Словесный опус созданной культуры блага как истории - Атталь-Бушуева Анна

Анна Атталь-Бушуева

Словесный опус созданной культуры блага как истории

Пролог:

«В любви, за конвенциональной маской сложных слов ты думать за него готов, в душе, от совести её исконной твоя обыденность расспросит, что ходит идеалам позади любовной схожести расти и формы принимать уже»..

Твой блёклый возраст времени и ран игры над прошлым, ведёт на воле облачения свободы свой пророк, его урок и видимое время из песка. На косности, что объясняет холод под упрёком, сложившегося кванта, соединять свой стиль художественной памяти свободы, как социальный нрав и полдень жизни, на гласности другого переплёта, спускающегося обыденным, моральным сном на воле поколений из души. Её символической оконцовки, в чёрных снах конвенционального устройства систем безопасности, желающих управлять своим страхом жизни и мечтой идеала. Зачем то ждёшь пародии на социальный свет, внутреннего предела пояснения своей тоски из маски фантастического мира вопросов, над самим собой. Из слов, уже убеждённого права создавать логико этическое понимание мира, в стихотворном изучении форм катарсиса эгалитарной сущности свободы принимать себя ты узнаёшь конечный код деструктивного света свободы, за планетным обращением мифов к конечности жизни, после твоей.

Ещё бы стать тебе упадком лирики и чувства, над собственным лекалом осторожного рождения свободы красоты, как психологии восприятия науки, в её тонкости умственной озабоченности миром. Сквозь рамки иллюзий бежит твоя историческая тень, оказуаленная надо всем: свободным и идеальным, в состоянии мира человеческого означения быть живым. Но долгий вечер символизма конечного притязания стать объективным, учтиво преподносит каждый человек, в слаженной роли систем мирной эволюции свободы, перед желанием управлять ей. На каждом шагу измышляет он свет идеальной рамки существования собственной красоты, её усовершенствованного мифа быть краше, чем прошлое сияние опыта исторической свободы, в верности понятий социального права соединять законное умо сложение культуры человеческого. Ей слепок человеческой причины свой философский род любви, в культуре декаданса соотносит, как тень истории сложившегося фарса аллегорий, над каждым поколением человеческого совершенства: жить и понимать идеалы земного. Их философский возраст и притчи, внутри осмысления другого права, его возможности конвенциональных опор на идеалы, ещё не слитых нужд каждой души, увенчанной робостью от сложившегося права жизни. На пустоте окна которого, ты ждёшь рассвет, опустошённых феноменов понимать их декады, в возрасте служения психологии истины, на её уровне притязания к социальной конвенции модели субъективной красоты каждого человека.

Многообразно ли, вопрос окажет стилю философской глубины, тот поворот и метафизику родства свободных черт одушевления внутренней тоски, на части раздираемого мира аллегорий каждого. Чем больше вклад литературной красоты лирики нисходит на время, соединяемое перед внутренним восторгом жить, на той же ветви эволюции философского разума, тем чище твоё осознанное построение психологического света свободы. За ум цепляется его вклад, на социальном движении быть нужным, по счастью эгалитарным и внутренне свободным от элит, что будущее как прогресс состояния времени, осознаёт твою идентичность, в собранной экспозиции комплекса человеческих чувств, художественно выраженных к социальным диалектам потустороннего света осознания личности другого в себе. Чтобы схожесть расти во внутреннем освоении своих желаний, как социальных прав и нужд определения эгалитарной точности коммуникации души, всегда осознавала метафизику рождения пафоса свободы, от чувства формальной красоты, образования идентичной природы целости, в целом идеале состояния современного мира человека. Его условных надежд и времени на последний рост формальной глубины образа аналитического мышления, как права на идентичность человеческого чувства красоты, вопроса отражать вольный подход к мечте о социальной роли последнего в обществе, на шансах быть благоразумнее прошлого.

Прошлое в чёрном цвете слова

Не выдуман сюжет давно забытой сказки,

Загадкой отражает повседневное любви

Твоя модель утерянной повадки,

Что чёрной степью подвывает нам теперь,

Её ты отражаешь и идёшь,

Стучит лишь холод подлинной свободы

На прошлом пережитке, где живёшь,

И память та усеяна от моды

На полуразвалившейся струе

Всё могущих, ещё сказать о прошлых

Вопросах долгожданной воли мне,

На топорном уюте из предания.

Войдя на тот причисленный восторг

Война на свете много явленной отравы

Свой царственный достигнет поворот,

Что убеждает боль лишь проходить за право

Свободы те, нелишних стен вокруг

Твоей награды побеждать, что тут

Усеяла свой памяти источник,

И в книгах ветром извлекает рок,

За многодневной поступью беды,

На чёрном, световом предгорье лиц

Ты набираешь воздуха за миг,

Природы окаймлённой серой мглы,

Её утопия, в характерах ползёт,

Настигнет чёрт свою нетленную преграду,

И ропот человеческих невзгод

Не понаслышке будет радоваться аду,

Взирать на свой почтенный переплёт

У книжной полки каменного зала,

На том ходу обычного раската лиц,

Им миром настигает шорох нищих,

И все они плывут по стаям птиц

Наследников апокрифа по лицам

Культуры повседневных верениц,

Взыскующих наследие продать обычно,

Что пишет слёз черта как говорит

Так будет, и воздаст глаголом Солнце

На том вопросе жажды бытия

Невысказанной праву доли в прошлом.

Лишь цветовой этюд формально испросил

Как человек по серой нише был ему

На данном расстоянии в аду

Настолько счастлив и обычно беден,

Что мнительность настигла суету,

И стены мифов расплескали рок

По лицам от апокрифов на толк,

Не восходящих ужасом пропащих

Искусств сознания глотать войну,

На смыслах чёрной разницы, в аду

Похожей суеты и дома снов,

В чьём мире пропасть выставляет толк

На ложь космической одежды наяву,

И тёплый стан твоей судьбы, идёт,

Через вопросы идеалов на порог

Немыслимых надежд усвоить рок,

Пропавших, чёрных лет и пустяков,

Из чьих то мыслей, сложенных ему

На сожалении обратному к лицу

Кровавой темноты из поля звёзд.

Они, по тлу космической программы ждут,

Что истина, в твоей руке надежды

Испросит жить, или вражду её

Апокрифа, по праву быть на роли,

Бежать, невыдуманной сном

Надежды, в сказке совершать мечту,

Что утомляет их кровавый стыд

Моральной точности эквивалента пут,

Осмысленных той жизненной игрой,

На одинокой ставке личного ума

Тебе, тот чёрный сон сказал едва

Прощальный свет на лирике природы,

И в том развитии утерянных надежд

Ты правишь ими после смысла там,

Куда, не пролегает ветвь любви ещё,

На жизненной основе права долга,

Дождаться в смерти истину одну,

И выстоять ей памятник вопроса,

Что озаглавит звёзд скупое чрево

Перед раскатом зарева в аду.

Поймёт, то слово истины портрета,

Сказав насмешнику подобие былин,

Что был едва один и прошлый рай,

За чревом уготовил нам усталость,

Ему излито серой маской грёз

Туманы расстояния под нишей,

В чьей воле исторически живёшь,

И дышишь кровью облачения ума,

За взятый противо войны

Свой чёрный крест и волю от добра,

Лишь подходя над эполетом весь

Искрится вой фатальных переливов,

На окровавленной заре ума,

Что прошлым ждёт, и в чёрном глубина

Просила той свободы большинства,

На слове человеческих апокрифов ещё

Сложить идеологии над сном,