Нет, не курю, просто воздухом дышу, ответила она, отворачиваясь, слезы чуть подсохли, но не факт, что не оставили следов туши на лице. Пальцами провела под глазами.
Пойду, не буду мешать.
А ты мне не мешаешь, сказал он, закуривая. Хочешь? Мальборо, классные, у фарцы доставал.
А давай, вдруг согласилась Ася, наполнившись духом «будь-что-будет», и осторожно вытащила сигарету из протянутой Сашей пачки. Она сильно рисковала опозориться, поскольку опыт курения у нее был невелик: в школе на выпускном, да пару раз в колхозе на картошке, с кашлем и тошнотой с тех пор не пыталась даже на вечеринках. Неловко и неуклюже, но все-таки раскурила сигарету от тонкой струйки пламени Сашиной зажигалки, осторожно затянулась, выпустила дым, сдерживая уже подступающий кашель. Мимо промчалась, спускаясь с пятого этажа, компания хохочущих девчонок. Веселов проводил их взглядом, прищурившись, глянул на Асю.
Что-то мы редко встречаемся, все дела, дела сказал, растягивая слова, будто ему было лень говорить.
А где же мы можем встречаться? удивилась Ася и тут же поправилась, поздним зажиганием поймав двусмысленность вопроса. То есть, почему мы должны встречаться?
Ну, где угодно, если пожелаешь ответил он.
Ася уставилась на случайного собеседника. Нарвалась, что называется. Этого еще не хватало! Только не этот Она держала сигарету, не зная, что делать дальше, жалея о спонтанном согласии покурить. Уйти было неловко, курить и поддерживать разговор, направившийся не в то русло, не хотелось. «Будь-что-будет» получилось неудачным, обострив ощущение неполноты собственной жизни.
А ты курить не умеешь усмехнулся Саша, добавив горечи в Асину чашку.
Ну да, не умею, а что? с вызовом спросила она и решилась: И вообще, мне идти надо. Спасибо. Пока. Извини.
Она потушила сигарету, сунув ее в консервную банку с окурками, и пошла прочь.
Так ты не ответила, как насчет встретиться? ударило ей в спину.
А ты хоть знаешь, как меня зовут? спросила она, обернувшись.
Не вопрос. Ну так что?
Нет, спасибо, нет быстро сказала она и помчалась по коридору, хлюпая расстегнутым сапогом.
Лариса сидела в убранной комнате, суровая и одинокая, удачливый воздыхатель умчался в неизвестном направлении, трофеем оставив на столе магнитофон.
Куда ты запропастилась? У меня же и ключа нет от вашей комнаты, Лёлька меня оставила, сама убежала и ключи унесла.
Я же еще и виновата! буркнула Ася.
Ладно, не злись, это ты нам весь кайф поломала.
Ну извини, надо было табличку на дверь повесить: «Не ломайте кайф, убьет!» съязвила Ася.
Лариса хмыкнула, ничуть не смутившись смущение не состояло в списке её характеристик, как, впрочем, и постоянство.
И даже не спросишь, с кем я была? поинтересовалась она, подходя к двери.
Нет, мотнула головой Ася.
Если это её и интересовало, то на данный момент в последнюю очередь. Едва за Ларисой закрылась дверь, она скинула пальто, глотнула воды прямо из носика чайника, пытаясь разбавить горечь, оставшуюся во рту после сигареты, и занялась молнией, пытаясь высвободить мокрую ногу из плена сапога.
Когда вернулась Лёля, Ася спала, свернувшись клубочком на кровати, на полу валялся сапог с поломанным замком, а боевой трофей магнитофон «Комета» перематывал тонкую коричневую ленту пленки, с которой текло мелодичное «Cos for twenty-four years I've been living next door to Alice».
Ася проснулась, падая со скалы, о подножие которой разбивались черные волны, разбивались и уползали, чтобы вновь вернуться и по-мазохистки добровольно удариться о каменную грудь. Причины падения Ася не знала ей никогда не удавалось запоминать сны. Иногда она тщетно пыталась ухватить сновидение за хвост, вернуть его, но в данном случае этого совсем не хотелось: она облегчённо вздохнула, обнаружив себя в своей комнате, уже погруженной в полумрак, лишь над Лёлиной кроватью теплился круг света от маленькой бра. Подруга читала, носом уткнувшись в книгу. За облегчением пришла паника. Ася схватила часы, лежащие на столе. Без четверти семь! А спектакль начинается в половине восьмого. Она вскочила, заметалась, закружила по комнате.
Аська, что, что случилось? подала голос Лёля, оторвавшись от книги.
Опаздываю! Почему ты меня не разбудила? Я ведь четыре часа продрыхла
Куда опаздываешь?
В театр же, я тебе говорила, ты же отказалась идти!
Ох, ну забыла я, виновато протянула Лёля, откладывая книгу. Тебе куда ехать?
В Ленсовета.
Тем более, умиротворенно протянула подруга. Не вижу причин для паники. Успеешь.
Причин паниковать на самом деле не было одна станция метро и вот он, ДК Ленсовета но на сапоге окончательно сломан замок, и голова гудела после сна не зря мудрая Асина бабушка никогда не давала ей спать в предвечернее время, когда солнце клонится к закату.
Ася умылась и застряла у зеркала, в простенке между шкафом и кухонной полкой, восстанавливая порушенный сном макияж и критически разглядывая себя. Коротко подстриженные волосы неопределенного цвета, который называют русым, мальчишеское лицо когда Ася надевала куртку и брюки, ее иногда принимали за мальчика прыщик на подбородке, упорно возвращающийся на свое место, несмотря на все ухищрения, румянец на щеках не от здоровья, а от того, что болела голова. Ася потрогала лоб, с тоской подумав, что, кажется, опять поднимается температура. Простыла, пока прыгала в мокром сапоге. Вздохнула, подправив подводку на левом глазу, заморгала от попавшей в глаз туши, едва сдержав слезу. Испорченный сапог так и не просох, но ни другой пары, ни времени найти что-то на вечер уже не было. Лёля носила обувь на два размера больше. Ася надела сапог, села на стул:
Зашивай!
Лёля стянула замок крупными стежками, пару раз попав иголкой в ногу. Когда работа и сборы были закончены, времени осталось ровно столько, чтобы добежать до метро и впритык приехать в ДК. Ася влетела в здание дворца культуры, и в фойе настойчиво зазвенел звонок, созывая зрителей на места. Сдав пальто, она поправила влажные от спешки волосы и поднялась наверх, в бельэтаж, по пути купив у потрясающе питерской старушки-капельдинера программку. Едва устроилась на своем месте, как сверкающая люстра под потолком начала меркнуть, погружая зал в темноту, тяжёлые багровые полотнища занавеса медленно расползлись по сторонам, а на открывшейся взорам сцене софиты высветили декорацию, в которой и проходил весь спектакль купе вагона, несущего персонажей навстречу судьбе и производственному конфликту.
Московский актер играл совсем иного героя. Он был убедителен, он искренне терзался сомнениями и боролся за то, что считал правильным, но пьеса приобрела другое звучание, в ней не было той страсти, пропал тот пульс, который заставлял биться пылкий Смолич. Так думала Ася, смотря на сцену и представляя там, в кругу прожектора, другого актера и злясь на себя оттого, что снова простыла, и что поднимается температура. Было жарко и душно, пылали щеки, боль стучала в висках, пересохло во рту и очень хотелось есть.
В антракте Ася отправилась в буфет, решив позволить себе, несчастной простуженной, чашку кофе, бутерброд и пирожное. Пока спускалась с бельэтажа, в буфете уже выстроилась очередь желающих отведать театральных закусок здесь всегда продавали свежайшие пирожные буше, манящие теплым шоколадным блеском, пышные эклеры и скромные, но не менее аппетитные песочные полоски в глазури, а в воздухе витал кофейный аромат. Ася пристроилась в конец очереди, за немолодой парой, беседующей о достоинствах и недостатках МХаТа, он в костюме в полоску, она в длинном вечернем платье, ажурной плетеной шали, накинутой на плечи и туфлях на высоком каблуке словно странные птицы среди разношерстной, по-будничному одетой публики.