Ужасный полузвериный крик и в следующее мгновение я уже был на ногах, освободившись от веса его тела. У моих ног, корчась, лежал оборотень.
Я наклонился, поднял кинжал, затем сделал паузу, посмотрел вверх. Луна висела близко к зениту. Если я убью эту тварь как человека, ее страшный дух будет преследовать меня вечно. Я сел и стал ждать. Тварь смотрела на меня горящими волчьими глазами. Длинные жилистые конечности судорожно изгибались; казалось, на них стремительно нарастает густая шерсть. Опасаясь потерять рассудок, я выхватил у ночного монстра его собственный клинок и зарубил его. Затем вонзил лезвие в землю и бросился бежать прочь.
Перевод Г. Шокина
Примечание
Рассказ написан в 1925 году. Первая публикация журнал Weird Tales, август 1925-го. Является второй по счету профессиональной публикацией автора (первая рассказ «Копье и клык» (Spear and Fang), также в WT, в июле того же года, повествующий о быте пещерных людей).
Текст примечателен тем, что вполне мог бы стать прологом или вводной частью к написанному в том же году рассказу «Волкоглав»; сам по себе он образец почти «ученической» работы писателя, виньетка, чьи главные достоинства могут быть не столь очевидны в отрыве от продолжения (см. комментарий к «Волкоглаву»). Тем не менее зачастую составители антологий отдают предпочтение именно «Случаю»; показательна история публикаций на русском языке: в период с 1990-х годов по настоящее время десять изданий «Случая» против пяти у «Волкоглава».
Волкоглав
Страх? Прошу прощения, господа, но подлинное значение этого слова вам неизвестно. Нет-нет, я останусь при своем мнении.
Вы солдаты, искатели приключений. Вы знаете, как наступают полки драгун, как неистовствует овеваемое ветром море. Но страх настоящий, пробирающий до мурашек, ужасающий страх вам неведом. А вот мне довелось познать это запредельное чувство, и вряд ли кто-то еще изведает подобный ужас, покуда легионы тьмы не хлынут из адских врат и мировой пожар не поглотит всех нас.
Я расскажу вам эту историю, ибо это было много лет назад и на другом конце света, к тому же никто из вас никогда не видел человека, о котором я вам рассказываю. Не видел и не увидит, и не узнает.
Вернитесь вместе со мной через годы к тому дню, когда я, безрассудный юнец, сошел в гавани с маленькой лодки, высадившей меня с корабля, проклял грязь, царившую на грубой пристани, и зашагал по причалу к замку, куда меня пригласил старый друг, дон Винсенте да Лусто.
Дон Винсенте был необычным и дальновидным человеком сильным и смелым мужем, чьему взору открывались виды, недоступные его современникам. Возможно, в его жилах текла кровь тех древних финикийцев, которые, как рассказывают, в смутные эпохи правили морями и строили города в далеких землях. Его судьба была странной, но он был удачлив мало кому пришли бы в голову подобные схемы обогащения, да и еще меньше народу на этом поприще достигло бы успеха. Ведь его поместье находилось на западном побережье темного, таинственного континента, озадачивавшего исследователей, Африки.
У небольшой бухты он расчистил угрюмые джунгли, построил свой замок и склады и безжалостной рукой стал изымать богатства земли. У него было четыре корабля: три небольших судна и один вместительный галеон. Они курсировали от его владений к городам Испании, Португалии, Франции и даже Англии, груженные редким лесом, слоновой костью, рабами; тысячами диковинных богатств, которые дон Винсенте добыл торговлей и завоеваниями.
Да, дикая авантюра, еще более дикий быт и все же он смог бы создать империю и в этой помраченной земле, если бы не крыса Карлос, его троюродный брат Но я забегаю вперед в своем рассказе.
Все внимание сюда, господа, пальцем, обмакнутым в вино, вывожу я на столешнице приблизительную карту. Здесь находилась маленькая гавань, а здесь широкие причалы. Вот тут, по небольшому склону с хижинами, похожими на склады, с каждой стороны шел причал, а вот здесь он упирался в широкий, неглубокий ров. Через него проходил узкий разводной мост, а затем шел высокий частокол из бревен, врытых в землю. Он опоясывал весь замок по кругу.
Сам замок, построенный по образцу другой, более ранней эпохи, был прочным, но не отличался изяществом линий. Он был сложен из камня, привезенного издалека; годы труда и тысячи негров, работавших под плетьми, укрепили его стены, и теперь, в завершенном виде, он выглядел почти неприступным. Таково было намерение его строителей, ведь на побережье свирепствовали берберские пираты, и перспектив туземного бунта было более чем достаточно.
Вокруг замка было расчищено пространство радиусом примерно в полмили, а через болотистую землю проложили дороги. Все это требовало огромного количества труда, но рабочей силы в тех краях хватало. Один щедрый подарок вождю племени и он самолично погонит к вам своих людей. А уж португальцы знают, как заставить дикаря любить цивилизованный труд!
Менее чем в трехстах ярдах к востоку от замка протекала широкая, но мелкая река, которая впадала в гавань. Ее название совершенно вылетело у меня из головы. Это было напрочь дикарское название, и я никогда не мог произнести его.
Я обнаружил, что был не единственным другом, приглашенным в замок. Похоже, что раз в год или по какому-то особому поводу Винсенте привозил в свое одинокое поместье множество веселых компаньонов и кутил с ними несколько недель, чтобы компенсировать тяготы и одиночество остальной части года.
Была уже почти ночь, когда я ступил под своды замка; пиршество было в самом разгаре. Мне уделили немало внимания, со всех сторон меня оживленно привечали уже знакомые люди и влекли в самую гущу чужаков, чтобы я со всеми перезнакомился. Признаться, я был слишком утомлен, чтобы принимать участие во всеобщем веселье, так что ел и пил без активного участия в беседах, слушал тосты и разглядывал веселый люд.
Я знал прелестную племянницу дона Винсенте Изабеллу. Именно она была одной из самых существенных причин, по которой я принял приглашение приехать в этот тропический ад. Карлоса, троюродного брата дона Винсенте, я тоже знал и недолюбливал это был скользкий, склочный тип, смахивающий на проныру-хорька. Здесь же пребывал старый мой приятель Луиджи Веренца из Италии и его сестрица-кокетка Марсита, по обыкновению строившая глазки мужчинам. Еще присутствовали невысокий коренастый немец, который представился как барон фон Шиллер, Жан Дезмарт, гасконский курносый дворянин, и дон Флоренцо де Севилья тощий, смуглый, неразговорчивый человек, величавший себя испанцем и носивший рапиру почти такой же длины, как он сам.
Были там и другие мужчины и женщины, но за давностью лет всех их имен и лиц я точно не упомню.
Лицо одного из присутствовавших почему-то притягивало мой взгляд, как магнит притягивает сталь. Это был худощавый мужчина чуть выше среднего роста, одетый просто, почти строго, и он носил меч почти такой же длины, как рапира испанца.
Но мое внимание привлекла не его одежда и не меч, а именно необычные черты. Его изысканный, высокородный лик был изборожден глубокими морщинами, придававшими ему изможденное, замученное выражение. На челюсти и лбу виднелись крошечные шрамы, как от когтей зверя; я мог бы поклясться, что в выражении узких серых глаз временами появлялся затравленный блеск.
Я наклонился к кокетке Марсите и спросил имя мужчины, так как у меня напрочь вылетело из головы, знакомили меня с ним или нет.
Это де Монтур из Нормандии, ответила она. Ох уж и странный тип! Даже мне он, признаться, не по душе.