Я повернулась к телеге:
Я принесу веревки, и мы его стреножим.
Тварь ринется к Порченым полям, едва ты откроешь конюшню.
Ничего, годится, ведь кладбище как раз в той стороне. Я схватила моток веревки. По крайней мере на сей раз упрямая скотина пойдет туда, куда мне нужно. Пусть тащит свои кости Королю, коли ему угодно, но не раньше, чем телега окажется на могиле.
Я вернулась к стойлу, нервно посматривая на щели в досках.
Посторонись.
Щеколда подпрыгивала при каждом ударе и подрагивала при каждом визгливом хрипе, завершающем искаженный болью рев мула. Старый Августин был жутко упрям при жизни, такого и могила не исправит.
Полегче, полегче. Маленькими шажками я двинулась к нему, спешно сооружая из одного конца грубой веревки что-то вроде аркана. Ты еще разок прокатишь для меня этот возок, а потом, когда покойников выпустят, я сама отведу тебя к воротам.
Мул раздувал ноздри и бил копытом землю. Выпученные, полные паники глаза скотины не отрывались от открытой двери конюшни. Кожаная сбруя перекосилась. Повод болтался: верно, зацепился за что-то, да и порвался.
Я накинула веревку на шею животного и бросила петлю на землю, под топчущиеся копыта.
Слишком темно, па. Открой дверь пошире.
Лунный свет хлынул в конюшню.
От оглушительного визга Августина я вся покрылась гусиной кожей. Но проклятая скотина все-таки шагнула в петлю, и я поспешно затянула ее покрепче над щиколоткой мула. Потом подготовила вторую петлю, в которую Августин попался довольно быстро. Стреноженный, он принялся лягаться еще яростнее, и старенькая конюшня застонала от этого яростного напора.
Сейчас я его выведу.
Я обмотала оставшуюся часть веревки вокруг шеи животного, взобралась на деревянную перегородку и привязала свободный конец к сбруе.
Осторожней, убьешься, донесся до меня голос папы.
Крепко держа поводья, я вывела стреноженного Августина из стойла, и он бойко поскакал прямо к повозке.
Я не позволю Джону сбежать, чтобы кто-нибудь вроде отродья Флетчера из соседней деревни растерзал его тело.
Папа суетливо метнулся в сторону и тут же вцепился в оглобли:
Я разверну телегу.
Августин встал на дыбы. Из ноздрей его вырывался такой холодный воздух, что даже не собирался клубами. Дернувшийся повод обжег мне ладонь, но отпускать я не собиралась.
Упрямый ублюдок. Поправив упряжь, я потянула мула к тележке. Ну, давай же!
Августин принялся брыкаться еще свирепее, ржание его походило на визгливые хрипы трупов в яме.
Мул вновь встал на дыбы.
Задняя нога его поехала по скользкой земле.
Августин пошатнулся.
Кожаный ремень с треском лопнул, стегнув меня по щеке, точно хороший хлыст. Я отшатнулась, врезавшись плечом в круп мула.
Предательская земля ушла у меня из-под ног.
Трах!
Острая боль пронзила голову.
В глазах помутилось.
Что-то дернуло меня за лодыжку.
Помогите! Поймайте эту скотину, пока мул не прикончил ее!
Голос папы звенел у меня в ушах, но вскоре растворился в цоканье подкованных копыт.
И беспрестанном крике младенца.
Глава 2
Ада
Мокрая ткань липла к коже.
Шлеп.
Что-то бугристое ткнулось в спину.
Шлеп.
Боль вгрызалась в тело со всех сторон.
Шлеп.
Что случилось?
Я моргнула, разлепив слезящиеся глаза, и уставилась в темно-лиловое небо. Это что почти утро? Божьи кости, где я? Еще один шлепок у плеча, я поворачиваю голову, вижу лохмотья, зияющие раны, пронизанную черными венами кожу
Крик застрял у меня в горле. Потрясенная до немоты, я уставилась на трупы, приткнувшиеся ко мне слева и справа.
Они тоже смотрели на меня.
Юноша без руки.
Вор.
Мальчик, весь в волдырях.
Чума.
Да, эти смотрели. А солдат рядом с ними, солдат в ржавом нагруднике не смотрел, потому что глаза его выклевали и они превратились в черные зияющие дыры. Выклевал их, наверное, ворон, сидящий на остатках его плеча, с которого на лоскуте кожи свисала высохшая рука.
Я заворочалась, и подо мной что-то хрустнуло. Ветка?
Напрягая ноющие мускулы, я оглянулась через плечо, борясь с накатывающей дурнотой. Позади меня тянулась борозда грязи и страдания, вымощенная помятыми, раздавленными трупами, торчащими из земли там, где они не громоздились кучами высотой с колокольню.
У меня перехватило дыхание.
Груды трупов.
Их было множество.
И я слышала лишь об одном таком месте.
Я приподняла голову и повернулась на шлепанье тонущих в грязи и вытаскиваемых с влажным чмоканьем копыт. Сбросивший путы Августин плелся сквозь расступавшуюся перед ним толпу трупов. Через тех, кто не мог двигаться за отсутствием слишком многих частей тела, он перешагивал или просто с леденящим кровь хрустом втаптывал их в землю.
И он тащил меня по этому месиву.
Проклятье, мне нужно освободиться.
Я потянулась к кожаному ремню, стянувшему мою щиколотку. Еще немножко еще чуть-чуть почти-почти
Боль сковала все мышцы.
Голова ударилась о землю, медный вкус крови обжег язык.
Краешком левого глаза я приметила возвышающееся надо мной серое сооружение, холодная тень которого накрыла мое дрожащее тело. Проклятый мул притащил меня на Порченые поля, но я же не могу пройти через Эфенские врата в Седеющую башню. Ни один человек
Хлюпанье и чавканье грязи под копытами сменилось звонким цоканьем.
Внезапный холод парализовал меня. Холод сопровождала тьма. В голове билась паника. Я не должна быть здесь. Я это чувствовала, чувствовала всем своим существом, это чувство пробирало до мозга костей, чувство что оказалась я не в том месте.
Несколько долгих мгновений нас преследовал свист ветра, мы углубились в проход, и ветер затих, но впереди вдруг что-то яростно грохнуло, и между камнями лихорадочно заметалось эхо.
Вино. Всегда вино, пророкотал низкий голос, после чего снова громыхнуло: будто разбилась груда тарелок. У них что, кончилась вся медовуха? И эля не осталось вовсе?
Коли те нужна медовуха, так не подпущай гниль к моему телу, шоб я еще разок прошлася до ближайшей деревни. Будта у меня и без того мало хлопот, чтобы еще искать вино для твоей пьяной башки.
Следи-ка за языком, Орли, прорычал низкий голос.
Последний раз цокнули копыта, и Августин остановился.
Мотающийся из стороны в сторону хвост закрывал обзор, но мне удалось разглядеть белые ступени, усеянные осколками глиняных кувшинов. Со ступеней стекало вино, скапливаясь на бледном алебастре красными лужами.
Ох, бедная скотинка, замучили тя до смерти? За четырьмя жилистыми ногами моего мула появились черные башмаки, и голос Орли сделался мягче. Не стал сбрасывать сбрую, аха? Славная ты скотинка, притащил усталые кости отдохнуть со своим хозяином.
Кости отдохнуть с хозяином?
Меня затрясло, сердце и легкие разрывались, нарастающее отчаяние затопило меня целиком. Я что, действительно в Сумрачной башне? Нет. Это просто дурной сон. Сон. Да, всего лишь сон. Просто
Ремень дернулся, и лодыжку мою пронзила такая острая боль, что я резко втянула в себя воздух
и подавилась им.
Под ребрами забулькало, разбухая, расширяясь, распирая грудь, что-то густое и теплое заклокотало в горле вперемешку с судорожным кашлем, я резко повернула голову и все выплеснулось наружу. Липкая жижа покрыла десны, заполнила промежутки между зубами, потекла по подбородку, словно рыбий жир.
Кровь.
Слишком горячая, чтобы это было сном.
Топ. Топ.
Шаги.
Охо! Орли всплеснула руками и прижала их к груди. Бледное лицо ее было сплошь пронизано тонкими черными прожилками. Такие же прожилки испещряли белки глаз.
Говорящий труп?
Но как?
Седые косы взметнулись Орли повернула голову в сторону лестницы:
Подойди-ка сюда, посмотри.
Мужчина вздохнул:
Что, мул привез медовуху?
Не-а.
Эль?
Орли покачала головой, руки ее скользнули вниз, к широким бедрам, обтянутым простым хлопковым платьем в зеленую клетку. Женщина подбоченилась.