Ну-ка, Феофанушка-душка, дерни-ка моего пивка.
Да уж опосля бы
Давай-давай, Феофан, поддержал отца сын его, Митька, подставляя гостю ковшичек. Выпей и покатим.
Выпили. Слабеньким показалось стариково питьё. Выпили ещё по ковшичку, и направились к Тёплинскому логу: там их дровишки были. Езды минут тридцать, а то и больше, дорога ещё не устоялась. Пока накидали в кузов поленья развезло всех троих. Возвращались с песнями. И хорошо, что Вымятнины оба в кабину влезли. Будь Минька в кузове, осиротела бы его дýшенька. Хотя и в кабине не понять, как они остались живы.
Не получилось у Феофана сходу взять косогор из лога, не переключил скорость вовремя что ли, кормилица начал сползать назад и свильнула с дороги на целичок. А там тормози, не тормози, всё равно машину набекрень тянет. Стал рулём выводить, а ЗИС не кобыла, вожжой не одёрнешь упал на бок, и давай кувыркаться
Очнулись, старик из-под низу кряхтит под двумя молодцами, что сверху его придушили. Зашевелились. Из ЗИСа, как из танка, в верхнюю дверцу вылезали. Сами с горем пополам выбрались и старика вытащили. Потом оглядели друг друга: ничего, живы будто. Только у Миньки из уха кровь сочится, башкой мотает, наверно, об кувалдочку стукнулся, что по кабине летала. Да у деда одна сторона уса короче стала. То ли сам откусил со страху, то ли стеклом сбрило, когда кувыркались. Кряхтит, стонет, за ус короткий тягает, будто вытянуть его до прежних размеров хочет, но на Феофана голоса не повышает, не решается. Как бы ус ты не жалел, а отношения из-за него портить не стоит. Не стоит он того.
Машина тоже чуток пострадала. Кабину с кузовом сровняло, задний борт оторвало, и боковой правый пополам переломило угодил им прямо в ствол кедра, он и остановил столь необычное движение машины. Потом двумя конями-тяжеловозами от ствола дерева едва отодрали. Заклинило. Однако ходовая часть и мотор почти не пострадали, завелась кормилица. Даже своим ходом домой пришла. Под конской упряжью, на всякий случай. Поднялись на холм, а там уж машину распрягли.
Ох, как тогда председатель был взбешён! Мирону так и хотелось об этого горе-шофёра посох обломать. Но придержал гнев.
Ну чё! Доозоровал?.. Моли Бога, чтоб Минька не оглох или придурком не сделался. Не то пойдёшь по статье. Вредитель.
Он сам тогда не понял, почему Феофана обозвал вредителем? Скорее пьянью надо было. Но с языка сорвалось. Со зла видно ввернул, припугнуть. Но на Феофана это здорово подействовало. Он-то знал, кто это такие, сам, сказывал, в армии их охранял. Даже с лица сменился. На колени пал.
Мирон Прокопыч, Христом Богом прошу, не отдавай под суд!
Гонения на врагов народа и на вредителей к тому времени вроде бы приутихли, но страх в людях ещё жил.
С Вымятниными как будто бы обошлось, и, чтобы здоровье у них у обоих не пошатнулось больше, закрепили его всё той же сладкой и обманной меховушкой.
На следующей неделе Феофан съездил в Томск, привёз необходимые запчасти и отремонтировал машину к сроку. Правда, ездил обдуваемый ветерком, поскольку кабину пришлось спилить по самый капот. К осени он, как и обещал, изладил и кабину.
Вторая авария приключилась как раз на Октябрьские праздники. Сиганул с моста в Тугояковку прямо при всём честном народе, как будто бы специально продемонстрировал полет ЗИСа по воздуху с приводнением на реку. На тугояковском мосту перил никогда не было, так что выполнить этот пируэт ничто не помешало.
Феофан не мог видеть, что происходило при выполнении этого полёта, что делалось в кузове, даже не успел расслышать визг баб и крик кур, которых он должен был везти на базар, поскольку рёв, сидевшей рядом с ним Баклушихи, оглушил его. Она завопила, как паровозный гудок в унисон с пожарной сиреной.
Но и на этот раз обошлось более-менее всё благополучно. Никто до самой смерти не пострадал. Бабы вышли на берег живыми со смехом и руганью, а кто с причитаниями было жалко птицу. Ящики с ней тут же всплыли и направились по течению реки, но пассажиры, находившиеся в этом транспорте, были немы, как рыбы. Ящики выловили, вытащили на берег, но Феофан находился далеко от этого мероприятия. Мирон гнался за ним с батогом.
На следующий день машину опять тащили двумя конями тяжеловесами и трактором "Натиком". На этот раз пострадала электропроводка, видно, замкнула в воде.
Пока до суда дело не дошло, сказал председатель, немного отойдя от негодования, иди по деревне, падай людям в ноги. Не то потянут тебя и за кур, и за яйца, и за машину. Вредительство точно пришьют. Пьянь! И што я с тобой валандаюсь?
Ходил Феофан по деревне, умолял, кланялся, бил себя в грудь, убеждая односельчан в непреднамеренности предоктябрьского представления. Конечно, в суд никто не пошёл, но и Феофану недёшево обошлось закрытие купального сезона.
Вот так и чудил. А парень-то был путный, деловой по началу. И что случилось? Трижды женился и ни с одной не ужился. Городских всё привозил, важничал. Танька, уж на что была прелесть девка, и та ушла. Эх, Гриша, Гриша, как ты мог её упустить? Ведь хороводились, с детства дружили, и вот какая комиссия. Сейчас бы жил и горя не знал. А то женился на городской, с придурью, нарожали детей, а связать концы с концами, дружбой да любовью, не можете. Недотёпы. Эх-хе
Ночь прошла тихо под монотонный шум дождя. Но старик несколько раз просыпался. Снились родители. Приглашали в гости. Звал и Яков, старший сын. Пришёл после войны на Халхин-Голе по ранению и года не пожил, умер. Говорили, что они по нему тоскуют, одного его только ждут; пора, дескать. Видел с ними и Матрёну, да такой молоденькой, что даже не признал. Оттого и проснулся, с радостным ощущением её присутствия.
Приду, приду. Вот только управлюсь и приду, пообещал он всем сразу. Здесь-то меня боле ничо не дёржит.
Потом проснулся от тоскливого завывания Волчка. Немного сам всплакнул. И так с мокрыми глазами заснул.
Видел он и Груню. Куда-то убегала та, боязливо оглядываясь, и он никак не мог её докричаться. Однако ж, прытка ещё старуха. От смерти что ли бегает? Не надоело, видно, одной в колхозе маяться.
Григорий пальцем грозил; дескать, не шали отец, я все вижу.
Дождь кончился лишь к полудню. Мирон с большим трудом уложил Матрёну в гроб. От напряжения и бессилия взмок и присел на табурет. И думы его были о былом. О том, что какая была бы разница (может быть, в том-то как раз и нет разницы?), как восстанавливать после гражданской войны сельское хозяйство: частным ли образом (как хотел Ерофей Золотцев) или коллективным? Во что он тогда тоже упёрся, поддерживая постановления партии. Может быть, обоими-то способнее было бы, сноровистее? Может быть, не столь муторно, не так надрывно? Может быть, и не разбежался бы народ, не съехал бы с насиженных мест, и не были бы теперь они так одиноки и всеми покинутыми, забытыми той, ради которой голодали, надрывали болоньи, вытягивая воз колхозного хозяйства, теперь о них забывшей Партии родной? Единственное, что она ещё не забывает, так это регулярно отсчитывать из его пенсии членские взносы. Деньги не жалко. Жалко другое жизнь прошла, положена напрасно. Выходит, что напрасно. Сураново жалко, люд. Уморили людей, и он к тому приложил немалое старание. Стыдно теперь перед их памятью и перед теми, кто ещё живой. Хорошо, что хоть живыми выбрались. Человек-то по природе своей, если он свободный, он ведь не будет жить там, где ему плохо. Он искать будет, где лучше. На то он и ЧЕЛОВЕК. Недаром же в народе говорят: рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше. Мудрость извечная, да прикатали её догмами, постулатами, распоряжениями, приказами, сказать проще силой. Опошлили, унизили. И давили, давили до первой отдушины. И как только раскрепостили колхозника, он и выпорхнул из гнезда, как птаха после ночи в утренний простор. Остались такие, кому некуда было податься, да вот, как он идейные и сознательные. Или, наоборот, надломленные, с вывихнутым представлением о нормальной свободной жизни, о свободном, без окрика, труде, без приказов и распоряжений на посев, на жатву, на сдачу зерна до зачистки полов и углов вот в этих вот самых амбарах, что стоят на выезде у поскотины Нет, Василёк, не построить нам больше колхоз, заново не поднять. И не трать ты, Василий Феофанович, свои молодые годочки на неё. Может быть, когда изменится что-то, тогда уж. А сейчас нет, не хочу. Не хочу больше брать грех на душу. Хватит. Живи человеком.