Я слышу, как «Ламбретта»[1] Тома подъезжает к крыльцу; он всегда хотел такой мотороллер и купил себе его правда, подержанный, когда мы переехали сюда. Он ездит на нем на станцию и обратно. Это дешевле, чем содержать две машины, ведь все свободные деньги, которые мы накопили, ушли на расширение дома.
Потом хлопает входная дверь. Том вбегает на кухню, его лицо выражает сильное беспокойство. На нем очки в модной черной оправе, которые он купил, когда начал работать в финансовом отделе технологической компании больше года назад. Том считает, что они придают ему больше серьезности. На лицо падает светло-русая челка, джинсы плохо сочетаются с льняной рубашкой и с пиджаком. Что бы он ни надел, все равно будет выглядеть как студент. От него пахнет Лондоном дымом, поездами, латте навынос и чужими дорогими запахами. Снежок вьется вокруг наших ног, и Том наклоняется, чтобы рассеянно погладить его, но все его внимание приковано ко мне.
О господи, с тобой все хорошо? Такой шок как ребенок? спрашивает он, выпрямляясь.
Все в порядке. Мы в полном порядке, отвечаю я, защитным жестом кладя ладони на свой живот. Полиция все еще в саду. Они опросили меня и строителей, а теперь повесили ограждающую ленту, поставили палатку и все такое.
Черт. Том смотрит мимо меня в окно, на то, что творится в саду, и выражение его лица на несколько секунд делается мрачным. Затем он поворачивается ко мне. Они что-нибудь сообщили тебе?
Совсем немного. Это человеческий скелет. Кто знает, как долго он там пролежал Насколько я знаю, ему может быть несколько сотен лет.
Или он мог остаться со времен римского владычества, говорит Том, криво улыбаясь.
Вот именно. Возможно, он лежал здесь еще до того, как построили Скелтон-Плейс. То есть до Я хмурюсь, понимая, что не могу вспомнить дату.
Тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. Конечно, Том это знает. Ему достаточно прочитать что-то один раз, чтобы запомнить. На викторинах он всегда первым отвечает на вопросы в разделе «Общеизвестные» и постоянно ищет всякие мелкие факты на своем смартфоне. Он полная противоположность мне: спокойный, прагматичный, никогда не реагирует на что-либо слишком остро. Хотя это выглядит достаточно серьезно, вслух размышляет Том, не отрывая взгляда от того, что творится в саду.
Я смотрю туда же. Появляются еще несколько полицейских с поисковыми собаками на поводках. Неужели следователи подозревают, что здесь есть еще трупы? Мой желудок сжимается.
Том снова поворачивается ко мне, его голос серьезен.
Мы уж точно не ожидали такого, когда переехали в деревню.
Несколько секунд мы молчим, потом начинаем нервно смеяться.
О господи, говорю я, прервавшись. Мне кажется, сейчас не время для смеха. Все-таки это была чья-то смерть
Но эти слова вызывают у нас новый приступ хохота.
Многозначительное покашливание заставляет нас умолкнуть, и, повернувшись, мы видим женщину-полицейского в форме, стоящую у задней двери. Это дверь сделана в «конюшенном» стиле[2], и сейчас открыта только верхняя половина, поэтому женщина, по пояс скрытая нижней половиной двери, выглядит так, будто собирается показать кукольное представление. Да и смотрит она на нас словно на непослушных школьников. Снежок начинает лаять на нее.
Спокойно, все хорошо, говорит Том, обращаясь к псу.
Извините, что вмешиваюсь, говорит женщина, однако, судя по ее виду, это извинение просто формальность. Я стучала, но никто не ответил. Она открывает нижнюю половину двери и теперь стоит на пороге во весь рост.
Ничего страшного, отзывается Том и отпускает Снежка, который тут же бросается к женщине, чтобы обнюхать ее брюки. С легким раздражением та отодвигает его ногой.
Полицейский констебль Аманда Прайс. Она старше нас лет на пятнадцать, с темными волосами и пронзительными голубыми глазами. Могу я получить подтверждение того, что вы являетесь владельцами этого дома? Том Перкинс и Саффрон Катлер?
Формально владелица моя мать, но я не хочу усложнять ситуацию упоминанием об этом.
Да, подтверждает Том, выразительно взглянув на меня. Это наш коттедж.
Тогда все верно, констебль Прайс кивает. Боюсь, нам придется немного задержаться здесь. Есть ли кто-нибудь, у кого вы могли бы остановиться на ночь? Может быть, на выходные?
Я думаю о Таре, которая сейчас живет в Лондоне, и о моей школьной подруге Бет, в Кенте. Друзья Тома проживают либо в Пуле, откуда он родом, либо в Кройдоне.
Мы живем здесь совсем недолго, у нас еще нет друзей поблизости, отвечаю я, и это заставляет меня задуматься о том, насколько мы изолированы здесь, в этой деревне в самой глуши.
Ваши родители живут поблизости?
Том качает головой.
Мои родители в Пуле, а мама Саффи в Испании.
Мой папа живет в Лондоне, добавляю я. Но у него только двухкомнатная квартира
Констебль хмурится, словно считает все эти сведения совершенно излишними.
Тогда позвольте предложить вам временно переехать в гостиницу, только до воскресенья. Полиция оплатит вам расходы за причиненные неудобства. Это только на то время, пока на месте преступления идут раскопки.
Слова «место преступления» и «раскопки» вызывают у меня тошноту.
Когда можно будет возобновить строительство? спрашивает Том.
Констебль вздыхает, как будто этот вопрос совершенно неуместен.
Боюсь, вы не сможете пользоваться этим садом, пока не закончатся раскопки и вывоз скелета. Вам придется подождать, пока не поступят сведения из SOCO. Из отдела следственной криминалистики, уточняет она, когда мы смотрим на нее с озадаченным выражением лица.
Так вы считаете, что это преступление? спрашиваю я, бросая на Тома обеспокоенный взгляд. Он пытается улыбнуться мне, чтобы успокоить, но эта улыбка напоминает гримасу.
Мы рассматриваем это как место преступления, именно так, говорит Прайс, как будто считает меня невероятно глупой. Но никакой другой информации она нам не дает, и я чувствую, что спрашивать бесполезно.
Мы живем здесь всего несколько месяцев, повторяю я, сочтя необходимым объяснить это на случай, если суровая дама-офицер решит, будто мы могли иметь к этому какое-то отношение будто у нас есть привычка прятать трупы в саду. Он мог лежать здесь годами столетиями, возможно
Но выражение ее лица заставляет меня умолкнуть.
Констебль Прайс поджимает губы.
Я не имею права сообщать сейчас что-либо еще. Криминалисты дали запрос на присутствие судебного антрополога, дабы подтвердить, что кости человеческие. Мы будем держать вас в курсе.
Я думаю о руке, которую видел Карл, по его собственным словам. Вряд ли приходится сомневаться в том, что останки человеческие. После нескольких секунд неловкого молчания констебль Прайс собирается уходить. Затем останавливается, как будто что-то внезапно вспомнив.
Ах да, и не могли бы вы покинуть этот дом в течение часа, будьте так любезны?
Мы смотрим, как она выходит в сад на нашем заднем дворе, в этот ужасный мир полицейской криминалистики, и я стараюсь не заплакать. Том молча берет меня за руку, будто не находя слов утешения.
И вдруг до меня доходит, что это действительно происходит. Дом нашей мечты, наш прекрасный коттедж, теперь стал местом преступления.
* * *
К счастью, в деревенской гостинице «Олень и фазан» есть свободный номер, где мы можем остановиться, и туда можно заселяться с собаками. Каждый из нас собирает себе одну сумку с вещами, и Том настаивает на том, чтобы нести обе, а я беру Снежка на поводок.
Хозяйка гостиницы Сандра Оуэнс смотрит на нас вопросительно.
Но ведь вы же новые владельцы коттеджа Скелтон-Плейс, разве не так? спрашивает она, когда мы заходим поесть в паб при гостинице. После переезда в Беггарс-Нук мы были в пабе всего один раз, и то на обеде в воскресенье в прошлом месяце. На нас произвели глубокое впечатление стены, со вкусом выкрашенные в бледно-зеленый цвет краской «Фарроу энд Болл»[3], типичная сельская мебель и вкусная домашняя еда. Очевидно, что паб был заново отремонтирован, когда пять лет назад он перешел в собственность Оуэнсов.