Я надеялся, что хоть немного покоя после всего случившегося мне светит. Но нет! То, как мистер Мирт заражает своей увлеченностью всех вокруг, как я уже говорил, удивительно. И в мое сердце он тоже пробрался. Не могу не думать, каково это взлететь над землей.
Признаться, мне страшно. Я не хочу лететь с ним, я предпочту быть свидетелем с земли. Но сама идея вдохновляет меня.
Я говорю, что не хочу этого полета, потому что боюсь высоты.
Чушь. Я военный, тренированный лучшими ханьскими спецслужбами. То, что я не приемлю насилия, не значит, что я не делал ничего для своего совершенствования.
Но я не хочу признаваться, что причина в другом в моей руке.
Джон сделал все, что было в его силах. Он блистательный мастер, лучший в мире за пределами Империи Хань. Он чудом добыл детали, позволившие заменить поврежденные протезы, и я могу действовать обеими руками как раньше.
Но даже он ничего не может сделать с постоянной болью, терзающей меня. Я не подаю виду, не говорю ничего, ни единым вздохом не даю понять ему, что что-то не так: мне не хотелось бы ранить его. Он в самом деле совершил все, что мог. Никто не смог бы сделать для меня больше.
И сейчас он с таким восторгом мечтает о том дне, когда дирижабль оторвется от земли и поднимется в небо!
Но
Я знаю, что буду лишь обузой в этом полете.
Глава 3. Неочевидные перспективы
Джон Ортанс сидел в любимом кресле и смазывал инструменты. Давняя привычка, выработанная им еще в те годы, когда он, юный и неопытный, работал в небольшой мастерской в Улье помощником механика, помогала привести мысли в порядок. В этом и заключался секрет вдумчивого спокойствия, внушающего доверие всем без исключения его клиентам. При этом инструменты всегда находились в идеальном состоянии. Объемный кожаный саквояж, в котором они хранились, уже порядком повидал жизнь на углах черная кожа вся пошла кракелюрными трещинами и на углах вытерлась практически до белизны. Однако Ортанс не променял бы свой старый саквояж на новый, даже самый удобный и дорогой. В шутку он иногда называл его отражением собственного жизненного пути. И хотя сам Ортанс выглядел вполне молодо, и, встав на ноги и обретя собственное дело, сумел привести в порядок и лицо, и бороду, и дела, саквояж отражал перенесенные в прошлом невзгоды за него. И инструменты Джон давно мог позволить себе новые, но предпочитал те, что есть, за каждым бережно оберегаемым гаечным ключом или отверткой тянулась целая история.
Отнюдь не в последнюю очередь благодаря этим инструментам по железнодорожным путям, тянущимся из Лунденбурха в столицу Каледонии, мчатся теперь паровые машины, позволяя зажиточным гражданам экономить до двух суток в дороге.
Но нет, паровая машина это теперь слишком просто, пробормотал Ортанс себе под нос.
Мистер Мирт потерял интерес к паровой машине почти сразу же, как загорелся новой идеей. И Ортанса с собой утащил. Теперь в ангаре Ортанс проводил гораздо больше времени, чем в собственной мастерской. Некоторые его постоянные клиенты были не в восторге от такого положения дел, но авторитет мистера Мирта после запуска паровой машины (и не в последнюю очередь после спасения членов Парламента от переполненного жаждой мести Джеймса Блюбелла) взлетел так высоко, что недовольство выливалось разве что в едва слышный ропот или просьбы украдкой заранее присмотреть местечко в расписании, на всякий случай, нет-нет, пока ничего не сломалось, а вдруг вот дядюшкины часы, в них, знаете ли, что-то похрустывает, когда стрелка подходит к семи
Ортанс только головой качал. Кому-то шел навстречу, кому-то если не получалось обещал небольшую скидку, не желая совсем уж терять наработанную годами клиентуру. Но в голове зудела и не утихала мысль, что никто из этих довольно обеспеченных джентльменов не смог принести ему столько денег и работы, сколько один глубоко увлеченный подменыш фаэ.
На порог мистера Мирта Ортанса привела нужда, а вот остался он уже по своей воле, совершенно влюбившись в то, с какой легкостью Ортанс подчинял себе и металл, и железо, и камень. А мыслил Мирт совершенно не как человек и даже объяснить это кровью фаэ не получалось, ведь он всю жизнь провел с людьми и никогда не был в Холмах. Да и кто знает, что там, в Холмах, происходит?
Мистер Мирт думает о людях, о том, как облегчить им рутину, сделать жизнь проще, приятнее и интереснее, и при этом ставит перед собой задачи совершенно невероятные, иногда вопреки здравому смыслу.
Дирижабль
Ортанс усмехнулся. Когда он впервые услышал эту идею, он просто не поверил в ее реальность. Оказавшись лицом к лицу с первыми чертежами, только покачал головой. А потом обнаружил себя в ангаре с гогглами на глазах и сварочным аппаратом в руке на высоте четырех метров от земли на страховочном тросе и окончательно убедился, что безумие заразно. Особенно безумие мистера Мирта.
Последний смазанный ключ как раз лег обратно в саквояж, когда на лестнице раздались шаги.
Сегодня вы поздно, отметил Ортанс, не поднимая головы он тщательно складывал тряпки и масленки. Плохие сны?
На самом деле я проснулся давно, сказал Цзиянь, подходя ближе. Просто задумался, глядя в окно.
Кресло напротив, где он обычно сидел, сейчас было завалено какими-то деталями, с которыми Ортанс честно хотел успеть разобраться за утро, но отвлекся. Он поднялся, подхватил их все разом за рогожку, на которую складывал, и перенес на пол. Цзиянь благодарно кивнул и сел, сложив руки на коленях.
Завтрак? Ортанс, не дожидаясь ответа, перебрался через завалы вокруг кресел к маленькой кухоньке. В том, чтобы совмещать мастерскую и жилое помещение, были как свои плюсы, так и минусы. Цзиянь улыбнулся эту картину он наблюдал каждое утро. Джон Ортанс против быта. Ортанс всегда знал, где лежат его инструменты или какие-то нужные детали, но ежедневно проигрывал поискам сковороды для скрембла.
Цзиянь пару раз пытался взять дело в свои руки и приготовить ужин, но Ортанс после пил холодную воду, пытался дышать и говорил, что ничего не имеет против ханьской культуры, столь дорогой сердцу его друга, но есть настолько острую и специфическую еду он совершенно не готов. Цзиянь безропотно согласился: готовка никогда не была его сильной стороной. Поэтому он оставил за собой право угощать Ортанса лучшим ханьским чаем, а Джон в свою очередь талантливо собирал на ужин фиш-энд-чипс и воскресное жаркое.
Тем более Цзиянь все равно был на редкость неприхотлив в еде.
Они позавтракали. Ортанс в самом начале их совместного проживания ввел железное правило не говорить за едой ни о каких делах. Поэтому победу над скремблом праздновали в тишине, изредка обмениваясь впечатлениями о погоде. Но так как ни один из них сегодня еще не был на улице, приходилось обсуждать погоду как глобальное препятствие, одно из тех, что грозило встать на пути величайшего замысла мистера Мирта и причастных.
Если продолжатся такие ветра с северо-запада, взлететь будет проблематично, заметил Цзиянь, разливая по чашкам зеленый чай. Разве что дирижабль будет достаточно управляем, находясь в воздухе.
Мы работаем над этим! ответил Ортанс. Сначала Габриэль хотел построить воздушный шар более простую модель, он даже создал тестовый вариант. Но это показалось ему слишком простым, вы же знаете его, друг мой. Но дирижабль гораздо более сложная конструкция, и для управления им нужны два пилота один держит заданный курс, а второй наблюдает за углом тангажа[1] и с помощью штурвала выравнивает курс. Нужен довольно сильный ветер, чтобы помешать его полету. Даже целый ураган.