Так вот Джон Тренчард и обнаружил себя той февральской ночью стоящим на куче рыхлой земли в глубине дыры. Сердце его то распирала отвага, то сжимал страх, однако всего сильнее ощущал он огромную жажду найти бриллиант Черной Бороды.
Я извлек из кармана огниво и свечу, вскорости пламя ее разгорелось достаточно ярко, дав мне возможность увидеть с большим облегчением, что по крайней мере возле меня никто не стоит. Дальше, однако, путь мой лежал в коридор, где могло меня ожидать любое. Тем не менее я без колебаний продолжил свою авантюрную вылазку.
Шел я медленно большей частью из-за того, что боялся куда-нибудь провалиться, и на ходу подстегивал себя мыслями о большом бриллианте, который наверняка ожидает меня в конце коридора. Ох, сколько же я смогу всего сделать с таким богатством! Куплю мистеру Гленни лошадь, Рэтси новую лодку, а тете Джейн, хоть она и была так сурова со мной, шелковое платье. Я стану самым важным человеком в Мунфлите, даже важнее и богаче, чем мистер Мэскью, построю каменный дом на морских лугах, чтобы из его окон открывался лучший вид на залив, женюсь на Грейс Мэскью, счастливо с ней заживу и буду рыбачить.
Свечу я старался держать как можно дальше перед собой, постоянно что-то насвистывал, таким образом заглушая страх одиночества, и шаг за шагом спускался все ниже по коридору. Ни Черная Борода, ни кто-либо другой пока не пытался препятствовать моему пути. В подземелье, кроме себя, никого я не замечал, однако на земляном полу отчетливо были видны следы от ботинок, а потолок закоптился от дыма факелов. Это меня беспокоило. Что, если те, кто ходил здесь, уже обнаружили бриллиант и присвоили?
Я столь долго описывал вам свой поход, словно он длился милю, да именно таково той ночью и было мое ощущение, и только позже мне стало ясно: длина коридора составляла не более двадцати ярдов, после чего он упирался в каменную стену. Разочарованный, я уже было пустился в обратный путь, когда заметил в стене неровный пролом, а за ним еще какое-то подземелье. Прежде чем двинуться дальше, мне хотелось понять, куда попаду. Нижняя часть пролома образовывала высокий порог. Я с затаенным дыханием встал на него и просунул внутрь руку, в которой держал свечу, но, даже еще не успев как следует разглядеть, что именно выхватило из тьмы ее пламя, уже знал, куда вывел меня коридор. За проломом в стене простирался склеп Моунов.
Представлял он собой весьма просторное помещение, гораздо больше класса, где мы занимались с мистером Гленни, но с потолком куда более низким от пола всего девять футов. Собственно, пола как такового не было, ноги мои ступали по мягкому влажному песку, и сердце бешено колотилось в моей груди от осознания, где я нахожусь, и воспоминания о таинственном шуме, который поднялся здесь во время достопамятной воскресной службы.
Первым делом я посмотрел на темные углы и, не заметив там вроде бы ничего для себя угрожающего, начал смелее оглядываться по сторонам, внимательно подмечая все, попадавшее в поле моего зрения. Стены и потолок склепа были из камня. В конце склепа находилась вверх лестница, вела она к плоскому каменному люку тому самому, чью внешнюю сторону с кольцом я видел в церкви. По стенам шли каменные полки, напоминавшие увеличенные книжные стеллажи, только вот вместо книг стояли на них гробы Моунов. А вот центральная часть помещения была занята совершенно другим. Там громоздилось множество бочек и бочонков всевозможных форм и размеров, начиная с огромной бочки, способной вместить в себя до тридцати галлонов, до маленькой, в которой мог поместиться только один. На каждой из них были начертаны белой краской разные цифры и буквы, видимо, обозначавшие, что именно и какого качества там налито. Это было и впрямь открытие. Вот ведь шел по подземному коридору в надежде найти латунный или серебряный сундучок, подняв крышку которого стану обладателем сверкающего бриллианта Черной Бороды, а забрался в склеп Моунов, всего-навсего приспособленный под склад господами контрабандистами. Это мне стало ясно сразу. Потому что никто не додумался бы держать в столь неподобающем месте спиртное, если оно добыто легальным путем и за него честь по чести уплачена пошлина.
Обойдя весьма многочисленное количество бочек, я вдруг налетел ногой на одну из них. Была она, по-видимому, почти пуста и от удара исторгла глухо-гулкий звук, в точности походивший на буханье (только гораздо тише), которое раздавалось под церковью. Я с гордостью убедился, насколько был прав, сомневаясь, что дерево старых гробов могло поднять такой шум. Его источником, разумеется, были бочки.
Наводнение здесь оставило отчетливые следы. О пережитом стихийном бедствии свидетельствовали и грязь на полу, и испарина на позеленевших стенах, доходившая почти до самого потолка, по которой легко было определить, сколь высокого уровня достигала вода. Сюда даже невесть каким образом занесло несколько тонких водорослей и маленького крабика, который, все еще живой, метусился в углу. Гробы, однако, потоп практически не потревожил. Общим количеством двадцать один, они оставались лежать в своих нишах на полках. Большая часть их была сделана из свинца, а значит, даже высокая вода не подняла бы их. Деревянные, да и то не все, потоп слегка подвинул, однако с полок не смыл. Лишь единственный сорвало с места, и теперь, после ухода воды, он лежал вверх дном на полу.
Склад вызвал сперва у меня недоумение. Чей он, каким образом в него могли тайно доставить столько спиртного и как получилось, что, проводя рядом с ним почти каждый день столько времени, я не углядел даже тени присутствия контрабандистов? Ясно мне было только одно: это они превратили во вход сюда тот самый саркофаг, на плоском камне которого я так любил сидеть, разглядывая морские дали. Чуть погодя до меня начало доходить еще кое-что. Вспомнилось, как старательно пугал меня Рэтси историями о Черной Бороде; как Элзевир, никогда не ходивший в церковь, внезапно возник там тем самым воскресным утром, когда раздались тревожные звуки; какой у него, известного своей львиной храбростью, сделался испуганный вид, едва они стали отчетливо слышны, и, наконец, как я застиг его с Рэтси на церковном дворе, когда мастер Рэтси лежал, приложив к стене ухо. Три случая, сопоставив которые, я словно прозрел. Ведь выходило, что Элзевир и Рэтси знают куда больше о тайном хранилище, чем многие остальные, а значит, рассказы их про Черную Бороду, роющего по ночам среди могил, просто выдумка, чтобы люди старались темной порой держаться подальше от церковного двора. И не Черная Борода со старинным своим фонарем, а контрабандисты ходили там с фонарями той ночью, когда я бегал за доктором Хокинсом. По-видимому, они затаскивали в подземелье очередную партию нелегального груза.
Найдя столь важное для себя объяснение, я расхрабрился и снова задумался о сокровище. Где и как мне его найти? Подземелье сильно меня разочаровало. Ни сундуков, ни бриллианта. Одни лишь гробы да бочки с голландским джином. Я, за отсутствием других планов, решил повнимательнее приглядеться к гробам, надеясь найти подсказку в какой-нибудь надписи. Но на свинцовых надписей не было, а на тех деревянных, где еще сохранились таблички, текст почти полностью уничтожила ржавчина.
Удрученный и обескураженный, я уже сожалел, что забрался сюда. Надежда на бриллиант испарилась, а общество стольких покойников, собранных на достаточно узком пространстве, навевало тоску и скорбь. Ком подкатывал к горлу при виде древних щитов, захороненных вместе с их почившими владельцами, обрывками знамен, с которыми они некогда воевали. И засохших венков последнего знака преданности любящих сердец, проявленной столетия назад. Иные из них под воздействием времени и влаги прилипли к крышкам гробов, иные валялись рядом, втоптанные в песок.