Из старой салфетки я сшила ей платье с кружевным лифом впереди, потом белые хлопчатобумажные панталоны и нижнюю рубашку. Связала носочки, упорно сползавшие с ног, и жакет.
Когда новости о предстоящей коронации отца принцессы через местную газету «Доломиты» докатились и до нас, я порезала ярко-синий с крохотными желтыми цветочками шарф, идеально сочетавшийся с моим платьем с пышной присборенной юбкой, и сшила кукле для церемонии длинный наряд со шлейфом.
Сначала я держала куклу дома, но постепенно стала носить с собой: сначала в церковь, потом в ранце в школу. В ранец она едва влезала ноги выпирали из-под крышки, но я решила, что без образования будущей королеве не обойтись.
В мае, через неделю после коронации в Англии, я показывала подружке Ингрид Штимфль, как принцесса Элизабет торжественно шествовала за отцом.
Мы обсуждали, как бы пришить меховую оторочку к платью куклы. Накануне отец Ингрид принес кролика для тушенки, и она думала, что шкурка пройдет вместо горностая. Ингрид оживленно болтала, а я разглаживала шлейф кукольного платья, и вдруг она смолкла на полуслове и, смотря через мое плечо, растерянно застыла.
Я обернулась.
Сзади неслышно подкрался Руди Рамозер. Ему было всего тринадцать, но он был рослый, плотного телосложения, мускулистый, как крестьянин. К тому же смазлив голубоглазый блондин, и чванлив без меры, ведь его отец считался самым богатым человеком в городке и приходился шурином бургомистру, герру Груберу.
Du, Gitsch![1] крикнул мне Руди. Во что играете?
И, презрительно усмехнувшись, подошел поближе.
В куклы, ответила я, глядя снизу вверх и не отступая ни на шаг.
К грубиянам я привыкла.
Это кукла? хихикнул он и оглянулся, не смотрит ли кто. Больше похоже на деревяшку.
Он был старше меня, вряд ли ему нужна была кукла, хотел добраться до меня. Такой же взгляд был у отца, когда тот напивался, и я твердо знала, что нужно держаться подальше.
Она моя, отходя назад, заявила я. Я тебя не боюсь, ты просто Raudi[2].
Это принцесса Элизабет.
Ингрид Штимфль милая девочка, но соображает туго.
Принцесса Элизабет.
Он протянул руку к кукле, но я крепко прижала ее к груди.
Дай-ка взглянуть, тихо проворчал он, отцепляя мои пальцы от куклы один за другим и сдавливая их в руке.
Он вырвал у меня из рук куклу и ушел.
Завтра скажу, какой выкуп хочу за куклу.
Ингрид расхныкалась. Руди с такой силой сжимал мои руки, что они побелели и местами покраснели. Я прикусила губу. Плакать нельзя. Не дождется.
Родители не уделяли нам много времени. Мама содержала Gasthaus Falsspitze[3], единственный бар и ресторан в Оберфальце. Она работала с утра до ночи не покладая рук. Кстати, это замечательное качество передалось и мне. Насколько отец был беспутным, настолько она терпеливой. Когда бар открывался, она ни минуты не сидела без дела, но обратиться было можно, а вот когда готовила, прерывать строго-настрого запрещалось.
Она полностью отдавалась магическому ритуалу и заведенному порядку: резала, терла на терке и помешивала, двигаясь в задумчивом ритме. Наблюдать за ней было одно удовольствие.
Когда я, запыхавшаяся и растерянная, вбежала в кухню, она готовила кнедлики. Перед ней на столе лежала гора черствого хлеба, и огромный нож так и мелькал в руках, пока она кромсала булки на мелкие кусочки. По стадии приготовления можно было сверять время. Сейчас, наверное, было немногим позже трех.
Мама, не слишком решительно попыталась достучаться до нее я.
Помню, как металась между мучительным страхом потерять куклу и опасением помешать.
Лезвие ножа взлетело и опустилось тук.
Мама! громче позвала я.
Она подняла глаза. Нож впился в подсохший хлеб.
Мне некогда.
Из глаз у меня брызнули слезы.
Руди Рамозер украл принцессу Элизабет.
Кого? после долгой паузы рассеянно спросила она.
Мою куклу. Ту, что ты подарила на Рождество.
Она отложила нож и уставилась на меня.
Так отбери.
Но, мама, ему тринадцать. Он сильнее меня.
Роза, это просто кукла. Мне некогда этим заниматься.
И снова взяла в руки нож.
На следующий день Руди Рамозер поджидал меня у выхода из школы. Он привалился к стене и болтал с какими-то мальчишками, но, увидев меня, отошел от них.
Gitsch, хочешь вернуть куклу?
Он смотрел на меня невинными голубыми глазами, но говорил с издевкой.
Хочу, ответила я, не показывая страха.
Тогда приходи к мосту. В три часа.
Ресторан располагался в самом центре, и дорога на Унтерфальц и Санкт-Мартин шла от площади, пересекала реку Фальц на выходе из городка.
После занятий в школе улицы городка пустели. Дети выполняли разные поручения и помогали по хозяйству, матери готовили ужин, а мужчины еще работали. Я была знакома с жильцами каждого дома, мимо которых проходила. Взглянула на фреску, изображавшую святого Георгия на доме Кофлеров, которой они очень гордились.
Как же я не догадалась взять с собой Кристль, сестру, или Ингрид. Хотя я была тепло одета в шапку, шарф, перчатки и плотный вязаный жакет, меня знобило.
Еще не дойдя до моста, я услышала мальчишечьи голоса. Руди с друзьями стояли внизу, на берегу реки, полной талой весенней воды и бросали через поток камни. Я остановилась у начала грязной тропинки, ведущей вниз, и огляделась. Элизабет нигде не было видно: ни на земле, ни у него в руках.
Где моя кукла? в отчаянии закричала я.
Да вот она.
Он поднял руку. Принцесса Элизабет болталась на ветке нависшего над стремниной дерева.
Я так высоко не достану! сдерживая слезы, закричала я.
Я сниму, пообещал он.
Я молча ждала, но он не пошевелился. Вода, несущаяся по камням, брызгалась фонтанчиками, искрящимися под неяркими весенними лучами. Я прикусила губу хулиганы не жалуют слабаков. Уступать я не собиралась.
Сначала тебе придется кое-что для меня сделать.
Мальчишки перестали швырять камни и сгрудились вокруг него, будто овцы.
Я медленно спустилась по скользкой тропинке.
Руди на голову возвышался над друзьями, а я была меньше их всех.
Верни куклу, потребовала я.
Придется заработать, хитро улыбаясь, ответил он.
На лугах выше лесополосы еще лежал снег. Мы были одни, и нас никто не видел.
Я уставилась на него, совершенно не представляя, что ему нужно. У меня почти ничего не было, а уж того, что понравится мальчишке, и подавно. Мои книги? Вряд ли он вообще читает.
Как? немного погодя спросила я.
Ну усмехнулся он, оглядываясь на друзей, задери юбку.
Мальчишки загоготали.
Что?
Задери, повторил Руди. Мы хотим посмотреть, Gitschele[4].
Он пристально глядел на меня, другие мальчишки улыбались, только Михаэль Штимфль, кузен Ингрид, потупил голову.
В спортзале мы раздевались до трусов и нижних рубашек, но тут было что-то другое, и я не понимала, в чем дело. Но причины для отказа не видела. Его голубые глаза словно обжигали меня взглядом. Рассудив, что в школе они все уже видели трусы, как у меня, и желая вернуть Элизабет, я подняла юбку. Мальчишки засмеялись, а у меня запылали щеки. Сгорая от стыда, я одернула шерстяное платье, и оно прикрыло бедра.
А теперь отдай куклу, умоляла я.
Это еще не все, издевался он. Я не разрешал опускать платье. Теперь подними юбку и спусти трусы.
Я уставилась на него. В спортзале мы такого никогда не делали. И при других девчонках тоже. Даже в туалете можно было спрятаться за дверью. Я была уверена, что это неприлично, даже грешно.
Зря я поддалась его первому приказу, глупость сделала, теперь, как всякий задира, он от меня не отстанет.
Хватит, ответила я и выпрямилась, чтобы казаться повыше, я выполнила твое требование, отдавай куклу.
Не получишь, пока не сделаешь, как я сказал.
Он шагнул вперед и хотел меня схватить.
Скала под ногами оказалась гладкой и блестящей, и, пятясь от него, я поскользнулась. Он словно клещами схватил меня за руку и потащил вверх. Я подняла камень и, вырываясь, ударила Руди изо всех сил.