, и между ними, конечно, было много разговоров о том, что надо бы «пойти явиться кому-нибудь», и о других подобных вещах. Да, «явиться»! Это казалось им невероятным приключением, и большая часть их все время трусила и уклонялась от этого. Так вот он, понимаете, и «явился».