Когда-то в детстве бабушка рассказывала мне, что эта мотанка непростая. Много столетий назад одна добрая женщина сделала ее для своей дочери, отметив печатью родительского благословения. А потому в сложные для ее хозяйки времена кукла способна оживать.
Если тебе понадобится помощь, говорила бабуля, поставь перед ней тарелку с кашей и скажи: «На, куколка, покушай, моего горя послушай». Куколка поест и поможет советом или даже действием. И помни, милая, никому эту куклу не отдавай, всегда при себе держи.
А если ее украдут, бабушка? спросила я тогда.
Украсть ее невозможно, внученька. Она к тебе от любого вора вернется. Другое дело, если ты ее чужому человеку своими руками отдашь. Тогда она у него насовсем останется.
Теперь же я смотрела на древнюю мотанку и с возрастающим удивлением понимала: кукла не хочет, чтобы ее продавали. И настойчивая покупательница ей совсем не нравится.
Я подняла на женщину взгляд, и перед моими глазами вдруг встала старая бревенчатая изба с пучками сушеных трав на стенах и связкой крысиных хвостов на закопченной печке. Возле печки стояла сгорбленная крючконосая старуха в ветхом платье с кучей грязных заплат и протягивала ко мне тощую руку с узловатыми пальцами.
Отдай, Василисушка, мне свою куколку, сказала глубоким низким голосом старуха. А я тебе взамен не только огня дам, но и злата-серебра, сколько душа пожелает. С этаким приданым тебя за себя и купец, и королевич возьмет. Злая мачеха обижать тебя больше не сможет. Уйдешь от нее, как сыр в масле кататься станешь!
Нет!
Я прижала к себе мотанку и дернулась в сторону. Видение исчезло. Я снова была в своем магазине, а передо мной стояла женщина, которая теперь неуловимо походила на крючконосую.
Она не продается! громко, почти истерично, сказала я. Не продается, понимаете?! Ни за шестьсот тысяч, ни за восемьсот, ни за два миллиона!
Клиентка поджала губы.
Уходите, продолжала я. Мне нечего вам предложить.
В глазах женщины появились нехорошие огоньки.
Хорошо, прошипела она. Я подожду еще. Однажды она все равно станет моей. Думаю, ваша дочь будет сговорчивее, чем вы, милочка.
Она развернулась и вышла за дверь. Я несколько секунд стояла на месте, а потом выбралась из-за прилавка и выглянула из магазина на улицу. Там было пусто. Где-то далеко, у перекрестка, неторопливо шагала по тротуару сгорбленная старушка. Она доковыляла до светофора, осмотрелась по сторонам, будто желая убедиться, что поблизости никого нет, а потом медленно растаяла в воздухе.
Омут
Девушка сидела на краешке деревянного помоста и беззвучно плакала. Слезы ручьем катились по ее щекам и падали в воду большими горошинами, издавая при этом едва слышный булькающий звук единственный, нарушающий тишину душистой летней ночи. Время от времени девушка всхлипывала, тоненько и отрывисто. При этом по ее плечам пробегала волна мелкой дрожи, и вся она словно сжималась в комок.
Я наблюдала за ней примерно две четверти часа, удобно устроившись между тремя сросшимися ракитами. Было интересно, когда эта плакса, наконец, успокоится и уйдет.