Служанка уже ушла, оставив в холодильнике все, что нужно, для любимого питья Пеппер, как правило, заменявшего ей еду. К сожалению, за фигурой приходилось внимательно следить, так как Пеппер была склонна к полноте и не могла позволить себе ничего лишнего. Впрочем, она уже давно привыкла к осмотрительности любого рода.
Отпивая глоток за глотком из бокала, Пеппер думала о мужчинах, которым послала письма и которых знала лучше, чем, может быть, они сами знали себя. Год за годом собирая о них сведения, она с легкостью могла представить, что они думают и что говорят.
Пора было взглянуть на часы, представлявшие собой тонкий золотой браслет, вышедший из мастерской королевских ювелиров. Пеппер не желала ничего такого, что было знаком принадлежности к определенному кругу. Пусть другие носят свои «ролексы» и «картье». Ее часы сделаны по специальному дизайну и не имеют никакого отношения к воплям моды. Через двадцать лет они будут выглядеть не хуже и носить она их будет с не меньшим удовольствием, чем теперь.
Выбранный на вечер костюм лежал в ожидании на кровати, так как Пеппер не забыла утром оставить записку служанке. К одежде она относилась с таким же вниманием, как ко всему остальному.
Сегодня она решила надеть модель от Валентино. В отличие от многих известных дизайнеров, Валентино считался с тем, что не у всех женщин шесть футов роста. Черный бархатный костюм состоял из короткой обтягивающей юбки и бархатного верха с длинными рукавами и тюлевой вставкой от груди до талии, обтягивавшей тело, как вторая кожа. Если бы в фигуре Пеппер был хотя бы небольшой изъян, костюм смотрелся бы ужасно.
Первым делом Пеппер приняла душ, наслаждаясь теплом и, как кошка, потягиваясь под струями воды. Такую Пеппер не знал никто — чувственную и чувствительную женщину в облаке любимых духов, которыми она пользовалась так давно, что была вся пропитана ими.
Выйдя из-под душа, она насухо вытерлась и аккуратно смазала тело лосьоном. В двадцать восемь лет, если доверять науке, кожа начинает стареть, однако, даже не глядя в зеркало, Пеппер знала, что ее кожа не только в порядке, но и привлекает к себе взгляды всех без исключения мужчин.
Пеппер поджала губы. Как раз время думать о мужской похоти! Когда-то ей хватило ума создать себе имидж в высшей степени сексуальной особы, и это был столь добротный имидж, что никому в голову не приходило в нем усомниться. И не придет!
Взгляд Пеппер упал на крохотный серебристый шрам, и она, помрачнев, прижала к нему палец.
Костюм от Валентино слишком плотно облегал тело, чтобы она могла надеть что-нибудь, кроме особых чулок на круглых резинках, которые купила в Нью-Йорке задолго до того, как они появились в магазинах на Британских островах.
Ожидая, когда лосьон впитается в кожу, Пеппер расхаживала по комнате, стараясь обрести душевный покой. Двери были заперты, окна тоже, и она чувствовала себя вполне защищенной от внешнего мира. Однако Пеппер была слишком умна, чтобы не понимать — если женщина желает выставлять напоказ свою сексуальность, то она непременно вызывает мысли о том, что не справляется со своим телом.
Все мужчины похожи на хищников, и у них прекрасный нюх на женскую слабость. Пеппер постаралась унять вдруг охватившую ее сильную дрожь. Делая вид, будто ничего особенного не произошло, она занялась макияжем с ловкостью, которая дается долгой тренировкой, а потом привела в порядок волосы и надела великолепную золотую цепь с единственным безупречным бриллиантом, который расположился как раз в ложбинке на шее и мгновенно засверкал тысячью огней на ее гладкой золотистой коже. Пеппер редко подставляла свое тело солнцу. Выходных она не признавала, а без выходных какие солнечные ванны?
Без пятнадцати семь Пеппер вышла из дома и села в машину. Подняв сиденье и включив зажигание, она нажала на педаль газа и стала вслушиваться в звуки собственного голоса, рассказывающего ей о Карле Вайнере. Пеппер по возможности старалась знать всё о своих клиентах. К тому времени, как она подъехала к дому на Гроувенор-сквер, биография теннисной звезды навсегда запечатлелась в ее памяти.
Поверх костюма Пеппер накинула короткую пелерину из черного бархата и белой норки с черными пятнами, как у горностая. Это был чистейшей воды театр — необходимый фасад, который Пеппер демонстрировала миру. Привычно делая вид, будто ее не интересует реакция окружающих, она с удовольствием отмечала про себя любопытные взгляды, когда в одиночестве пересекала холл.