Вера обожает аттракционы, сообщила Катя парням очевидное. Вот только вытащить ее удается редко, но сегодня нам повезло, и самая занятая девушка России с нами. Погнали на американские горки!
Я с радостью окуналась в эту витающую в воздухе беззаботность, вдыхала ее, как самый желанный дурман, и снова чувствовала себя ребенком. Пока не вспомнила Веронику, которая и привела меня в этот парк, когда мне было шесть лет. Мы в очередной раз сбежали из-под присмотра, возомнив себя взрослыми.
Ника казалась мне старше на целую жизнь, да так, по сути, и было ей восемь, мне шесть. Она любимая дочь нормальных родителей, школьница, а я малявка-оборвыш, одетая в обноски. Нас разделяла целая пропасть, и я безумно, яростно, всей своей детской душой завидовала Веронике, и ее сказочной жизни.
И больше всего на свете я мечтала, чтобы моя жизнь стала такой же, как у нее.
Мечта эта сбылась до ужаса быстро: мама Вероники стала моей мамой, и даже имя ее теперь мое. И жизнь ее теперь тоже моя, чего не изменить, как ни старайся.
Прости, Ника! Прости, прости, прости, прости если бы я только могла хоть что-то исправить, я бы по раскаленным углям прошлась, я бы голыми руками бетонную стену пробила я бы сделала все! Но я не могу!
Ты чего, Ника?
Вера! излишне резко поправила я Кирилла, и тут же улыбнулась мягко: Прости, но называй меня моим именем.
А есть разница? Вероника это ведь и Вера, и Ника. Ника красивее, как мне кажется, и больше тебе идет.
Вера, и точка.
Хорошо, «Вера, и точка», передразнил Кирилл, паясничая, мороженое будешь? Идем.
На мороженое я согласилась, как и на то, чтобы Кирилл пошел провожать меня домой. По дороге Катя с Антоном потерялись как-то незаметно и быстро либо пошли гулять, либо целуются в каком-нибудь проулке, наслаждаясь друг другом и этим летом.
К тебе можно?
Кирилл
Ничего такого, перебил меня парень, расширив честные глаза. Руки хочу помыть, кофе выпить пустишь?
А почему нет? Что мне мешает? Соседи? Так они разделились на два лагеря, одна часть меня жалеет, как несчастную сиротку, а другая презирает за то, что я маму угробила. Плевать на их мнение, да и сейчас двадцать первый век на дворе, а не восемнадцатый.
Пущу, выдохнула я, и открыла дверь в подъезд.
Как только маму положили в больницу, в доме опустело, и сначала я едва на стены не лезла от тоски, от дикости, что я одна, ведь одна я никогда не была. Ни пока с родной матерью жила, дом которой всегда был полон тех ужасных людей, ни в приюте там вообще никто не знает, что такое одиночество и личное пространство. А сейчас я узнала, что и в одиночестве есть своя прелесть, когда ты одна, и знаешь, что ни в эту, ни в следующую секунду никто не ворвется в комнату, и не станет обыскивать твои вещи в поисках сигарет или выпивки, чем грешила мама.
Не доверяла мне. Боялась, что я по кривой дорожке пойду, как та, что меня родила. И сводила меня с ума своими подозрениями, своими скандалами, которые я принимала за склочность, а оказалось, что она сама медленно с ума сходила прямо на моих глазах.
Ванная слева, выключатель внутри, указала Кириллу на белую дверь, сквозь которую мутное стекло врезано. Я на кухне буду.
Помыла руки в кухонной раковине, поставила чайник, и застыла у окна, как Влад любит делать на улице уже начало темнеть, укрывая город вуалью из звезд.
Может, фильм включим?
Мне завтра рано на работу.
Тебе же к обеду! удивился Кирилл. Мне Катя твой график сказала, не проспишь уж.
На другую работу, поморщилась от неприятного воспоминания об утренней встрече с Владом. Ты слышал, что Влад вернулся? Слышал, вижу. Так вот, я буду у него работать.
Вау. А кем?
Девочкой для битья, видимо.
Снарядом для оттачивания издевок и жестокости.
Секретарем. В салон я звонила, предупредила, что больше у них не работаю временно. Думаю, у Влада я не задержусь надолго.
Как бы я ни не любила пилить ногти, и покрывать их не всегда уместными узорами, лучше эта работа, чем на Влада. Рядом с ним я чувствую себя, как дочь трубочиста на приеме у короля замарашкой, которая не знает, за какую сторону вилки хвататься, а про остальные столовые приборы и вовсе имеет лишь смутное представление.
Почему?
Что почему?
Почему ты думаешь, что не сможешь долго работать на брата? повторил Кирилл, и сам принялся разливать нам кофе.
Мы не ладим. Да и не умею я ничего. Вся эта офисная работа: бумаги, звонки, встречи это не для меня, призналась я, поморщившись от осознания собственной бестолковости.
Что мне удается это игра на рояле. Единственное, к чему у меня талант, да и мама поощряла мои многочасовые занятия. Лишь из-за игры на рояле, вместо которого теперь стоит дешевое пианино, мама не укладывала меня в кровать выздоравливать от очередной болезни, позволяла заниматься, овладевать инструментом, наслаждаться им и сливаться воедино. Она слушала мою игру, слушала любимого Рахманинова в моем исполнении, прикрывала глаза, и становилась обычной женщиной, а не издерганным существом.
Пожалуй, этому я бы могла посвятить всю жизнь музыке, но все сложилось совсем не так, как я планировала.
справишься, я уверен.
Рассеянно улыбнулась парню, и кивнула, хотя прослушала почти все, что он говорил.
Вера?
Что?
Вместо ответа Кирилл резко так, что сахарница подпрыгнула на столе, бросился ко мне, неловко обнял, и поцеловал. Я и отскочить не успела, сообразить, что к чему.
Так вот, что значит поцелуй когда чужие мокрые губы обхватывают мои, раздвигают их настойчиво, втягивают в себя, и настойчиво пропихивают язык фу!
Пусти, отпрянула от Кирилла, и прижала руку к губам. Ты ты что себе позволяешь?
Это всего лишь поцелуй, Вера. Поцелуй, не более. Тебе не понравилось?
Нет, не понравилось. Это было отвратительно, но черт, Кирилл ведь нравится мне. Я просто не ожидала от него, да и от себя не ожидала, что позволю, чтобы мой первый поцелуй случился над двумя чашками растворимого кофе в моей кухне.
Понравилось.
Правда? Так давай продолжим. Ты ведь знаешь, что нравишься мне, Вера?
Не сейчас, уперлась ладонями в его грудь, но парень почему-то воспринял мое «нет» как «да, но будь понастойчивее». Кир, я серьезно, не сейчас. У меня мама болеет, и мне не до того
Всего лишь поцелуй, прошептал нагло, облапив меня, наседая и ломая мое сопротивление сырой мужской силой, против которой мне не выстоять.
Черт, мне неприятно, страшно даже, и страх этот иного рода, чем перед Владом. Сейчас страх животный, мешающий думать, не позволяющий закричать во все горло. Я могу лишь пищать, упираясь ладонями в плечи Кира, вцепляясь пальцами и ногтями в ткань его футболки
Пусти! Слышишь, кто-то пришел? обманула я Кирилла, и он отпустил меня.
Но звонок в дверь и правда раздался к моему облегчению я согласна даже на продавцов пылесосов по три тысячи долларов, которые шастают, и обманывают наивных пенсионеров. На миссионеров, на наглых бомжей, что просят иногда мелочь, на кого угодно, лишь бы не оставаться с Киром наедине.
Влад? пригляделась к приглушенному свету за дверью, и застыла растерянно.
Пустишь?
В-входи, одернула топ, и раскрыла перед ним дверь.
А у самой горько-ироничная мысль в голове крутится заезженной пластинкой: не дом, а проходной двор какой-то. То никому не нужна была, то всем вдруг понадобилась, и все в гости напрашиваются.
Я почти популярна, впору гордиться, и записываться на конкурс красоты. Буду потом те самые пылесосы рекламировать в торговых центрах.
А это еще что? Мальчик, пошел на хрен отсюда, услышала Влада, и поспешила обратно на кухню Боже, хоть бы не сцепились, и не перебили мамину посуду.
Вера, кто это?
Тебе повторить: свали нахер!
Кирилл, торопливо вклиниваюсь между ними, это Влад. А тебе лучше уйти, прости.
Ааа, брат, тогда понятно. До завтра, Кир потянулся ко мне, поцеловал в щеку, которая загорелась, как от пощечины таким взглядом ожег меня Влад.