Гроссмаллард не знает местоположения вашей гостиницы, так ведь? спросил критик, который безуспешно пытался скрыть тревогу в голосе и казался до смерти напуганным: сейчас хладнокровный разрушитель репутаций, наводивший ужас даже на самых известных маэстро кулинарного мира, буквально трясся от страха.
Вряд ли, отозвался Ричард, будучи почти полностью уверенным, что Себастьен Гроссмаллард не имел ни малейшего представления о личностях большинства местных гостей, включая владельца гостиницы, и уж тем более не знал, где та находится. Однако иногда не мешало продемонстрировать высокую самооценку. Вы так сильно беспокоитесь из-за него?
Он потянулся, чтобы утешающе положить руку на плечо Татильона. К сожалению, как раз в это время Валери особенно резко свернула, отчего машина накренилась вправо, поэтому вместо плеча Ричард схватился за макушку критика и, к своему ужасу, сорвал накладные волосы с лысины. Попытки вернуть беглый парик на место не привели к успеху: фальшивые пряди намертво приклеились к ладони.
Пока Ричард тряс рукой, стараясь избавиться от нашлепки, Паспарту воспринял ее за конкурента и начал облаивать, угрожающе рыча. Стремясь предотвратить нападение пса, Ричарду удалось перебросить накладные волосы вперед, где они прилипли к ветровому стеклу со стороны пассажира, напоминая сбитое на дороге животное. Воцарилась неловкая тишина. Даже Паспарту спрятался в свою дорогую переноску. Очень медленно Татильон отклеил парик, посмотрел на него и смиренно вздохнул, впервые с момента знакомства выглядя по-человечески. Затем выдавил, растеряв и напыщенную манеру выражаться, и резкость тона:
Пожалуй, теперь Гроссмаллард меня не узнает, даже если выяснит адрес гостиницы.
Ох уж эти мужчины! снова фыркнула Валери, хотя и менее ядовито на этот раз. В любом случае так вы лучше выглядите, по-моему, добавила она отстраненно.
Татильон провел ладонью по искусственным прядям. Со стороны казалось, что он ласкает морскую свинку.
Благодарю, мадам. Его голос звучал устало. Склонен с вами согласиться, но это моя маскировка, если можно так сказать. Это, и он снова перешел на резкий, презрительный тон, Август Татильон, устрашающий ресторанный критик. Затем посмотрел в окно, увидел свое отражение и добавил тихо и слегка меланхолично: А без парика мне не нужно притворяться.
«Неловко вышло», подумал Ричард, ощущая, что Валери жаждет продолжить распекать мужчин и, без сомнения, проехаться насчет их абсурдного тщеславия.
Не то чтобы он был не согласен в какой-то мере, но чувствовал: смена темы разговора может улучшить атмосферу, поэтому произнес:
Следовало написать мне, когда сломалась машина. Я бы приехал и забрал тебя. На трезвую голову Ричард наверняка заметил бы, что температура в салоне резко упала. Не сказать, чтобы мне нравилось сидеть в одиночестве за ужином. Не знаю, как вы выдерживаете подобное, месье Татильон. Создавалось впечатление, что все на меня пялятся
Критик уже начал поворачиваться, чтобы ответить, но Валери его опередила:
Я отправила восемь сообщений. Включая два голосовых. Думаю, ты как раз вовсю получал удовольствие от ужина.
Значит, вот в чем было дело. Мужчины подвели ее сегодня. Вернее, в этом случае мужчина. И Ричард являлся конкретным представителем своего пола.
Он не мог получить сообщения, пробормотал Татильон, по-прежнему печально глядя в окно. Гроссмаллард ненавидит социальные сети, поэтому устанавливает в своих ресторанах дорогие глушители сигнала.
А-а, протянула Валери, предположительно с ноткой раскаяния.
Восхищаюсь подобным отношением, нарушил Ричард повисшее молчание.
Татильон прекратил с тоской вглядываться в темноту за окном и повернулся к спутникам со словами:
Лучшие блюда Гроссмалларда всегда сосредоточены на вкусовых ощущениях, поражающих с первой же секунды. Это, конечно, правильно, но еще он любит производить драматический эффект. Изумлять театральным представлением, красочной визуализацией. А потому терпеть не может мобильные телефоны. Если все увидят фотографии в соцсетях, то впечатление будет испорчено, удивление пропадет. Критик постепенно оживал, разглагольствуя о своей теме, и теперь из-подо льда высокомерия проглядывала истинная увлеченность предметом обсуждения. Лучшие блюда Гроссмалларда не просто безупречны, но также рассказывают историю, помимо гениального вкуса!
Я читал где-то об этом, поддержал Ричард, захваченный моментом.
Это я написал ту статью, объявил Татильон, и в его тоне вновь проскользнул намек на прежнюю помпезность, несмотря на отсутствие парика.
Теперь понятно. Тогда что же случилось сегодня с десертом? Почему разразился скандал? На мой взгляд, блюдо смотрелось великолепно.
Драматичность подачи никто не оспаривает, конечно. Но вот вкус
А мне понравилось.
Даже парфе?
Да, нервно ответил Ричард, чувствуя себя так, словно провалил экзамен.
Но козий сыр
Да?
Он же был веганским! Татильон едва сдерживал ярость. Объявить о своем «возвращении домой», а потом оскорбить земляков фальшивым сыром! последние два слова он выплюнул. Который не обладал ни вкусом, ни консистенцией, подобающими ресторану, тем более ресторану с мишленовскими звездами. Это же наглая подделка!
Понимаю, протянул Ричард, хотя ровным счетом ничего не понимал.
Нам обещали возвращение к корням, к истокам былой славы спустя много лет. А взамен мы получили Знаменитый критик, казалось, не мог подобрать слов. Мы получили пародию, комедию, фарс!
Ричард решил, что полностью положительного отзыва на открытие ресторана от Татильона можно не ждать, и не хотел бы очутиться рядом с Гроссмаллардом, когда тот будет читать статью. Особенно после его реакции нынешним вечером. Мелькнула мысль, что следует вступиться за шеф-повара, но Ричард не мог отнести себя к экспертам. Его спас телефон, на который начали приходить сообщения. Один из рингтонов звучал незнакомо.
Это у меня, пояснила Валери, резко тормозя у ворот гостевого дома. Все вылезли наружу: Ричард с некоторым трудом, Татильон с дипломатом. Она извлекла из-под переноски Паспарту небольшую сумку с вещами на один день, пояснив: Я оставила багаж в своей машине. Мы можем вернуться к ресторану завтра.
Что-то подсказывало Ричарду: Валери поедет туда в любом случае, однако он задвинул это соображение на задворки сознания, внезапно озаренный пониманием, что отдал ее комнату Татильону в порыве обиды, и протянул, стараясь выиграть время и срочно придумать, куда же поселить оставшуюся без номера гостью:
Конечно-о.
Какая жалость. Она посмотрела в телефон, и ее лицо осветило мерцание экрана. Моя завтрашняя встреча отменяется. Оказывается, хозяин скончался. Печально, он создавал впечатление приятного человека при звонке.
Хозяин? Ты что, ну, это?.. Ричард с трудом держал себя в руках.
Да, я подыскиваю себе дом. Утверждение прозвучало холодно, почти как заявление для прессы, а во взгляде Валери невозможно было хоть что-то прочитать. Нужно убираться из Парижа. Повисло еще одно неловкое молчание, которое она нарушила, тихо добавив: Бедный месье Менар.
Менар? Вы сказали Менар? спросил Татильон, стоявший возле ворот в ожидании, пока кто-нибудь их откроет.
Да. Похоже, он умер сегодня вечером. Валери взяла переноску с Паспарту и вручила ее Ричарду.
Пожалуй, это даже к лучшему, саркастически отозвался критик. Он поставлял сыр Гроссмалларду.
Глава третья
Ричард, как обычно, прятался за раздаточной стойкой, пытаясь выглядеть занятым важным делом. Если старые фильмы служили убежищем, то сервировка завтрака в гостинице помогала думать. Оставалось замаскировать процесс либо важной позой, опираясь на полированную поверхность столешницы из дубового дерева, как трактирщик тюдоровских времен, либо притворяться, что протираешь несуществующее пятно от кофе. Это давало Ричарду ощущение причастности без непосредственного участия. В распоряжении постояльцев, готовый ответить на любые их вопросы и исполнить любые пожелания, если таковые возникнут, но с достаточно отстраненным выражением лица, чтобы гости дважды подумали, прежде чем обращаться. К счастью, завтрак уже подходил к концу, потому что Ричарда занимали другие заботы.